Держа в руке ключ, взлетаю по ступенькам крыльца, вставляю его в замок, и… дверь вдруг сама открывается. Неужели я, торопясь в Истру, забыла запереть дверь? Боже, какая идиотка! Захожу в холл и наступаю на осколки огромной напольной китайской вазы, которая всегда стояла возле входной двери. Весь пол холла усыпан мелкими черепками. Господи, что это? Бросаюсь в гостиную и у меня подкашиваются ноги. Все перевернуто вверх дном. Итальянский диван опрокинут. Шелковые декоративные подушки разорваны. В воздухе летает пух. На полу обломки моего ноутбука. Картины продырявлены и валяются на полу. Из кухни доносится грохот. Там кто-то есть! Я едва не вскрикиваю и зажимаю рот обеими руками. Там вор? Но какому вору придет в голову все крушить? Они обычно тихо и незаметно выносят все из дома.
Нужно вызвать полицию и охрану. Нет, сначала охрану. Нет, прежде всего необходимо вооружиться. Подхватываю с пола африканскую статуэтку из цельного куска дерева. В качестве оружия сойдет. Статуэтка тяжелая и длинная, размером со скалку. Возвращаюсь в холл, быстро достаю из сумки телефон и шепотом вызываю охрану. Крадусь на кухню, осторожно ступая, чтобы под ногами не хрустнули обломки. Прижимаюсь к стене. Из кухни снова доносится звон разбитой посуды. Сердце прыгает в горло от страха. Зачем я сюда пришла? Нужно тихо выйти из дома, подождать, пока охрана доедет сюда. Наш дом последний в поселке, за нами только лес. Мы немного на отшибе. Так хотел Гордей. И мне нравилось, что мы живет в своем королевстве вдали от всех. Теперь за это придется расплачиваться. Минут десять займет у охранников добраться сюда. А если погромщик сбежит, то я даже не узнаю, кто это. Нужно высунуться из-за дверного косяка и осторожно посмотреть. Но страшно! А если это наркоман? Он ведь, наверняка, знает, что соседей нет и поселок опустел. Он меня здесь придушит, и его даже не найдут! Нет, бежать отсюда! К черту! Пусть охрана разбирается.
Поднимаюсь на цыпочки и неслышно крадусь по гостиной к входной двери.
— Глядите-ка, наша русалка на пенсии вернулась! — раздается за спиной насмешливый возглас.
Поворачиваюсь и вижу Тату, которая стоит в дверном проеме кухни.
— Ах ты мразь! — кричу я. — Решила весь дом разнести? Совсем с ума сошла? Психопатка чертова!
При слове "психопатка" она бледнеет и ее ноздри хищно раздуваются.
— Да! — злорадно ухмыляюсь я. — Все о тебе знаю! Только что вернулась из Истры, где разговаривала с твоей мамой. Сволочь ты! Она, бедная, тебя любит и ждет. Никак не привыкнет к мысли, что выродила монстра. А я ей докажу!
— Ну тварь старая, ты доигралась! — шипит она. — Ты за это дорого заплатишь, уродливая тупая овца! — она бросается по лестнице вверх.
— Стой, дрянь! — бегу за ней.
На середине лестницы она оборачивается, снимает с ноги красную босоножку на "шпильке" и швыряет в меня. Пригибаюсь, и босоножка пролетает мимо. Тата бежит наверх и скрывается в коридоре. Мчусь за ней, старясь сократить расстояние. Но несмотря на мою балетную форму, эта мелкая гадина бегает гораздо быстрее меня. Поэтому, когда я оказываюсь в коридоре, она уже стоит у двери комнаты Белки.
Она так резко распахивает ее, что несчастная дверь с грохотом бьется о стену.
— Не смей трогать вещи моего ребенка! — воплю я, бросаясь за ней.
Двумя прыжками пересекаю коридор, влетаю в комнату, и… здесь никого нет. Окно настежь распахнуто. Эта хитрая тварь, наверняка, за дверью! Нет, тебе меня не обмануть! Закрываю дверь и одновременно ударяю статуэткой воздух. Никого! Гардеробная, ну конечно же! Распахиваю дверь в гардеробную Белки, врываюсь туда, но и там никого. Она что в окно сиганула, сумасшедшая мразь? Вот бы шею сломала! Какое бы было счастье! Второй этаж, конечно, не десятый, но если в полете шею вывернет и на нее приземлится, то точно сдохнет, наконец!
Выглядываю из окна — никого. Лишь на крыше веранды прямо под окном Белки валяется вторая красная босоножка. Теперь все понятно. Эта коза спрыгнула на плоскую крышу веранды, а оттуда вниз. Но зачем такие сложности? Она так испугалась огрести статуэткой по башке? Если так, то правильно. Вот сейчас я бы ее не пожалела. Наконец-то до этой дуры мелкой дошло, что игры закончились.
В темноте сада мелькают сине-оранжевые сполохи проблесковых маячков на машине охраны, которая мчится к дому. Автомобиль резко тормозит возле дома. Два здоровенных мужика синхронно выпрыгивают из машины с двух сторон.
— Я здесь! Наверху! — кричу я.
И в этот момент к дому подъезжает такси, и оттуда выходит Тата. Что за черт? Она же только что была здесь! Я думала, что эта гадина спряталась в кустах, а она зачем-то полезла в такси. И откуда оно вообще взялось?
— Что здесь происходит? — тоненько пищит эта змея и бежит к дому, трагически заламывая руки.
Охранники поворачиваются к ней.
— Девушка, а сдачу? Вы сдачу забыли! — кричит таксист, высовываясь из окна машины.
— Оставьте себе! — отмахивается Тата. — Мне не до этого! Что случилось? — она хватает охранника за руку, глядя на него снизу вверх.
— А вы кто? — вопросом на вопрос отвечает он.
— Я… ну… подруга хозяйки дома. Гостила у нее и забыла косметичку. Вот приехала забрать. А где Настя? С ней все в порядке?
— Она нас и вызвала, — отвечает охранник. — Кто-то дом разнес. Девушка, оставайтесь здесь.
Охранники заходят в дом. А Тата поднимает голову, смотрит на меня, застывшую у окна, и в свете фонарей я вижу ту самую змеиную улыбку, которая раздвигает ее губы. Настоящая кобра в броске! Но эта улыбка немедленно сменяется гримасой страха. Она тоненько пищит:
— Боже, весь в пол в осколках, а у меня тонкие туфли, — и заходит в дом.
Она уже и обувь сменила. Вместо красных открытых босоножек-"шпилек" на ней легкие серебристые туфли. В голове громко щелкают детали складывающейся мозаики, и меня осеняет молния кошмарной догадки. Так спешу вниз, что даже забываю бросить статуэтку на пол. Слетаю с лестницы, держа импровизированное оружие в руках.
Один из охранников осматривает кухню. Второй уже спешит по лестнице мне навстречу.
— Не беспокойтесь! Наверху никого нет, — бросаю ему на ходу.
— Я должен осмотреть дом, — охранник пытается проскочить мимо меня по лестнице вверх.
— Да не того вы ищете, — хватаю его за руку и увлекаю за собой. — Вот она! — тычу пальцем в сторону Таты. — Это все она! Я приехала домой, а она уже тут шуровала вовсю. Потом побежала на второй этаж, спрыгнула на крышу веранды, оттуда вниз. Потом выскочила на улицу, и, видимо, там ее таксист ждал. И сейчас вернулась, и… — я хотела добавить, что она изображает из себя невинную овечку, но наткнулась на взгляд обоих охранников.
Они смотрели на меня с тихим ужасом. Так смотрят на сумасшедших.
— Вы мне не верите, понимаю. Вы не знаете, кто это! Я докажу вам! — подбегаю к Тате, хватаю ее за плечи и встряхиваю. — Ах ты, дрянь! Думала, что тебе удастся все провернуть? Хрена с два! Ты не знаешь, что на доме снаружи установлены скрытые камеры. И у охраны есть к ним доступ.
Она смотрит на меня, как кролик на удава, даже не пытаясь вырваться, хотя я продолжаю держать ее за плечи.
— Попалась, тварина мелкая! — еще раз встряхиваю ее, и она взвизгивает якобы от страха, и начинает рыдать. — Теперь точно не отвертишься! Думала, что все просчитала, идиотка? Сейчас Гордей увидит, кто ты на самом деле. И не только он! Все увидят! Тут тебе не Истра! Здесь Москва, девочка! Здесь все умные и прошаренные!
— Спокойнее, спокойнее! — один из охранников осторожно вклинивается между мной и Татой, плечами оттирая меня от нее, и говорит:
— Ну сейчас все и увидим, что там есть на камерах.
Второй охранник достает из кармана планшет, озадачено смотрит в него несколько минут и говорит:
— Картинки нет. Подожди-ка, я сейчас, — он выходит из дома.
Возвращается через несколько минут и с сожалением вздыхает:
— Разбиты ваши камеры. У вас же всего две на фасаде дома, правильно?
Молча киваю.
— Ну вот обе и разбиты, — подытоживает он.
— Я же только что приехала, вы же видели, — всхлипывает Тата. — Настя, за что вы так со мной?
Значит, она знала про эти две скрытые камеры. И у меня теперь никаких доказательств нет. Но мне уже все равно. Я эту сволочь и без доказательств урою. Пригрелась змея на моей теплой груди. А теперь обвилась вокруг моего горла, да так, что не вздохнуть! Но я ее придушу! Немедленно!
— Мразь, — шепчу я.
Специально поворачиваюсь спиной к ней, чтобы обмануть хоть в этом, и делаю шаг к лестнице. Пусть подумает, что я хочу подняться наверх. И вдруг резко поворачиваюсь и прыгаю на нее. А прыжок у меня балетный. Половину гостиной пересечь в таком прыжке мне раз плюнуть. Но она же этого не учла! В прыжке поднимаю статуэтку и обрушиваю на нее. Гадина приседает и истерически визжит. Да так, что аж заходится. Жаль, что я охрану вызвала. Реакция у мужиков хорошая. Один из них, тот, что стоит возле Таты, перехватывает мою руку и отнимает статуэтку.
— Эй, эй, потише, дамочка! — вскрикивает он и захватывает мои руки сильно, но очень осторожно.
— Анастасия, возьмите себя в руки! — уговаривает меня второй охранник. — Ох, и разит же водярой от вас! Вы бы хоть закусывали, что ли?
— Я не пила. Меня облили водкой!
— Хорошая отмазка, — одобрительно кивает он. — Я запомню. Буду жене так говорить.
А мне сейчас не до церемоний. Резко поднимаю колено и изо всех сил бью в пах мужчину, который держит мои руки. Он выпускает меня, краснеет и сипит:
— Япона ж мать!
Второй бросается ко мне, но я успеваю ухватить Тату за волосы и валю на пол. Прижимаю ее своим телом и бью по лицу. Наотмашь! Получай, шлюшка мелкая! За все получай!
— Хватит, успокойтесь! — второй охранник подхватывает меня под мышки, пытаясь оторвать от этой сволочи, но я вцепляюсь ей в волосы и тяну за собой.
Она истерически орет, пытаясь пнуть меня, но я коленями прижимаю ее ноги к полу.
— Не трогай ее, Вован! Она ж сейчас той, второй, скальп снимет! Она ж ей в патлы вцепилась, как летучая мыша! — сипит на полу охранник, которого я ударила. — Отпусти ее! Не видишь, что она бухая в хлам?
— Что здесь происходит? — в гостиную влетает Гордей.
— Елки ж палки — лес густой! — за ним спешит Макс.
— Это я тут лечу твою психованную малолетку, — злорадно объясняю я Гордею.
— Отпусти ее, Настя! Прошу тебя! — Гордей падает на колени рядом со мной, но Макс его отталкивает и шипит: — Не лезь! Я сам!
Он ложится на пол, прижимается ко мне и шепчет:
— Моя хорошая, отпусти ее, я тебя очень прошу!
— Нет, я ее здесь и оставлю, Макс! Ты ничего не знаешь! Эта мразь обманула тебя, меня, Гордея и даже своих родителей. Я сейчас выгляжу, как сумасшедшая, знаю. Но если бы ты только видел, что здесь произошло!
— Я тебе верю, карапузик! Я всегда тебе верю! Прости, что не выслушал до этого. Занят был. Козел я! Каюсь. Давай так: сначала отпусти ее, она же никуда не убежит, и мы все спокойно обсудим. Ну? Давай! Вот один пальчик отогнем, поцелуем его, а потом второй, и тоже поцелуем, — он осторожно разгибает мои пальцы, целуя каждый из них и высвобождая волосы Таты. — Вот так! Потихоньку, полегоньку, и все будет хорошо! Все! Все! — он осторожно перетаскивает меня на себя и немедленно садится по-турецки, обхватив меня двумя руками. — Все хорошо, слышишь? Я здесь! Я с тобой!
Освобожденная Тата вскакивает с пола и отпрыгивает в сторону, прижимаясь к Гордею. Она явно ждет, что он ее обнимет, но Гордей стоит, замерев, бледный, как мел, и неотрывно смотрит на меня и Макса.
— Спасибо, мне уже лучше! — я поднимаюсь с пола и обращаюсь к мужу: — Знаю, ты сейчас думаешь, что я рехнулась. Но послушай, Гордей, я вернулась домой, а тут все разбито. И это сделала твоя дорогая Таточка. Она побежала наверх, в комнату Белки, оттуда спрыгнула на крышу веранды, пробежала через сад. Там, где-то неподалеку, на одной из улиц ее ждал таксист. Он быстро подвез ее сюда, и как раз приехала вызванная мной охрана. А тут эта змея к дому подъезжает на тачке, вроде как она ни при чем. И даже обувь в машине сменила, хитрая мразь! Была в красных босоножках на "шпильках", а теперь в серебристых туфлях. Потому что в босоножках же прыгать на крышу веранды неудобно, а она…
— Я же была в этих туфлях, ты же знаешь, Гордей! — перебивает меня Тата, повисая на Гордее. — Я тебя еще спросила: подходят ли они к платью? Потому что сомневалась, и ты сказал, что очень красиво. Помнишь?
Гордей молча кивает. Ободренная его согласием, она выкрикивает:
— Она совсем умом тронулась! Я только хотела косметичку забрать, — и вдруг ее поганая мордашка кривится, и она начинает жалобно скулить:
— Ей совсем плохо, Горди! Бедная Настя! Это у нее от переживаний! Она даже цвета и модели обуви теперь не различает! Совсем реальности не видит.
— Заткнись, тварь, — снова бросаюсь на нее, но меня перехватывает Гордей.
— Замолчи, Тата! — кричит он. — Выйди отсюда! Иди в кухню! Не доводи ее!
— Я виновата, да? В чем? — рыдает она и тянет руки к Гордею.
— В кухню, я сказал! — отрезает Гордей и бросает на Тату такой взгляд, что та немедленно затыкается и тихо семенит в кухню.
— Молодец, Гора! — злорадно выкрикиваю я. — А теперь выгони ее совсем. И не только из кухни, но вообще из нашей жизни! Я…
— Настя, — перебивает меня Гордей и крепко обнимает двумя руками. — Послушай меня, Настюша, — он немного отодвигается, захватывает мое лицо в ладони и шепчет: — Я вернулся домой, потому очень волновался за тебя. Хотел проверить, как ты. Думал, что это неправильно оставить тебя здесь одну. Мне и в голову не приходило, что все так плохо. И что ты еще и напьешься.
— Я не пила, Гора! Меня облил водкой ханурик на заправке. И еще пытался облапать. Хочешь, прямо сейчас поедем туда, и заправщик тебе все подтвердит?
И тут меня осеняет страшная догадка. Вспоминаю слова заправщика:
— Не понимаю, какая муха его укусила. Он здесь каждый день бродит. Сшибает у водил на пузырь. И никогда никого не трогает. Он вообще тихий!
— Гора, я поняла! Поговори с заправщиком! Это Тата наняла этого ханурика, чтобы он меня водкой облил! Она знала, что ты подумаешь, будто я пьяная и несу чушь. А я не пила, Гора! Ни капли! Ты же знаешь, что я почти не пью!
— Милая, хорошая моя, послушай меня, — Гордей обнимает меня, прячет мою голову у себя на плече, гладит по волосам. — Я страшно виноват перед тобой! Мне не нужно было соглашаться на это все. Потому что ты у меня хрупкая, воздушная, с тобой так нельзя! Но я все исправлю, моя дорогая! Клянусь тебе!
Закрываю глаза. Я словно вернулась в прошлое, когда Гордей не выпускал меня из объятий. Когда он все время хотел трогать меня, целовать. Закрывать меня от всего мира. И мне тогда казалось, что между мной и этой страшной реальностью стоит каменная стена: мой муж. Уютная, любимая, нерушимая стена, сквозь которую не пройдут ни бури, ни ураганы. И если даже весь мир покатится к чертовой матери, я останусь за этой стеной. Что еще нужно женщине для любви? Только это! Знать, что мужчина всегда защитит, закроет собой. Наверное, я очень примитивная. Но в моем понимании это и есть любовь.
Как-то зимой мы с Гордеем ужинали в ресторане. Была страшная вьюга. И когда мы вышли, то из-за снежной стены долго не могли найти машину. Гордей все давил на кнопку чип-ключа, машина где-то пищала, отпирая двери, а мы не слышали, где именно из-за воя ветра. Мы брели в темноте и холоде. Я тогда споткнулась и чуть не упала. Гордей подхватил меня на руки и поцеловал, согревая мои заиндевевшие губы.
— Ну все, — обреченно сказала я. — Сейчас мы умрем! Просто замерзнем здесь и наутро люди найдут наши заледеневшие тела.
— Тебе не нужно умирать, — прошептал Гордей, продолжая целовать меня. — Я умру вместо тебя!