Когда служанка приходила по утрам делать Ксении укладки, девушка спросонок не успевала соорудить вместе с макияжем и брендовой одеждой свой обычный образ, который носила, как плотно прилегающую маску. В свои двадцать шесть она была похожа на ранимого моллюска, ежедневно прячущегося в толстый бронированный панцирь легкомысленной, довольной сладкой жизнью кокетки из «золотой молодежи». В светло-зеленых глазах стояла волчья тоска, которая обычно поселяется в более старшем возрасте, а на бледном лице лежала печать усталости.
Одним пасмурным холодным утром Катя явилась к Ксении, чтобы, как обычно, причесать непослушные пушистые локоны, и застала ее стоящую у окна, смотрящую в серую утреннюю дымку. Окно распахнуто настежь. Холод лижет босые ступни, безжалостно изгоняя из помещения остатки тепла. Туманная влага по-хозяйски вползает в девичью спальню.
— Ксения Николаевна, Вы же заболеете! — всплеснула руками Катерина, точь-в-точь, как сделала бы, увидев, что ее дочь вытворяет такое. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, Катя видела в Ксении младшую сестру, требующую опеки и заботы.
— Все-равно, — бесцветным голосом обозвалась девушка. — Может, так лучше будет.
— Что Вы такое говорите? — Катерина безапелляционно захлопнула окно и повернула оконную ручку. Ксения продолжала стоять, словно находясь в каком-то полусонном состоянии.
— Вы совсем замерзли, — Катя невольно становилась свидетельницей трагедии, которую молча переживала молодая Сикорская. Она окинула взглядом посиневшие от холода губы, покрывшуюся пупырышками кожу, и отправила девушку в постель. Командовать хозяевами, давать им советы или лезть не в свое дело было запрещено, за это можно вылететь с работы со скоростью пули. Но Катя не могла остаться сторонним наблюдателем. Что-то подсказывало ей, что не вмешаться сейчас — значит стать соучастником очень нехорошего события, на которое напрашивалась Ксения.
Сикорская послушно закуталась в несколько одеял, пока Катя поставила набираться горячую ванную и разожгла в камине огонь. Хотя дом и отапливался, необычайно теплая осень давала возможность повременить с подключением батарей. Промозглую сырость так приятно было изгонять с помощью потрескивающих дров в камине, на чем и настаивали домочадцы.
Вскипел электрический чайник, и чашка ароматного травяного чая была насильно втиснута в закоченевшие пальцы Ксении.
— Спасибо, — начинающим сипнуть голосом прошептала девушка. — Лена, посидите со мной, — неловко попросила она.
— Хорошо, — Катя подоткнула одеяла, соорудив вокруг хозяйки что-то наподобие кокона, и, плеснув себе в чашку чая, села рядом на удобный стул.
— Не хотите поделиться, что случилось? — спросила Катерина. Иногда все, что человеку нужно, чтобы не скатиться за опасную грань, это с кем-то поговорить.
— Нет, — отрицательно кивнула головой Ксения. И, вопреки отказу, начала говорить.
— Вы не поймете. Это стыдно. Сегодня приезжает мама — как я смогу в глаза ей смотреть? А братья?! Если они узнают… — глаза Сикорской наполнились ужасом.
— Как бы то ни было, они Ваши самые родные люди, — мягко сказала Катя.
— Нет! Вы их не знаете… — отчаянно всхлипнула Ксения, и по ее начинающей полыхать нездоровым румянцем щеке скатилась одинокая слезинка, объемная, словно создана не из жидкости, а из хрусталя.
Катерина терпеливо молчала, давая возможность девушке выговориться, не перебивая и не переубеждая.
— Я… Я кое-что сделала. Это… оказалось ошибкой и теперь… теперь будут последствия. И они необратимы. Уже необратимы. Я слишком поздно узнала, и медлила, а мои надежды не оправдались… — Ксения тараторила сбивчивым шепотом. — Глупая. Тупая курица. Наивная дура.
Ксения глотала соленые слезы, катившиеся градом, одна за другой.
— Я… Я не могу сказать. Это очень стыдно. И я изуродовала себе будущее. Опозорила себя. И теперь жизнь кончена, — девушка содрогалась от беззвучных рыданий.
Катя обняла ее. Ксения доверчиво прижалась к своей служанке, чувствуя, как слезы освобождают место для эмоций, как ступор, в котором она пребывала, дает трещины.
— Ну все, моя хорошая, все, все, — Катя гладила Ксению, словно маленькую, по голове, пальцами зарываясь в ее волосы. Ей искренне жаль было девушку, и очень хотелось ей помочь, но она понимала, что лезть с ненужными советами не стоит. Пока не спросят.
— Уже поздно… Я обращалась за помощью… Мне сказали, поздно… — Ксения всхлипывала, уткнувшись Катерине носом в плечо, залив слезами ее форменную одежду. Точка невозврата была пройдена. Вместе с эмоциями в девушку возвращалась жизнь. Катя правильно вмешалась.
В этот тихий рассветный час Сикорской было так невыносимо тяжело наедине с тяжелыми мыслями, что она была в шаге от самого легкого и самого неправильного, необратимого поступка. Прыгнуть из окна — пара секунд — и больше не столкнешься с земными проблемами. Малодушно и в корне неверно.
Но сейчас Ксения плакала, чувствовала, жила. Ненавидела и отчаивалась, жалела себя и возмущалась, но страх перед смертью вернулся.
Катерина отвела девушку в ванную. Проследила, чтобы та после купания вернулась в свою спальню, укуталась в ворох одеял и уснула.
Служанка не лезла с расспросами к хозяйке. Да та ей ничего и не рассказала толком. Ксения мысленно провела разговор сама с собой, Катя просто была рядом при этом, молчаливо поддерживая и заботясь о состоянии девушки. Этого хватило, чтобы в момент, когда хрупкое душевное равновесии Сикорской пошатнулось, девушка была на грани самоубийства, она выбрала жизнь.
***
Катерина получила свой первый отпуск. Всего два дня, но как же летела она на встречу с дочерью! Лиза была оставлена на попечение Катиной тети Наташи, бездетной и одинокой, и весьма обрадованной возможностью пообщаться с двоюродной внучкой. Катерина еле оторвала себя от родного чада по истечению положенного ей срока.
— Ты уверена, что поступаешь правильно? — говорила теть Наташа, которая была совладелицей фирмы «Погода в доме», предоставляющей клининговые услуги, и именно с ее подачи Катя получила возможность устроиться на работу к Сикорским с липовыми рекомендациями и документами.
— У меня нет выхода, — твердо ответила Катя, пальцами причесывая непослушные макаронины на голове, в которые превратились ее волосы с естественной укладкой. Выходные — можно отдохнуть от гулек и дать свободу кудряшкам. — Я могу сдаться. Опустить руки и ждать, что когда-нибудь Володя объявится. Что его найдут. Надеяться, что с ним все в порядке, что он жив, здоров и в безопасности.
Брюнетка мрачно тряхнула головой.
— Если ты узнаешь, что стряслось, ты можешь сама в опасности оказаться…
— Мы обсуждали это миллион раз, теть Наташ, — резко оборвала ее Катя. — Эти Сикорские странный народ. Прислуга обсуждает их, но только я завожу разговор на некоторые темы, как, к примеру, кто убирает в западном крыле, мороз. Мне не дают внятного ответа, и не могу понять, намеренно ли это происходит. Надя… Их сотрудница пропавшая. Многие охотно вспоминают о ней, но как она уволилась или куда делась никто сказать не может или не хочет.
— Тебе мерещится вселенский заговор, — укорила Наталия.
— Ладно, мне пора, — Катя обхватила Лизу, прибежавшую из соседней комнаты, крепко-крепко стиснула в объятиях, зарылась носом в ее пахнущие клубничным шампунем кудрявые волосы.
— Мамочка, может, тебе не надо на работу? Останься, пожалуйста, — Лиза смотрела на маму Володиными глазами, красивыми, обрамленными густыми ресницами. Скрепя сердце Катя отрицательно кивнула головой.
— Лизонька, маме нужно денежку зарабатывать… Я приеду, как только смогу. Слушайся бабушку Наташу. Я тебя люблю, — она нехотя выпустила дочь из объятий и с тяжелым сердцем поспешила к Сикорским. Времени чтобы добраться до темноты оставалось всего ничего, а домовым уставом настоятельно приказывалось являться засветло.
Но сегодня явно был не Катин день. У межгородской маршрутки лопнуло колесо, запаски не оказалось, и кусок дороги ей пришлось преодолевать пешком. Как на зло, компании идти на ночь глядя вдоль трассы, охваченной лесом, не было. Катя оказалась единственной отчаянной. Остальные попутчики могли себе позволить явиться в пункт назначения и через три, и через четыре часа, дождаться пока подвезут запчасти, а женщине нужно было спешить.
Трасса была пустынна. Очень странно, потому что обычно по ней, словно гигантские жуки, сновали разнообразные машины. Может, дело было в дожде, который все усиливался. Катя закуталась в прозрачный дождевик, спасающий от мокрых капель, но не от холода. Безнадежно оглядываясь в поисках попуток, она брела под самым настоящим осенним ливнем. Теплая погода на этот раз изменила ей, подставив в самый неподходящий момент. Женщина жалела, что не осталась в какой-никакой сухости съехавшей на обочину маршрутки, и думала, не прогадала ли со своим решением. Она и так, и так опаздывает — может, нет разницы, на час или на три.
У самого пригорода ее догнал покинутый ею транспорт, и это было самое обидное. Водитель остановился и безвозмездно предложил довезти оставшиеся пару километров, на что Катя, стуча зубами, согласилась. Немного отогревшись в сухости маршрутки — по крайней мере пальцы рук и ног возобновили чувствительность, она вышла на остановке. Попутчики разглядывали мокрую грязную женщину, почти не скрывая своей радости, что не пошли вместе с ней, а дождались пока подвезут запасное колесо.
К дому Сикорских Катерина добралась уже когда совсем стемнело, а ее одежда превратилась в мокрые грязные тряпки — и плащ не помог. Она поздоровалась со Стасом, дежурившем на входе во двор.
— Опаздываем, мне не положено пускать никого, сколь бы хорошенькой женщиной она ни была, хе-хе, — подмигнул молодой мужчина. Он был новеньким, устроился на работу даже позже Катерины, и впервые ему было доверено дежурство у входной калитки для слуг. Если бы Катя попала на кого-то из опытных охранников — штрафа и нагоняя не избежать. Но Стас явно симпатизировал хорошенькой служанке и, немного поболтав, нагнав важности и авторитетности, разрешил быстренько прошмыгнуть во двор.
— С тебя кофе, — ухмыльнулся Стас и подкрутил кончик модной бородки.
Катя улыбнулась мужчине, пообещав напоить его ароматным напитком, и быстренько побежала к черному входу в дом. Двор слегка подсвечивался фонарями, заряженными от солнечных батарей, не разгоняя мрак, лишь приглушая его. Дождь продолжал хлестать по лицу и стекать за шиворот по влажным волосам, высвободившимся из-под снятого из-за бесполезности для промокшей Кати капюшона.
Деревья осыпали остатками листвы, под ногами хлюпали лужи. Из-за стены дождя почти ничего не было видно, и, когда в кустах загорелись два огромным глаза, Катерина не сразу обратила на них внимания. Обернулась уже, краем глаза заметив, как что-то огромное и мохнатое прыгает прямо на нее, сшибая с ног и вминая в выложенную плиткой садовую дорожку. Женщине показалось, что из нее выбили дух. От удара не могла сделать ни единого вдоха. Даже испугаться не успела. Услышала лишь чей-то скрипучий голос:
- Нет! Оставь ее в покое!
И сознание куда-то уплыло.
***
Катя долго не могла прийти в себя и уловить, кому принадлежат голоса, звучащие рядом с ней. Теплая мгла поглотила ее сознание и качала, словно корабль на волнах.
— … вышел из-под контроля, — говорил кто-то, чей голос был похож на поскрипывание старой сосны.
— Она нарушила запрет, — похожий на рычание ответ.
— Глупая служанка, — скрипнула какая-то женщина. Катя постепенно начинала понимать, что «сосновый» звук принадлежал какой-то старухе. — Сейчас приведем ее в чувство и пусть выметается.
— Нет! — третий голос звенел колокольчиком. — Она останется.
— Не глупи, найдем тебе другую, — отрезала старая женщина.
— Ксения нашла себе парикмахершу, — еще один собеседник, мужчина. — Я за то, чтобы она осталась.
— А причины твоего заступничества какие, Леш? — насмешливое ворчание «рычащего» голоса.
— Ты везде видишь подтекст, Артем! — праведно возмутился Алексей.
— Гм… — короткий, но многозначительный ответ брата, преисполненный иронии.
— Нужен врач, — всхлипнула Ксения. И упрямо добавила:
— Лена останется здесь работать.
— Врач не нужен. Сейчас она придет в себя, — теплые мужские ладони аккуратно потрогали Катерине лоб, затем легонько похлопали по щекам.
— Вот нашатырь, — проскрипела старая женщина.
В нос ударил резкий запах. Катя резко подорвалась, но ее поймали и помогли сесть. Сознание прояснилось, и она увидела, что сидит на диване в маленькой гостиной, придерживаемая Артемом Николаевичем. Вокруг собралось все семейство Сикорских — встревоженная и заплаканная Ксения, держащий в руках аптечку Алексей и изборожденная морщинами, но очень красивая женщина, которую назвать старухой не поворачивался язык. Седые волосы аккуратно уложены, спина прямая, строгий уверенный взгляд серых глаз — Антонина Федоровна Сикорская собственной персоной.
— Как Вы себя чувствуете? — внимательно спросил Артем Николаевич, придерживая Катерину за плечи. Женщина сидела, покачиваясь, все еще во власти слабости, и с благодарностью принимала помощь. Аромат приятного мужского парфюма и влажной кожи щекотал ноздри. Старший Сикорский только вошел с улицы, как и его мать.
— Спасибо, уже лучше, — слабо отозвалась Катерина.
— Вы помните, что произошло? — следующий вопрос рядом сидящего мужчины.
— Н-нет… Не совсем, — Катя краем глаза уловила, как переглянулись Сикорские.
— Меня сбил с ног… Кажется, один из волкодавов прыгнул на меня, — ответила служанка.
— Волкодав? — удивленно переспросила Ксения и встревоженно глянула на Артема.
— Да, именно так все и было, — повеселел Алексей. — Елена опоздала, псы выпущены охранять двор. Приняли ее за чужачку. Хорошо, мама… эм-м… прогуливалась во дворе и вовремя подоспела.
— Вы можете идти? — спросила Антонина Федоровна. — Вам нужно немного полежать.
— Да, — Катя встала и почувствовала, как закружилась голова.
— Я проведу Вас к спальне, — вызвался Алексей.
— Нет, пусть прислуга проведет, — строго посмотрела на сына Сикорская, не зря обеспокоенная его воодушевлением.
— Я проведу, не надо тревожить слуг, — вмешался Артем.
Антонина Федоровна набрала воздух в легкие, собираясь возразить, но ничего не сказала. Лишь тревожная складка образовалась у ее красиво очерченных губ.
Артем Николаевич, придерживая Катерину под локоть, повел ее в спальню. Женщина хотела отказаться от помощи, но чувствовала себя вяло, в глазах то и дело мельтешили черные мушки.
— Я сама, — хотела подняться по лестнице и пошатнулась, вовремя подхваченная хозяином дома.
— Нет, я Вас провожу.
Катя сгорала от стыда, но проглотила гордость. Почему-то было очень неловко принимать помощь от Артема. Хотя, конечно же, это лучше, чем вести к себе в спальню Алексея, глаза которого загорелись, как у кота, при виде лакомого кусочка, когда он вызвался провести служанку.
Старший Сикорский довел ее до самых дверей.
— Если Вам станет плохо, наберите со стационарного телефона 001, Вам ответит наш личный врач. Он проживает в поселке и приедет, если понадобится помощь. Я предупрежу его.
— Спасибо, со мной все в порядке, — в очередной раз расхрабрилась Катерина. Она встретилась взглядом с тигриными голубыми глазами Артема. Мужчина смотрел как-то странно. Женщина не могла понять, что выражал его взгляд, но ей стало не по себе.
— Доброй ночи, — буркнула Катя и поспешила закрыть дверь. Уже прислонившись спиной к стенке, стараясь не сползти на пол из-за снова нахлынувшей волны слабости, она пыталась посекундно воссоздать произошедшее.
На нее прыгнула огромная тень. Сбила с ног. Пес был огромен, словно медведь. И он был альбинос. В Катином сознании всплыла белая шкура волкодава. Если это был волкодав.
Глава 5. Красноречивые маски
Павел вошел в большой бальный зал поместья Сикорских, заполненный множеством танцующих пар. Маски скрывали личность гостей, шикарные наряды поражали воображение. Ведьмы, оборотни, демоны, вампиры, лесные нави кружились в танце, переговаривались и смеялись, шушукались и угощались деликатесами.
Сегодня Павел не был собой, но он, как никто другой, прекрасно осознавал, что гости Сикорских, хоть и носят маскарадные маски в так называемую Велесову ночь, Самайн или же Хеллоуин, на самом деле их сняли, продемонстрировав свой богатый внутренний мир.