— Ты можешь ответить по-человечески? Я сегодня очень четко чувствовала твои эмоции. Сперва на базаре. Потом здесь. А началось это вообще еще вчера. А сейчас — тишина.
При упоминании базара он нахмурился и отвел взгляд, но тут же снова посмотрел в мои глаза.
— Ты не чувствуешь ничего, потому что ничего нет.
— Не верю!
— В то, что твои старания пропали втуне? Так мне уже не по возрасту лишаться ума от вида девушек, — его голос звучал насмешливо, и это сбивало с толку и злило одновременно. С чего это он так раздухарился?
— Уверен? — прищурилась я, склонившись ближе и упершись ладоями в стену по обе стороны от его лица.
— Побратимство — родство сильнее кровного, — Альгидрас не отрывал взгляда от моих глаз.
Я почти ожидала того, что он покосится на мои губы. Это казалось естественной реакцией, учитывая то, как близко были наши лица. Но он смотрел мне в глаза, и я тоже не в силах была отвести взгляда. В очередной раз я поразилась тому, какие все же серые у него глаза. Как предгрозовое небо. Как тучи, которые нависали сегодня над землей. От этого было даже страшно. Словно вот-вот грянет гром. Мое сердце колотилось в горле и в ушах одновременно. Я чувствовала, что дрожу. Нестерпимо хотелось, чтобы он уже сделал хоть что-то, потому что лично я вообще перестала понимать, как себя с ним вести. При этом я сама не знала, каких именно действий ожидала от него сейчас. Мне было страшно даже просто задумываться об этом всерьез.
Альгидрас вздохнул, не отводя взгляда, и негромко повторил:
— Побратимство — родство сильнее кровного.
Мне очень хотелось узнать, только ли в этом дело, но я молча оттолкнулась от стены, выпрямляясь. Он посмотрел на меня снизу вверх:
— Не нужно так играть. Все равно…
Что «все равно», я так не узнала, потому что гром-таки грянул. Смазанные петли даже не скрипнули, но Миролюб вошел в комнату довольно громко. Мне показалось, что он нарочно стукнул каблуками сапог.
— Спорите? — коротко улыбнулся он, переводя взгляд с меня на Альгидраса и обратно.
И не было в этом взгляде ни искорки веселья.
— Где Радим? — я отступила на шаг, справедливо рассудив, что стою непозволительно близко к скамье, на которой сидел Альгидрас. Только сейчас я поняла, что стояла между его разведённых коленей, нависая над хванцем в праведном гневе.
— Подойдет скоро. Злата с Добронегой тоже.
— Понятно, — пробормотала я, пригладив волосы и выдавив улыбку.
Альгидрас неслышно поднялся и двинулся к выходу.
— Не уходи, хванец. Поговорить надо.
Альгидрас замер и поднял взгляд на Миролюба.
— Сядь, где сидел! — прозвучал отрывистый приказ.
Я вздрогнула, но на меня никто не обратил внимания. Мужчины смотрели друг на друга. Альгидрас нехотя подчинился, медленно опустившись на лавку. Миролюб развернул к себе вторую лавку и подтянул ее так, чтобы сесть напротив. Я несколько мгновений смотрела на Альгидраса, прикидывая, можно ли оставить их одних, не наломает ли упрямый хванец дров, а потом поняла, что все равно придется. Женщина здесь не имела права вмешиваться в дела мужчин. То, что Всемиле давали много вольности дома, не означало, что я могу пренебрегать правилами. Тут и так хватало тех, кто плевал на эти самые правила. Я вздохнула и тихонько направилась к двери во Всемилины покои. Но не успела я сделать и пары шагов, как Миролюб ловко перехватил меня за пояс, и уже через миг я сидела на его колене, прямо напротив Альгидраса. Я пискнула от неожиданности, но решила этим и ограничиться, потому что понятия не имела, чего добивается Миролюб. Альгидрас молча проследил за этим маневром и выжидательно посмотрел на княжеского сына.
— Смуту ты вносишь в Свирь, хванец. До того уж дошло, что дружинники Радима за его спиной у меня подмоги просят.
— От меня избавиться?
— Угадал, хванец. Не хотят они новых порядков. Смута от них. С податями хорошо вышло, не спорю. И другое все хорошо бы вышло, коль не презирал бы ты Богов наших.
— Я не презираю ничьих Богов, княжич. Даже кварских.
В комнате повисла напряженная тишина. Я чуть пошевелилась, впрочем не пытаясь встать, а лишь устроилась удобнее. Но Миролюб тотчас отреагировал, сжав мою талию и притянув ближе. Я не понимала, чего он добивается, но послушно замерла.
— За такие слова можно и у позорного столба оказаться, хванец.
Я вздрогнула оттого, что позорный столб упоминался сегодня уже не в первый раз, а Альгидрас спокойно произнес:
— Я не презираю Богов. Ничьих. Потому что это глупо. Это Боги. И люди живут их волей. Это все равно что презирать море.
— Красиво баешь, — усмехнулся Миролюб. — Только Радиму от этого добра нет.
— Миролюб, — я попыталась пошевелиться, но Миролюб сжал мой бок и не позволил сдвинуться с места.
— Помолчи, ясно солнышко. Помолчи. Не делай хуже.
Я глубоко вздохнула и посмотрела на Альгидраса. Он перехватил мой взгляд и снова посмотрел на Миролюба.
— Чего ты хочешь, княжич?
— Справедливости, хванец!
— Меня у позорного столба?
— Сперва.
— Миролюб, — снова подала голос я, и снова он сжал мой бок, так, что я поморщилась.
— Ты заслуживаешь большего, чем позорный столб. По нашим законам.
— Да вы с ума тут сошли, что ли?!
Я соскочила с колен дернувшегося от моего возгласа Миролюба и повернулась к нему. Редкий момент, когда я могла посмотреть на него сверху вниз. В зеленых глазах плескалось удивление.
— Ты требуешь наказания всего лишь за то, что он ушел к Помощнице Смерти? Это справедливо, по-твоему?
— Избаловал Радим, — пробормотал Миролюб, глядя на меня все так же с удивлением. — Ох, избаловал.
— Радим здесь вообще не при чем! — взорвалась я. — И хватит меня затыкать! Почему Злате можно поперек говорить, а как я, так сразу «избаловали»?! Сам сестре позволяешь верховодить!
Я еще не договорила, а уже пожалела. Во-первых, потому что я на самом деле так не считала. Потакание сестре со стороны Миролюба отнюдь не выглядело слабостью, скорее трогательной уступкой. А во-вторых, потому что я ляпнула непозволительную дерзость мужчине. В этом мире… Это чем-то карается тут?
— Она не в себе, княжич! Перенервничала на торгах, — зачастил из своего угла Альгидрас. — У Златы спроси. Такое с ней бывает. Отпусти ее сейчас к себе.
Я нервно оглянулась на Альгидраса. В его глазах сквозил страх, ничем не прикрытый, настоящий. И это не было игрой: я чувствовала, что он на самом деле испуган. Его не испугал разговор о предстоящем наказании для него самого, сейчас же он нервно привстал со скамьи и, когда наши взгляды встретились, отчаянно замотал головой.
— Сядь, хванец, — окликнул его Миролюб, но Альгидрас все же встал с лавки.
Я понимала, что перешла границы, но почему-то не чувствовала угрозы от Миролюба. Я все же не боялась его по-настоящему. Потому что… Меня осенило. Потому что он любит Всемилу и не причинит мне вреда. Точно так же, как крутой нравом Радим никогда ни при каких обстоятельствах не причинит вреда Злате. Я четко это понимала, а Альгидрас — нет, поэтому я лишь мотнула головой в сторону Альгидраса, чтобы он не вмешивался, и шагнула ближе к по-прежнему сидящему на скамье Миролюбу. Его взгляд был настороженным, и на лбу залегла морщина. Я понимала, что мужчина в этом мире не может стерпеть оскорбления от женщины, тем более в чьем-либо присутствии, но почему-то снова вспомнила, как Миролюб покорно стоял, прислонившись к дереву, и, несмотря на явное недовольство, ждал, что решит Злата. Он был способен уступать из любви, даже на глазах у кого-то. И, кажется, не считал это слабостью.
— Миролюб, — я шагнула еще ближе и коснулась его руки. Он не отдернул руку, позволив нашим пальцам переплестись. — Прости за то, что я сказала. Я не хотела тебя обидеть. Мне просто тоже обидно. И кажется несправедливым наказывать Олега за поход к Помощнице Смерти.
Миролюб несколько секунд молча смотрел на меня, разглядывая будто диковинный цветок. А потом медленно произнес:
— Дело не в Помощнице Смерти, Все… мила, — имя он произнес почему-то с заминкой. — Олег нарушил прямой приказ воеводы, воеводе с ним и разбираться. Но он убил воина из моей дружины, и за это я могу казнить его безо всякого суда.
— Что? — я неверяще оглянулась на Альгидраса.
Тот, нахмурившись, посмотрел на княжеского сына.
— Он и жив еще лишь оттого, что побратим мужа моей сестры.
— Аль… Олег? — я снова посмотрела на хванца. — Но как?
Альгидрас по-прежнему молчал, разглядывая Миролюба, словно прикидывая, что тот еще знает. И мне очень не понравился его взгляд.
— Этот разговор не для женских ушей, — наконец подал голос Альгидрас. Он снова говорил с сильным акцентом, и я ощущала исходившее от него напряжение.
— Твоя правда. Но я не хочу выглядеть лютым зверем в глазах суженой, — не отрывая от меня взгляда, улыбнулся Миролюб. И до того пугающей была эта улыбка, что я едва не отшатнулась.
— Подождите. Какое убийство? — пролепетала я. — Олег убил кваров на корабле. Там же не было твоих людей, верно? Среди кваров?
— Олег убил одного из моей дружины вчера ночью в Свири, — холодно откликнулся Миролюб, сверля хванца взглядом.
Он выпустил мою руку, и от меня не укрылось, что его ладонь, вроде бы расслабленная, скользнула к поясу и замерла на бедре, как раз там, где висели ножны с кинжалом.
— А как ты узнал об этом, княжич? — негромко спросил Альгидрас. — Сам видел?
Миролюб прищурился.
— Фонари! — осенило меня. — Ты сказал не ходить потемну, коль фонари не горят. Ты знал, что они не горели.
Я отступила от Миролюба и покосилась на его руку, сжавшуюся в кулак. Вряд ли он убьет кого-то из нас в доме матери воеводы, но все же.
— Умна у меня суженая. Что скажешь, хванец? Ох, умна.
И это почему-то не прозвучало похвалой.
— Я не убивал твоего воина, княжич, — ровным голосом сказал Альгидрас. — Ранил, да. Но он ушел живым. Убил его кто-то еще. Тот, кто так же не спал той ночью.
Миролюб медленно встал, уже откровенно положив руку на рукоять кинжала. Я вздрогнула. Господи, если он выхватит оружие, никто и ничто не сможет ему помешать.
— Ты только что обвинил в убийстве человека княжеской крови, хванец? — мягко спросил Миролюб, не сводя глаз с Альгидраса. — Тебе надобно было лучше учить наши законы. Я волен убить тебя прямо сейчас. Князь и его кровь владеют здесь всем. И этот дом принадлежит князю, и эта женщина, хванец.
Миролюб указал на меня. Ну, хоть рукоять кинжала выпустил, и то радость.
— Я предпочитаю принадлежать тебе, а не князю, — нервно усмехнулась я, коснувшись руки Миролюба. Ощущение было таким, будто я тронула камень.
Миролюб повернулся ко мне и несколько секунд смотрел в глаза.
— Он — побратим Радимира, помнишь?
— Помню, — автоматически подтвердила я, не очень понимая, к чему он клонит.
— Тогда что он ночью делал в твоем доме? И зачем ты к нему бегала? Отвечай!
Так вот оно что! Да что ж эти мужики такие бестолочи?! Я вздохнула и как могла открыто посмотрела на Миролюба.
— Он рассказывал историю о Прядущих, — и снова в комнате будто сгустился воздух после этих слов. — Мне нужно было услышать об этой истории. Мать ее не знала. Я пошла к Олегу. Он отвел меня домой.
— Долго же он отводил, ясно солнышко.
Неведомым чутьем я поняла, что он уже не так злится.
— Мы разговаривали о Прядущих во дворе, Миролюб. Все.
Миролюб медленно повернулся к Альгидрасу:
— А ты еще помнишь о своем побратимстве, хванец?
— Ни на один выдох не забываю, — откликнулся Альгидрас, не отводя взгляда.
— Тяжело?
— О чем ты?
— Ты знаешь, хванец, — ответил Миролюб, пристально глядя на Альгидраса, а потом тут же добавил: — Так что ты скажешь о моем воине?
— Я уже все сказал, княжич. Ты там был, ты видел.
— Я не видел. Он напал, когда ты уже отошел от дома Добронеги. Эх, ясно солнышко, что ж на тебя, как на огонь, летим?
— О чем ты? Кто тот воин?
— Ярослав, — глядя мне в глаза, ответил Миролюб.
— Ярослав? — я повернулась к Альгидрасу. — Ты знал, что это он напал на тебя ночью?
— Было темно. Я не видел. Но я его не убивал.
— То есть ты снова говоришь, что моего дружинника убил я?
— Но зачем? — пробормотала я.
— Он хочет сказать, что я обезумел оттого, что ты с Ярославом любилась по весне, — зло усмехнулся Миролюб. — Но мне незачем было его убивать, хванец. Она и так моя!
— Стойте! — я вклинилась между мужчинами и повернулась к Миролюбу: — Человека княжьих кровей нельзя обвинить в убийстве, так?
Миролюб отрывисто кивнул.
— Значит, ты тоже не можешь его обвинить!
Миролюб приподнял бровь:
— Это еще почему?
— Князь — это правитель земли. Правитель целого народа, так?
Миролюб медленно кивнул, все еще не понимая, чего я хочу. Альгидрас за моей спиной пошевелился. Я быстро обернулась и увидела, что он с усмешкой закусил губу, качая головой. Его плечи мелко дрожали от едва сдерживаемого смеха. Вот только этого не хватало. У него был непростой день, и если сейчас его накроет истерикой, я его, конечно, не смогу осудить, но это будет несколько не вовремя. Правда, отступать все равно было некуда, поэтому я вновь повернулась к Миролюбу.
— Получается, что ты сейчас обвиняешь сына старосты хванов — правителя целого народа. Да еще Святой земли.
Альгидрас сел на лавку с едва слышным всхлипом. Миролюб посмотрел сначала на него, потом на меня и неверяще покачал головой, а потом усмехнулся:
— Ох, разбаловал Радим. Как ты ловко.
— Но это же по закону, — пробормотала я, снова с тревогой покосившись на Альгидраса.
Тот, похоже, уже взял себя руки. Он все еще закусывал губу, чтобы не смеяться, но, кажется, был уже вполне адекватен. Во всяком случае, нашел в себе силы посмотреть на Миролюба почти с сочувствием. Я дернула Миролюба за рукав, отвлекая от созерцания этого веселья.
— И еще. Миролюб, это важно. Ярослав… он… заслуживал смерти.
Миролюб тут же прищурился:
— Силой тебя взял?
Я на миг задумалась, что можно было бы соврать, мол, да, но тут же отбросила эту мысль. Лучше сказать правду, и тогда тень падет на дружину Миролюба. И ему станет не до нас. В то, что Миролюб стоял за убийством Всемилы, я уже не верила. Он прав. Она и так принадлежала ему, а убить Ярослава из ревности он запросто мог еще несколько месяцев назад. Причем совершенно безнаказанно, потому что он — княжеский сын.
— Нет. Не силой, — медленно ответила я.
Миролюб нахмурился, и я быстро поправилась:
— То есть вообще не взял!
Хотя, признаться, я не была в этом на сто процентов уверена. А еще я тут же пожалела о своем утверждении, но уже по другой причине. Ведь может случиться так, что я здесь задержусь и дело-таки дойдет до свадьбы. И как я тогда буду объяснять результаты своего недолгого гражданского брака, окончившегося около полугода назад? Ох. Ладно. Это все потом. Я нервно облизала губы и произнесла:
— Он был тем, кто заманил меня в руки кваров.
Миролюб поднялся со скамьи и медленно выпрямился:
— Думай, что говоришь!
Первым моим желанием стало отступить и спрятаться в покоях Всемилы, но я выдержала его взгляд.
— Это правда. Он позвал на ту сторону Стремны.
Миролюб смотрел на меня так, будто видел впервые. Его лицо закаменело при упоминании кваров.
— Дальше! — приказал он.
Я сглотнула, ощутив, что во рту внезапно пересохло. Что я могла сказать? Что дальше Всемилу убили? Что не было никаких кваров, никакого плена? Я посмотрела на Альгидраса, который напряженно изучал мое лицо. Я ожидала от него какой-то подсказки, знака. Но он лишь смотрел в ответ, и я чувствовала его страх.
— Дальше говори. Потом на хванца налюбуешься! — резко окликнул меня Миролюб.
Ну, вот и все. Кажется, я все-таки потеряла над ним всякую власть. А я-то, дурочка, думала, что женские чары здесь почти всесильны. Я глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, и посмотрела в глаза Миролюбу. Что ж, я расскажу ему почти всю правду. Это единственный выход.