— Ты! Рубаху снимай, — бросил Радим Альгидрасу, и мы втроем удивленно вскинули головы, не шутит ли? Однако было видно, что брат Всемилы и не думал шутить. Мы со Златой покосились друг на друга и не стали закрывать дверь до конца. При этом обе сделали вид, что так вышло случайно. Радим стоял к нам спиной, поэтому маневра не увидел. Альгидрас же не отрываясь смотрел на побратима.
— Зачем? — берясь за ворот, наконец спросил Альгидрас, одновременно выбираясь из-за стола.
— Любоваться тобой буду, — недобро пояснил Радим. — Не одному же князю дозволено!
Радим мотнул головой в сторону занавески, за которой в прошлый раз Добронега осматривала руку Альгидраса.
— Я все еще не девка, — отозвался Альгидрас, направившись к занавеске и попутно потянув вверх рубашку.
Радим скрипнул зубами так, что услышали мы со Златой.
— Не надо, а? — почти жалобно попросил Альгидрас, на миг вынырнув обратно из ворота, на что Радим лишь подтолкнул его и задернул ткань.
— А что случилось? — спросила я Злату.
Та пожала плечами, и мы обе синхронно уставились на приоткрытую дверь.
— Ночью, да? — сердито спросил Радим.
— Ай! — раздалось приглушенное. — Да цело все. Ударился просто.
— Делал что с этим?
— Да я еще дома не был!
— Так отчего не был?! — громыхнул Радим.
— Так ты наказал здесь сидеть!
— Послали Боги побратима!
Радим отдернул занавеску так, что та чуть не сорвалась с палки.
— Златка!
Злата быстро распахнула дверь, и я услышала, что Радим просит ее принести капустные листы и ткань.
— Радим, я сам. Я пойду только… — начал было Альгидрас.
— Ты сам сейчас мне правду про ночь сказывать будешь.
Распахнутая было дверь захлопнулась с громким стуком. Я осталась стоять в покоях в ожидании, когда обо мне вспомнят. Ждать мне пришлось минут пятнадцать — не меньше. Я напряженно вслушивалась в негромкие голоса, но слов разобрать не могла. Только слышала, что Радим уже, похоже, не злится. Альгидрас говорил тихо, и тон его был успокаивающим. Затем я услышала голос Златы. Она говорила громче — не таясь, но слов я тоже разобрать не смогла, как ни старалась. А потом дверь скрипнула, и я отшатнулась. Но оказалось, что это всего лишь Злата. Она хмурилась.
— Злат, что там?
Она несколько секунд молча смотрела на меня, потом спросила:
— Олег от тебя вчера засветло ушел?
— Засветло? Нет! Темно было, а что случилось?
— Не знаю, — пробормотала Злата. — Я поутру проснулась, Радимушка уже у вас был. Ночью ничего не слышала, но девчонки сказали, что Радим еще ночью ушел. А Олег… Не заметила, что он левый бок бережет?
— Нет, — я помотала головой, и тут же в памяти всплыло то, как Серый после ухода Альгидраса бросался на забор и грыз брёвна. Мне еще тогда хотелось его успокоить. Точно так же билась собака Велены, когда я стояла за воротами дома, где жил Альгидрас. Выходит… вчера за стеной был кто-то чужой? Свет не горел… Альгидрас меня отвел, мы какое-то время были во дворе, потом вышла Добронега, а он ушел за ворота…
Левый бок бережет? Почему же мы все время говорим о неважном?
Дверь открылась, и на пороге появился хмурый Радим. Он кивнул Злате, и та молча вернулась в трапезную. Посторонившись, Радим быстро провел рукой по ее плечу. Злата на миг перехватила ладонь мужа. Я отвела взгляд. Почему-то меня каждый раз очень трогали их мимолетные жесты. Целый диалог в двух прикосновениях. Его неловкое «прости» и ее мудрое «да что уж там».
Радим вошел в комнату, мимоходом подвинул лампу в центр небольшого стола, поправил вышитую салфетку и наконец посмотрел на меня. Я почувствовала, что сердце сжалось. У Всемилы были проблемы. Ей нельзя было волноваться. И Радим делал все, чтобы избежать волнений. Я едва не задохнулась. Ему же нужно было не просто уберечь ее от стресса! Ему же нужно было, чтобы никто не узнал! Вот почему в доме Добронеги не было ни одной помощницы из деревенских девчонок. Ведь никто не знал! Ни один человек не обращался со мной, как с больной! Меня опасались, меня недолюбливали, надо мной открыто насмехались. Каким-то чудом Радиму удалось скрыть правду. Тут же вспомнилось, как меня не выпускали за ворота после обряда погребения, а потом накачали отваром. Я посмотрела в глаза Радиму, и у меня перехватило горло. В его взгляде было столько боли и беспомощности. Он должен был сейчас наказать сестру за легкомысленность, но он не мог. Он до последнего оттягивал воспитательные меры, сорвавшись сначала на Злате, а потом на Альгидрасе. Что же он чувствовал все те месяцы, когда считал, что Всемила попала в плен? Ведь он понимал, что там никто не берег ее и не осторожничал. Что он почувствовал, получив срезанную косу сестры? Я сглотнула, и мне нестерпимо захотелось обнять Радима, пообещав, что все будет хорошо! Соврать, так же, как Альгидрас соврал Злате полчаса назад.
— Всемилка, — наконец проговорил Радим. Его голос прозвучал глухо. — За ворота ночью ни ногой! Ни к Миролюбу, никуда. Поняла?
— Поняла, — кивнула я, почувствовав стыд. Почему-то до этого я не думала, что мне будет нестерпимо стыдно от того, что может подумать обо мне Радим.
— Миролюб повинился, что это он тебя позвал… на звезды посмотреть, — откашлявшись, продолжил Радим.
Я мысленно извинилась перед Миролюбом, которому тоже, видимо, перепало.
— Мы не…
— Знаю, что «не», — нахмурившись, мотнул головой Радим. — Миролюбу верю.
— А мне нет? — вырвалось у меня.
— Да куда вам, девкам, верить? Вам сегодня один любится, завтра другой, — неловко ответил Радим.
— Зачем ты так? — не удержалась я. — Злата кроме тебя никого не видит!
— Знаю, — дернул плечом Радим. — Не про Златку я.
Конечно, не про Златку, а про меня. Это же я вчера целовалась с Миролюбом, а сегодня с утра зачем-то провоцировала Альгидраса. То есть понятно зачем — разозлилась, но это же все…
— Радим, я не буду тебя тревожить больше! — искренне пообещала я, твердо намереваясь исправить все, что невзначай разрушила Всемила. Я ведь другая. И Радим привыкнет к тому, что ему не нужно жить в постоянном напряжении.
— Всемилка-Всемилка, — пробормотал Радим, притянув меня к себе и крепко обняв.
Я почувствовала его большую ладонь на своих волосах и вновь подумала, что Радим меня необъяснимо успокаивает. Почему? Потому что я Прядущая и меняю его судьбу? То есть он — мой? Поэтому мне так спокойно, когда он рядом и мы оба в безопасности? Интересно, а Альгидрасу так же спокойно рядом с Радимиром?
— Не ходи из дому одна, слышишь?
В ответ я кивнула, хотя понимала, что наверняка нарушу это обещание.
Весь этот день я провела в доме Радима. Злата вышивала, я гладила кошку, гуляла во дворе и гадала, что же случилось ночью. Альгидрас ушел сразу после моего разговора с Радимом. Сам Радим тоже вскоре ушел, и младшая из девочек по секрету прошептала старшей, что воевода с князем уехали в их, девочек, родную деревню. Шептала она об этом на весь двор, так что мы со Златой тоже оказались в курсе. Впрочем, Злата, похоже, и так знала о передвижениях мужа, а Всемилу то ли берегли, то ли она никогда не интересовалась делами Свири. Мне стало любопытно, уехал ли с ними Миролюб. Я даже подумала спросить об этом Злату, но решила, что только вызову лишние подозрения. А мне это ни к чему. Вскоре мы со Златой принялись пересаживать какие-то кусты. Вскапывая землю, я думала о том, что, будь Злата Всемиле подругой, я бы узнала побольше и о Миролюбе, и о князе. Узнала бы, что меня ждет в случае замужества и знает ли Миролюб о проблемах Всемилы. Последнее меня интересовало особенно.
Небо стало сереть, и я поняла, что хорошо бы добраться до дома засветло, а то кто их знает, эти фонари. Я уже набралась храбрости сообщить Злате, что иду домой, потом вспомнила про обещание Радиму, представила, что мне вправду придется идти одной, и уже собиралась попросить Злату меня проводить, как дверь скрипнула. Старшая из девочек, до этого спрашивавшая у Златы, достаточно ли щепок принесла ее сестренка, прыснула и, подхватив корзину, бросилась из комнаты. Альгидрас улыбнулся уголком губ и посторонился, пропуская хохотушку.
— Вот чую, невеста тебе растет, — усмехнулась Злата.
На этот раз прыснула я. Видимо, от нервов. Альгидрас же снова улыбнулся и ничего не ответил. Ну они же не всерьез, правда? Она же совсем ребенок!
Я посмотрела на хванца. Выглядел он чуть лучше, чем утром. Видимо, успел немного отдохнуть. Хотя до нормального цвета лица ему было еще очень далеко.
Злата бросилась нас снова кормить. Есть мне совсем не хотелось, но было приятно сидеть с ними за одним столом и слушать ничего не значащую болтовню. Уютно. Спокойно. Совсем по-семейному.
Я почти не удивилась, когда Альгидрас сообщил Злате, что отведет меня домой. Та посмотрела на него украдкой, улыбнулась мне и сердечно с нами распрощалась.
На улице на нас снова обращали внимание. Видимо, все-таки побратим воеводы не часто ходил рука об руку с его сестрой. Однако никто нас не останавливал и не окликал. Здоровались, и все. Это было странно: я-то ожидала, что вся Свирь будет поздравлять хванца с удачным выстрелом. Но действительность заставила меня вспомнить слова свирского воина, сказанные вчера: «Свирь — дом воеводы нашего. Олегу домом она никогда не станет».
Наконец мы свернули на безлюдную улочку, и Альгидрас тронул меня за рукав, привлекая внимание. Я обернулась. Он не смотрел в мою сторону, просто сказал на грани слышимости:
— За ворота одна ни ногой. Есть псы в городе, нет — без разницы.
— Вчера за воротами кто-то был? — спросила я.
Альгидрас помедлил с ответом.
— Хватит молчать! — не выдержала я. — Чем больше ты молчишь, тем больше у нас проблем. Я должна знать, что ты сказал Радиму. Зачем-то же ты сообщил, что отводил меня домой.
— Я сказал дружинникам, что на улице нет света. Мы вместе отправились к воеводе. Там дом его матери, и еще он хочет знать обо всем, что со мной тут бывает. Мне пришлось идти к нему и говорить, что у дома Добронеги не горят фонари. Фитили кто-то срезал. Я пробыл до утра у Радима, пока искали, кто. Не нашли. Те фонари десяток людей зажигает да гасит. Собаки столько следов и взяли. Не казнить же их всех? Об этом никто не знает. Мы с тобой, Радим да два дружинника. Остальные, кто и видел, что света нет, худого не подумали.
— Зачем срезали фитили? — дрожащим голосом прошептала я.
Альгидрас вздохнул и четко произнес:
— Кого-то из нас хотели убить.
И зашагал дальше, я же встала как вкопанная. Он некоторое время шел, а потом, заметив, что меня рядом нет, медленно обернулся:
— Что?
— Ты сейчас пошутил? — не веря в этот абсурд, воскликнула я.
— Нет, — в его голосе слышалось даже подобие сочувствия. — Ты на самом деле уславливалась с кем-то встретиться?
Я зябко поежилась. За воротами был кто-то, готовый убить меня или Альгидраса? То есть меня кто-то всерьез собирался убить? Я даже не сразу вникла в суть вопроса, а когда вникла, просто автоматически помотала головой. Да с кем мне тут встречаться? Издевается он, что ли?
— Но кто-то знал, что ты выйдешь.
— Как кто-то мог знать, если даже я сама не знала?!
Альгидрас не ответил.
— Подожди! — озарило меня. — А… откуда ты знаешь, что хотели убить? Тебя ранили? — в ужасе воскликнула я.
— Нет, — мотнул головой Альгидрас и демонстративно двинулся дальше.
Я нагнала его в несколько шагов и пошла рядом.
— Злата сказала, что ты бережешь левый бок. Почему?
— Люблю его с детства, — огрызнулся Альгидрас и указал в сторону: — Нам сюда.
Я послушно свернула на указанную улочку. Здесь тоже было безлюдно. Как он такие улочки находит? Я покосилась на хмурого хванца и поняла, что должна узнать ранили его или нет.
— Что с боком? — требовательно спросила я, хоть и понимала, что он не ответит.
Альгидрас остановился и послушно взялся за ворот рубашки. Я тоже встала как вкопанная и неверяще уставилась на его руки. Он что? Всерьез собирается?.. Я же ждала, что он словами объяснит, что ночью стряслось.
— Оголяться здесь? — не моргнув глазом, уточнил Альгидрас и даже сделал вид, что тянет рубаху за ворот вверх.
— Ну, хватит! — разозлилась я. — Просто скажи, что случилось ночью, и все. И сейчас ты сам «создаешь вот такие трудности», — передразнила я его утренние слова.
И невиданное дело, похоже, он наконец смутился. Во всяком случае, на скулах проступили розовые пятна. Альгидрас оставил ворот рубашки в покое, потер шею поверх повязки, на миг сморщил переносицу и пробормотал:
— Прости. Я не собирался снимать. Устал просто.
Я потерла лицо руками, стараясь отогнать собственную усталость. Если я сегодня с ног валюсь, то как же ему-то тяжело.
— Ты тоже прости. Давай заключим мир.
— Мир? — Альгидрас приподнял бровь.
— У нас говорят: худой мир лучше доброй ссоры.
Он улыбнулся, словно обдумывая слова, а потом на его лицо набежала тень. Ну что опять-то?!
— Чего ты боишься? Объясни!
— Того, что нить одна! — сердито заговорил Альгидрас и пошел по дороге. Мне пришлось догонять его почти бегом. Едва мы поравнялись, как Альгидрас продолжил, не сбавляя шага: — Нить одна, а Прядущих двое! Ты думаешь, почему так не бывает? — в его голосе послышалась злость.
Я не стала сердиться в ответ, вместо этого представила себе нить. Почему нить прядет только один человек? Я вспомнила свои попытки прясть. Потому что вдвоем это неудобно. Но ведь это не буквально. Что он там говорил вчера воинам? Прядущий подхватывает нить, когда та оборваться готова? А если подхватят двое, то могут…
— Боишься, что нить оборвется?
Альгидрас не ответил, но я поняла, что угадала.
— Оборвется, это если каждый в свою сторону потянет. А если мы будем вместе…
— Да как вместе? — устало произнес он. — Мы разные!
— Но мы оба хотим добра Радиму.
Альгидрас усмехнулся и свернул в узкий проулок. Мне совсем не понравилась его усмешка.
— Так вот чего ты боишься? Думаешь, я не желаю добра Радиму?
Мы свернули еще раз и оказались позади домов, там, где шли огороды. Отсюда я безошибочно определила дом Добронеги и уверенно двинулась по тропинке.
— А зачем тебе желать ему добра? Оберегать кого-то это тебе не…
— Цветы в поле собирать, — закончила я. — Я знаю. Просто поверь в то, что мне дорог брат Всемилы.
Альгидрас медленно повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. На его лице было такое скептическое выражение, что я пожалела, что утром врезала ему недостаточно сильно, вон даже синяка не осталось.
— Знаешь, мне плевать, что ты думаешь. Я буду заботиться о Радиме. И все.
— Ага, — покладисто кивнул Альгидрас и пошел дальше.
— А может, ты просто боишься, что я стану для него важнее, чем ты?
— Ночей из-за этого не сплю, — бросил он через плечо и добавил: — В жизни Радима у каждого свое место. Ты не станешь значить для него больше, чем Всемила. Больше уже просто некуда. А я…
Внезапно Альгидрас остановился, будто во что-то врезался, и резко обернулся ко мне. Я в панике оглядела окрестности. В зоне видимости никого не было. Переведя взгляд на юношу, я заметила, что он смотрит на меня в ужасе.
— Что? — не поняла я.
— Она сестра ему, слышишь? — сдавленно прошептал Альгидрас, не отрывая от меня взгляда. — Не думай даже!
— Что не ду… — начала я и, сообразив, что он имел в виду, задохнулась от возмущения. — Ты что решил, что я… что мне… Да ты из ума выжил! Что ты вообще обо мне думаешь? Видеть тебя больше не хочу!
Я зашагала по дороге, по пути сильно задев Альгидраса плечом. И мне даже не было стыдно, хотя подспудно я понимала, что толкнула его как раз в левое плечо, а Злата что-то говорила про левый бок. Все! Хватит! Я уже проявляла сегодня и заботу, и терпение, и понимание! Пусть катится ко всем чертям со своими грязными мыслями!
Он окликнул меня. Я не стала оборачиваться, только отметила, что он не назвал меня «Всемилой», просто крикнул «стой». Я даже не сбавила шага. Пулей влетев во двор, я захлопнула калитку перед его носом, для верности закрыв ее на засов. Я понимала, что, если ему нужно будет, он может обойти двор, но к тому моменту я буду в покоях Всемилы, а если он войдет, я его лично из окна вышвырну, ему даже прыгать не придется.