Услыхав торопливый звонок, Сэт распахнул двери, но запыхавшийся Сашка опередил, не дав вырваться возмущению: — Виноват, исправлюсь. Поехали к Бэбику, потом все объясню.
На время операции Сергей одолжил у приятеля, жившего неподалеку, облезлую «шестерку». «Контейнер» уложили в багажник, закидав сверху ветошью, и Зуб вырулил со двора. Сэт уселся в «опель» и тронулся следом, в его обязанности входило наблюдение и прикрытие. Кто знает, как оно обернется, на кону все-таки четверть миллиона долларов.
* * *
Сашка опоздал к Сэту по весьма уважительной причине, впервые за время знакомства с Леной между ними произошла ссора. Черт его дернул рассказать о задуманной афере именно тогда, когда начал собираться к Сергею. Вообще-то, посвятить подругу в их план следовало в любом случае, но лучше бы Сашка отложил этот разговор на завтра, поставив любимую перед фактом, что Бэбик уже лишился изрядной доли своего богатства.
Узнав обо всем, Лена пришла в негодование. Сашка так и не понял, что возмутило ее больше: мошенничество, как таковое, или то, что подвела потерпевшего под монастырь именно она. Напрасно Сашка пытался вставить хоть слово, любимая рта ему раскрыть не давала, осыпая градом уничижительных эпитетов и искреннего возмущения.
Остановила ее увесистая оплеуха, выданная шокированным одним коротким, но выразительным словом, Зубом. До этого он в жизни не ударил ни одну женщину, однако Лена в порыве гнева ляпнула такое, что его, искореженное камерным воспитанием, сознание вынести не смогло.
Пощечина отшвырнула Лену в угол дивана, но подействовала странным образом. Она осеклась, с любопытством и как-то по-новому взглянула на Сашку, не успевшего даже пожалеть о собственной несдержанности. Создалось впечатление, что удар ладонью произвел в ее голове какие-то перестановки, как бывает с неисправным телевизором после резкого хлопка по крышке корпуса.
— Извини, — Лена встала и приникла к плечу игравшего скулами Сашки, — зря я на тебя кричала. Просто забыла, с кем связалась.
Зуб напрягся, отыскивая в дрожащем голосе подруги издевательскую нотку, но издеваться или горько сожалеть о любви к проявившему преступную натуру милому Лена и не собиралась. Она действительно сожалела, но лишь о том, что Сашку не переделаешь. А потому принимать его надо таким, какой есть.
— Это ведь не мне одному — и тебе надо, — погладил Сашка вздрагивающие плечи подруги, — поднимусь на бабки, и уедем отсюда к чертовой матери.
— Интересно, — Лена откинула голову назад и печально улыбнулась, — Бэбик о том же говорил. Он ведь ради меня все затеял.
Получалось и впрямь интересно. Бермудский треугольник какой-то, вершиной которого было желание сделать Лену счастливой, основанием — наследство покойного Льва Исааковича, только стороны, Бэбик и Зуб, устремлялись к вершине из диаметрально противоположных точек.
— Тем более нечего мучаться, — обрадовался Сашка, — тебе кто нужен? Я или недоделок этот?
Лена посмотрела так, что ответа не потребовалось. Но и Бэбика ей было жаль, неплохой, в сущности, парень, и влип в такую дурацкую историю. Она решила отыскать-таки лазейку.
— Он любит меня очень. И долг заплатил и колье…
— Какой еще долг? — не понял Сашка.
— В магазине… В этот день, когда мы встретились, меня ведь с работы выгнали, — Лена рассказала о юных аферистах, — …Эдик и заплатил.
— Да-а, растет смена, — засмеялся Сашка. — Чего же ты мне не сказала? Уж как-нибудь повлияли бы на твоего директора, сам бы еще тебе приплатил.
— Дело не в деньгах, Эдик больше бы дал, чтобы я только уволилась. Он меня давно уйти оттуда уговаривал.
— Вот видишь, для себя он старался, а не ради тебя. Понимаешь, Ленка, — Зуб закурил и принялся расхаживать по комнате, рассуждая вслух, — по-моему твой, вернее, наш теперь Бэбик, относится к той категории людей, которые думают в первую очередь о собственном благополучии. Он не тебя — себя очень любит, хотя сам, может, этого не сознает. И любовь ему, в общем-то, до фени, было бы самому хорошо и покойно. Вбил в голову, что с тобой найдет счастье, пусть попробует без тебя его поискать. Ну и без денег, естественно. Обидно — одним все бесплатно достается, другие свободой и жизнью должны рисковать. Так что не переживай, не помрет твой Эдик с горя, если на бобах и холостым останется. Может поумнеет.
— Ты почти как Раскольников рассуждаешь, — призадумалась Лена, — за счет никчемного человека счастье найти? А совесть?
— Совесть — штука хитрая. Как душа наркомана, зависит от реального, а не иллюзорного воздействия извне. Кайф есть, и никаких проблем, все в елочку. А нету — тут-то ломка изнутри и снаружи. Физическая и душевная. Так и с совестью. Когда жизнь налажена и благополучна, о том, как этого достиг, человек не задумывается. Не подразделяет причины своего благополучия на честно-нечестно, радуется следствию. Вот если сплошные неувязки и облом, тогда муки совести и проявляются. Такая вот, подруга, философская оценка ситуации.
Спорить Лена не стала. Изменить все равно бы ничего не сумела. Сашка, похоже, давно все решил за обоих. За себя и за нее.
— Саш, вы его не бейте, пожалуйста, — просьба вызвала у Зуба широкую улыбку. — Господи, девушка. Да его пальцем никто не тронет. Слово джентльмена. О, — посмотрел он на часы, — зато Сэт меня, кажется, на вертел посадит. На два часа опаздываю, заторопился джентльмен удачи, — пожелай мне попутного ветра, милая…
Прокручивая в голове всю эту «сцену у дивана», Сашка зазевался и едва не врезался в метнувшуюся из ряда в ряд милицейскую «Волгу». Стоявший на перекрестке у цирка гаишник отвернулся — не щемить же своих, — «Волга» ушла вправо, под знак. Сашка ухмыльнулся и сунулся следом, уловив в зеркало заднего вида, что Сэт делает тот же маневр. Так и шли они до «Немиги», пристроившись в хвост ментовозке, как бы ставшей машиной сопровождения.
На Республиканской с почетным эскортом пришлось расстаться. «Волга» сгинула в полумраке улицы Мясникова, а приятели повернули направо, к заждавшемуся Бэбику. Сашка позвонил тому из автомата и назначил встречу в полночь на Юбилейной площади.
* * *
Сэт притормозил у входа на станцию метро «Фрунзенская», а Зуб, припарковавшись на стоянке, вылез из «шестерки» и, напустив на себя подобающий подпольщику «коминтерновцу» вид, направился к Бэбику.
— Эдуард, — глядевший в противоположную сторону Бэбик вздрогнул и резко отпрянул в темноту, — что вы шарахаетесь? Не надо нервничать, все отлично, — Сашка подхватил клиента под руку и подтащил к машине.
— Садитесь, нечего на виду торчать.
Бэбик неуклюже забрался на переднее сиденье и пригнулся, прикрывая лицо от света фар пронесшейся через площадь «девятки».
— Не волнуйтесь, — Сашка подмигнул и хлопнул клиента по плечу, — вокруг наши люди, бояться нечего. А задержались немного, потому что проверяли окрестности. Все тихо.
На площади действительно было тихо и покойно, зарядивший к ночи небольшой дождь разогнал поздних прохожих, автостоянка тоже пустовала. Сашка для понта поводил по сторонам носом и пригласил Бэбика выйти из машины.
— Главное, не волнуйтесь, — повторил он и откинул крышку багажника. — Излучения контейнер почти не дает. Доза вполне допустимая, в Гомеле фон похлеще будет.
Вид свинцового контейнера привел Бэбика в ужас. Разговоры разговорами, а когда планы начинают претворяться в жизнь… Простота начала суперсекретной операции оглушила. Он уже успел настроиться на нечто невероятное — контрабанда урана, разведка и контрразведка, смертельная опасность и головокружительный риск, а в эпицентре он, Бэбик, поставивший на карту буквально все. А тут обычный металлический ящик в багажнике «жигулей» и ни погонь, ни стрельбы, ни суровой музыки, сопровождавшей подобные сцены в кино.
Зуб словно почувствовал растерянность клиента и зловеще прошептал:
— В этом контейнере, Эдуард Борисович, теперь заключается ваше будущее. Отнеситесь ко всему достаточно серьезно — игры кончились.
Бэбик заморгал и тоскливо вздохнул: — Я п-понимаю… А теперь что делать?
— Теперь все по программе. — Зуб захлопнул багажник. — Садитесь в машину, проведем инструктаж.
Первым делом он сунул Бэбику «сертификат».
— Это не менее важно, нежели сам контейнер. Когда отправитесь в путь, спрячьте понадежнее, документ совершенно секретный. Сейчас поедем за деньгами, передадите мне двести пятьдесят тысяч… Надеюсь, валюта подготовлена? — Сашка пристально уставился Бэбику в глаза.
— На п-почтамте, в ящике абонентном, — тот наконец прочувствовал серьезность момента, да так, что ощутил непреодолимое желание облегчить вмиг застонавший желудок. И замер, боясь пошевелиться.
— Вот и отлично. Значит, на почтамт, берем валюту, и я отвожу Вас на дачу. Контейнер спрячьте сами. На паспорт сфотографировались?
Бэбик кивнул, по требованию «Валентина Петровича» он подготовил фотографии и необходимые для оформления загранпаспорта документы еще неделю назад.
— Через три дня получите паспорт с открытой визой и ознакомитесь с маршрутом. До Гамбурга пойдете под контролем, наши ребята подстрахуют. Причин для волнений нет, на границе с Польшей осложнений не будет, и в Германию въедете без проблем. У нас ведь свои люди.
Бэбик судорожно сглотнул и попросил сигарету. Казалось, что происходящее ему только снится, перевернется на другой бок, откроет глаза и все исчезнет в лучах заглянувшего в окно утреннего солнышка. Но сидевший рядом человек не снился, оттого, а может от избытка в крови никотина — курил он десятую за полчаса сигарету — у Бэбика заныли виски.
«Шестерка» выскочила из моросящего сумрака на широкую, залитую светом фонарей, улицу и понеслась к недалекому главпочтамту. Сэт, соблюдая дистанцию, неотлучно следовал сзади.
Плотный увесистый брус долларов, упакованный в пластиковый пакет, Бэбик принес быстро. Пересчитывать валюту Зуб не стал — зачем, если клиент места себе от страха не находит. Небось, каждую купюру раз сто обслюнявил, боясь ошибиться.
— Посидите пару минут, — Сашка выбрался из машины и скрылся за углом почтамта. Сэт, как условились, поджидал на противоположной стороне проспекта, у входа в гостиницу «Минск».
— Тебе пакет, — передал Зуб добычу и улыбнулся, не в силах сохранить на лице серьезность, — купи себе немножечко «Олби». А нам с Ленкой — шампанского. Поеду с ним на дачу, за час обернусь. Позвони Ленке, пусть к тебе едет. Вместе почин отпразднуем.
Когда он вернулся к Бэбику и уселся за руль, тот вдруг нерешительно поинтересовался: — А можно два паспорта оформить? Я ведь с невестой уехать хочу.
— Вот доставите контейнер, вернетесь, тогда и решим, — настроение у Зуба испортилось враз, — хоть бабушку покойную увозите, но сперва дело сделайте. Уяснили?
Бэбик мигнул и согласно склонил голову. Страх понемногу улетучивался, никто не пытался арестовать контрабандистов с поличным, не проявлял к «жигулям» повышенного интереса. Пока Валентин Петрович относил деньги, он специально изучил окружающую обстановку. Охрана, о которой говорил «коминтерновец», действовала очень профессионально, даже зная об их присутствии, Бэбик никого не заметил. Вывод напрашивался закономерный, если и дальше так пойдет, волноваться нечего. С такими парнями не пропадешь.
* * *
Лишившись верного собутыльника Бэбика, Мишка научился пить на пару с телевизором. Набирал водки с запасом, усаживался поудобнее перед экраном и, стоило возникнуть кадру, в котором кто-нибудь держал в руке налитый бокал или иную емкость, чокался, ударяя краешком своего стакана о кинескоп. Иногда, если телесобутыльник произносил тост, пил по его поводу, чаще придумывал тосты сам. Получалось здорово, за неделю Мишка перепил почти со всеми знаменитостями, от ведущего «Поля чудес» Леонида Якубовича, до президента России Бориса Ельцина включительно. Пил с крутыми голливудскими ребятами, тринкавшими скотч в полумраке стандартных американских баров, с эстрадными звездами, лакавшими шампанское на очередной останкинской тусовке, даже с хоккеистами, чем-то полоскавшими рот после очередной забитой или пропущенной шайбы, тоже пил, выказывая, в зависимости от ситуации, поздравления или сочувствие. Спиртное по шести основным и двум коммерческим каналам текло рекой, позволяя пить не абы с кем, а в подходящей компании. Выбор собутыльника определялся Мишкиным настроением. Сегодня к вечеру его охватила сентиментальная грусть, и телеалкаш, пощелкав переключателем программ, шарил французскую мелодраму с Аленом Делоном, тоже грустившим со стаканчиком коньяка в руках.
К полуночи оба, и Делон и Мишка, насобирались прилично, поэтому, когда в дверь требовательно позвонили, последний выбрался в прихожую с огромным трудом.
— Кто там? — попытался он припасть к глазку, но промазал и чуть не вышиб себе глаз дверной ручкой.
— Сто грамм… Открывай скорее, водка выдыхается.
Голос показался знакомым, и Мишка, дернув собачку замка, распахнул дверь. На тускло освещенной лестничной площадке качались дворе — дипломат Казик и незнакомый мордоворот, чем-то походивший на Кинг-Конга, недавнего Мишкиного собутыльника. Впрочем, условного, гигантская обезьяна чокалась с ним кокосовыми орехами.
— Встречай гостей, — оказалось, что качается не Казик, а хозяин квартиры. Гости были хоть и навеселе, но шагнули в прихожую твердо и уверенно, — решили тебя проведать, держи-ка, — Казик ткнул Мишке в руки пакет, полный разномастных бутылок.
— Проходите, — с трудом удержав подарок, Мишка мотнул головой, приглашая в комнату, — оч-чень рад. А то фильм уже кончается, а я еще ни в одном глазу.
Какое отношение имеет продолжительность фильма к зрению хозяина квартиры гости не поняли, но вопросов задавать не стали. Повесив плащи на вешалку, прошли в комнату и уселись на диване. Мишка приволок из кухни пару чистых стаканов, быстренько разлил принесенную гостями «Смирновскую» и торжественно произнес: — За живое общение, которое не заменит никакая электроника!
Мордоворот недоуменно посмотрел на Казик, тот пожал плечами и, чокнувшись с Мишкой, покосился на батарею пустых бутылок:
— Один, значит, гуляешь?
— С Делоном, — кивнул Мишка на экран, где спившийся коллега умирал на больничной койке, не выдержав темпов соревнования со зрителем-собутыльником.
— Понятно, — хмыкнул Казик и, интеллигентно оттопырив пальчик, опорожнил свой стакан. Закуски не было, но дипломат понюхал манжету белоснежной рубашки и просиял: — Замечательно. Кстати, забыл вас представить, — он указал подбородком на мордатого. — Это Сева, мой старинный приятель.
Сева выдул водку одним глотком и протянул Мишке широкую, как лопата, клешню: — Очень рад, много о тебе слышал.
Какая-то странная искорка мелькнула в его абсолютно трезвых глазах, совсем не соответствовавших расслабленной пьяной улыбке. Но перепившему Делона Мишке было не до психоанализа, уставленный бутылками стол требовал продолжения, да и Казик наполнил стаканы по новой.
Однако следующий глоток оказался роковым. Мишка икнул, тихо сполз на пол, из последних сил дотянулся и выключил, согласно закона Кир-Буха, телевизор, да там, под телевизором и остался, в полной отключке.
— Во дает, — Сева оттянул Мишкино веко, посмотрел на Казика. — Теперь его до утра не добудишься. Перестарались, надо было сперва о деле поговорить, потом уже наливать.
Казик встал и включил телевизор: — Ничего страшного. Через час оклемается, я его натуру знаю…
Мишка и вправду очухался очень быстро. Не прошло сорока минут, как он сел, диким взглядом обежал стены родной квартиры и уставился на гостей: — Не понял? Вы-то здесь откуда взялись?
Сева нагнулся, легко приподнял хозяина под мышки и усадил в кресло. Казик тотчас ткнул ему под нос полстакана: — Лечись давай. Весь вечер вместе пьем, а ты, выходит, ничего не помнишь.
Копаться в недрах памяти Мишка не стал, опохмелился, и все закружилось в привычном калейдоскопе товарищеской попойки. Наконец Сева пришел к выводу, что хозяин окончательно пришел в себя и оборвал затеявшего травить анекдоты Казика: — Давай о деле.