— Ясно, помню, как не помнить! Поначалу к Эду правили, но не доехали, свернули. Эду у границы, а мы за горы, вглубь. Там он и обитает, коли жив еще, — садовник поднял глаза к небу.
— Поедешь со мной? — спросил Громм.
— Ежели прикажет милорд, — поклонился тот.
Один из найденных Грэгом Горроу в бумагах отца адресов подходил под описание садовника. Эдуан предположил, что там и надо искать ученого-изгоя. Выехали на следующий день утром. Лошадьми правил кучер герцога, еще два человека сопровождали их верхом, старику позволили ехать в карете. Садовник, стараясь оправдать эту честь, то и дело выглядывал в окно и подтверждал правильность выбранного направления.
Громм, не полагаясь на его память, усомнился в точности примет, старик тут же стал в подробностях рассказывать о давнем путешествии. Называл места ночевок и обедов с перечислением заказанных графом блюд, имена трактирщиков. В первом трактире, где они остановились на ночлег, герцог мог убедиться, что садовник не привирает. Удивительно, как простой неграмотный человек сохранил такую великолепную память и живой ум. Теперь Эдуан с доверием относился к речам проводника, выслушивая его рассуждения о тех временах, старом графе Горроу, ученом-отшельнике и болезнях человеческих. Знаменитый изгнанник в ту пору пожаловал лекарство и кучеру графа, вот почему старик имеет светлую голову, зажился на этом свете и помирать не собирается.
На пятый день достигли цели.
— За тем поворотом и домик! — горячился проводник, указывая в окно.
Повернули, остановились. Герцог вышел из кареты, следом выбрался дядюшкин садовник. Небольшой дом, ухоженный огород, свежевыкрашенная изгородь. Над грядками хлопочет седовласый старец.
— Это он? — спросил Громм.
— Нет. Длинный. Слуга был дылда, а сам махонький. В доме, наверное.
Седой увидел приезжих, подошел к изгороди.
— К лекарю мы, — сказал ему Эдуан, — доложите: герцог… вернее, внук графа Горроу.
Высокорослый слуга поспешил в дом, вскоре выглянул и, кланяясь, пригласил герцога к хозяину. Громм поднялся на крыльцо, прошел внутрь и, привыкнув к полутьме, разглядел сидящего в глубоком кресле сморщенного старичка.
— Хэлпэ, чаю гостю! Сопровождающим в беседке накрой! — послышалось из кресла.
Слуга выскочил из комнаты и вернулся с подносом. Ягодный аромат, аппетитный вид щедро посыпанных кунжутом булочек возбуждали аппетит.
— К чаю как раз поспели, — доброжелательно улыбнулся хозяин, показывая крупные, на удивление белые зубы, — надо подкрепиться с дороги.
Герцог сел на край скамьи напротив хозяина и принялся за булочки, наслаждаясь угощением. Со двора слышались покрикивания кучера и Хэлпэ — они занялись лошадьми. Колдун, щурясь, изучал Громма.
— Зачем пожаловали? — поинтересовался старец, видя, что первый голод гостя утолен. — Вы, я понял, человек здоровый. О родственнике хлопочете?
— Здоров я благодаря вам… м-м…
— Можете называть меня профессор. Король лишил званий, но это не мешает в частной беседе забыть о давних неприятностях.
— Да, профессор. Итак, наследственный недуг оставил меня благодаря шкатулке, полученной от вас графом Горроу.
— Вы приехали сказать спасибо? — старик заерзал в кресле. — Это первый случай! Обычно, расплатившись за лекарство, люди забывают обо мне. Помогло или нет, остается гадать. Рад, рад вашему визиту! Так что же? Каковы ощущения?
— Не могу сказать, что всеми переменами я доволен. Знаете, профессор, раньше было спокойнее, теперь постоянно мелькают перед глазами все эти женские формы, пальчики, ручки, глазки.
— Ну-ну? Это ничего, привыкнете!
— Беспокоит неудобное следствие применения лекарства. Хочу избавиться от него. Надеюсь, поможете.
— Поясните, какое следствие? — чародей посерьезнел.
— По неосторожности, после того, как шкатулка была открыта, я разговаривал с девушкой. Теперь ее образ преследует меня. Необходимо избавиться от наваждения. Дайте мне средство.
— А! Вот о чем. Не беспокойтесь, это временное чувство.
Он замолчал, прикрыв глаза. Герцог решил, что собеседник дремлет, и постучал ложечкой о край чашки, привлекая к себе внимание. Старик пошевелился и продолжил говорить:
— Нет-нет, я не сплю. Размышляю о том, как лучше объяснить. Да. Взросление мужчины с ледяным сердцем лишено юности. Вы не испытали нарастающего интереса к женщине, безнадежной влюбленности, разочарований и восторгов. Когда лекарство подействовало и дремлющие в организме силы запустились, все, что происходит с человеком за несколько лет, нахлынуло в один миг. Не имея опыта, вы считаете чувство вечным. Это не так.
— Значит, никакого снадобья не требуется, профессор?
— Да. Если только…
— Что?
— Вызванные действием шкатулки чувства уйдут, если это не истинная любовь.
— Какая любовь! — рассмеялся Громм. — Я видел девчонку второй раз в жизни, даже принял ее за парня!
— Хорошо, милорд. Вы останетесь у меня или поспешите домой?
— Простите, профессор, я представился как внук графа Горроу, но это мой дед по матери. Я герцог Эдуан, — Громм поклонился. — Благодарю за прием. Сейчас же отправлюсь в обратный путь.
— Эдуан? Ваша резиденция в Эду?
— Там живет моя мать.
— Ваша светлость! Умоляю, выполните просьбу профессора-изгоя!
— Все, что в моих силах.
Старик поднялся с кресла и, шаркая, подошел к громоздкому, чуть ли не на полкомнаты, ореховому шкафу. Вернулся с фолиантом. Громм предусмотрительно сдвинул в сторону поднос и с удивлением разглядывал оказавшуюся перед ним массивную книгу.
— Передайте, пожалуйста, моему ученику. Он живет в Эду. Мне туда не доехать, а за Виктоу, возможно, следят, посещать меня опасно, — сказал ученый, склоняясь над гостем. — Труд всей жизни. Никто, кроме Виктоу, не оценит и не сохранит его. Здесь, обратите внимание, вложен адрес его лаборатории.
— Хорошо, — Эдуан поднялся из-за стола и бережно взял книгу, — еще раз благодарю, профессор, за помощь! Сколько вам заплатить?
— Я не нуждаюсь, дорогой герцог. Если сочтете нужным пожертвовать деньги на развитие науки, передайте их Виктоу. Он, хотя и дворянского рода, не располагает средствами, достаточными для многочисленных опытов.
Что-то еще беспокоило гостя, старик заметил это и сказал, вновь усаживаясь в кресло:
— Спрашивайте, не стесняйтесь. Не терпится узнать, как я оказался здесь? — он медленно повернул голову, как будто рисуя крупным носом дугу.
Эдуан вернулся к столу несвойственными ему суетливыми движениями, выдав свое волнение.
— Вы мне глубоко симпатичны, — продолжил старик, морщинистое лицо его озарила ласковая улыбка, — многие посетители просили о помощи, ни один не считал старого оклеветанного колдуна ровней.
— Вас оклеветали, профессор, я так и думал, — прошептал Громм.
Старик не расслышал, он склонил голову набок, погружаясь в недра памяти, и поведал гостю давнюю историю.
Тридцатилетним знаменитым доктором жил он в столице королевства. Занимала его тогда причина странной болезни, которой были подвержены некоторые мужчины из аристократов. Собрать о ней достоверные сведения было необычайно сложно. На какие только ухищрения не шли матери и отцы несчастных, пытаясь скрыть болезнь.
— Три года я потратил на исследования! Три года как один день!
— Вы узнали причину?
— Проклятье!
— Что случилось, профессор? — герцог наклонился, думая, что тот ругается, обронив какую-то безделицу.
— Проклятье колдуньи из-за гор.
— Я что-то слышал о ней.
— Слышал, — старик отклонился назад и мечтательно закатил глаза, — она прекрасна! В жизни не встречал такой красоты.
Он поглядел на Громма и поправился:
— Среди женщин.
— Вы ее видели? Говорят, жила ведьма лет двести назад, или сто.
— Я видел ее. Поехал, чтобы расспросить о проклятье и узнать, как можно снять его.
— Разве могла она жить так долго? — в голосе герцога звучало сомнение.
— Конечно, нет. Это была дочь ее дочери, а та дочь ее дочери. Видишь ли, мой мальчик, это сильная ведьма. Она рожает девочку, вскармливает ее, а потом умирает, переселяясь душой в новое тело.
— Бог мой, разве такое возможно?!
— Возможно. Я сам наблюдал. Все-таки прежде всего я ученый и не мог пройти мимо такого феномена. Это был великий эксперимент! Величайший.
— Постойте, профессор, — волнуясь, Громм сел и подался вперед всем корпусом, — как это наблюдали?
— Я поехал тайно. Предполагал, обернусь за неделю.
Рассказчик закрыл глаза. Гром не шевелился, боясь его потревожить, он вглядывался в морщины, среди которых много веселых, но заметны и горькие. Испещренное линиями лицо можно было читать, как рукопись. Наконец, старик очнулся:
— Вы еще здесь? На чем я остановился?
— Ведьма задержала вас?
— Моя шалунья, — губы его изобразили поцелуй, — Кандида. Она выслушала просьбу и обещала помочь. Не бесплатно.
— Хотела денег?
— Нет. Она хотела дочь, — рассказчик изобразил деликатный смешок, — любой мужчина поймет меня. Я согласился в то же мгновение.
— Стали отцом ее ребенка?
— Нашей дочери и, как я тебе уже объяснял, некоторым образом, ее отцом, самой Кандиды.
— У меня голова идет кругом, — отшатнулся Громм.
— У меня тоже шла кругом голова, — мечтательно произнес старик, — я не замечал бега времени. Прожил там пять лет, пока не пришла пора.
Они помолчали. Герцог рассеянно собирал и отправлял в рот кунжутные семечки, рассыпанные на подносе. Старец покачивал головой в такт неслышной музыке. Эдуан пытался объяснить самому себе, как это возможно, чтобы один человек переселился в тело другого, пусть даже и собственного ребенка, но не мог. Профессор протяжно вздохнул и ответил на его сомнения:
— Девочка наша родилась странной, — говорил он глухо, как будто слова доставляли страдание, — бесчувственной и глупой. Этакий милый зверек. Я думал, это болезнь, уже встречал в своей практике.
— Вы лечили ее?
— Кандида не позволила, сказала, так и должно быть. Ей самой требовалось место в этом теле, — он снова вздохнул, вкладывая в этот вздох столько горечи, что Громму стало не по себе, — моя милая ведьма растила тело для себя.
— Она умерла, то есть переселилась на ваших глазах?
— Не хотела, чтобы я это видел, выгнала меня. Я вскоре приехал и застал здоровую девочку и безумную старуху. Через месяц прежнее ее тело умерло, я похоронил.
— Так. А что с ледяным сердцем? — Эдуан, внутренне дрожа, сменил тему.
— К сожалению, обещание свое колдунья выполнила наполовину.
— Как это?
— Женщина из проклятого рода могла родить здорового мальчика, но могла и больного. Все только усложнилось, — профессор приободрился, по-видимому, освобождаясь от неприятных воспоминаний.
— Но это обман! Она должна была… — возмутился Громм.
— Не горячитесь, ваша светлость. Это не со зла. Срок жизни ее истекал, силы были не те. Но ведь и я не промах! Много чего у своей любовницы поднабрался, — широкая улыбка сделала его лицо моложе, — задумав победить ледяное сердце, не отступал, пока не изобрел шкатулку. Поверьте, многие ей воспользовались.
— Да. Благодарю. Испытал на себе и могу с уверенностью утверждать, что это великое изобретение.
— Так-то. Ну, вам пора ехать.
— Да, — герцог поднялся, обнял двумя руками фолиант и все-таки спросил, — а почему вас изгнали из Колуи, профессор?
— Бросьте, ваша светлость, к чему пустые вопросы.
Изгнали — не изгнали. Мне здесь хорошо. Поближе к ней. Навещал, пока мог. Теперь Кандида сама иногда приезжает ко мне. А Колуи? Ложь, страсти, жестокость. В путь, дорогой мальчик, в путь! И найдите счастье, если сумеете!
Простившись с лекарем, Громм вышел из дома, но не спешил садиться в карету. Рассказ о ведьме из-за гор не шел у него из головы. Как можно быть совсем рядом с этой удивительной женщиной и не повидать ее? Он подозвал долговязого слугу волшебника:
— Скажи-ка, любезный, ты знаешь дорогу к ведьме из-за гор?
Старик пригладил двумя руками длинные седые волосы, пряча взгляд, промычал что-то невразумительное и пожал плечами.
— Но ведь ты служил здесь, когда профессор был еще в силах, и наверняка ездил вместе с ним туда?
— Хозяин ревнив, — хрипло заговорил старик и посмотрел на герцога исподлобья, — он не любит, когда его жену навещают мужчины.
Эдуан с трудом подавил смех.
— Ревнив? С чего ты взял, что я хочу навестить ее для таких целей?
— Ну-у-у, э-э-э, — долговязый почесал подбородок, взлохматив неопрятную седую бороду, — ваши цели мне неизвестны, господин. А вот она женщина темпераментная. Вы так красивы.
— Постой-постой, — все-таки засмеялся герцог, — ты что же, милейший, хранитель ее девственности?
— Я? Э-э-э… нет, — профессорский слуга покосился на окна дома.
— Давай пройдемся, — понял его герцог.
Они спустились к небольшому пруду, где крикливые селянки полоскали белье, стоя коленями на мокрых досках мостков. У противоположного берега плавали горделивые гуси и неторопливые утки. Громм сорвал травинку и покусывал ее, ожидая, что спутник заговорит первым.
— Господин, — начал тот неуверенно, — хозяин меня хватится.
— И что мне с этого?
— Ему может понадобиться помощь, — настаивал старик.
— В чем же дело? Расскажи мне о ведьме и будешь свободен, — весело хмыкнул Громм. Затем постарался успокоить собеседника: — Меня совершенно не интересуют прелести колдуньи, исключительно ее дар.
— Вы бы к хозяину обратились, он тоже многое умеет.
— Так я и сделал, — схитрил герцог, — профессор не смог. Вся надежда на ведьму. Пойми, даже если ты не скажешь, как ее искать, другие проговорятся, а я время потеряю. Это не хорошо.
Старик затряс головой, отрицая:
— Никто не знает.
— Многие ездят, — не согласился Эдуан, — таятся, конечно, но деньги развяжут им языки.
— То дамы, хозяин не возражает.
Громм рассмеялся во весь голос, женщины на мостках обернулись на него.
— Еще немного, и я подумаю, что это не профессор, а ты сам приревновал чаровницу.
Глаза старика вспыхнули, и он опустил их.
— Хорошо. Я расскажу вашему кучеру. Тут недалеко.
— Вот и славно.
Эдуану все больше нравилась задумка повидать знаменитую ведьму. Он велел сопровождающим найти приют здесь и дожидаться его возвращения, а кучеру — развернуть лошадей и ехать по дороге, которую указал слуга профессора. Дядюшкиного садовника посадили на купленного в деревне мула и отправили в столицу, снабдив деньгами.
До усадьбы колдуньи добрались на рассвете. Хозяйка встречала сама и громогласно распоряжалась слугами. Когда герцог вышел из кареты, ведьма, а он с первого взгляда понял, что это она, замерла на миг, удивленно подняв смоляную бровь. Кандида была яркой, безусловно, красивой. Хотя красота эта была непривычной глазу: вызывающей, бесстыдной и смелой. Видно было, что женщина эта не ограничивает свои желания в угоду мнениям и традициям. Возраст по ее виду определить было невозможно. Размеренные, полные достоинства движения и пышные формы выдавали почтенные лета, а гладкая атласная кожа, свежесть румянца и черные, словно уголь, густые распущенные волосы, как у молодой…
Пока слуги сновали вокруг, выполняя поручения, Громм и Кандида, мешая им, стояли посередине двора и любовались друг другом.
— Свет мой, — заговорила, наконец, хозяйка усадьбы, — ты не нуждаешься в привороте. Не поверю, что есть сердце, которым ты не способен завладеть.
— Есть, — возразил он, — мое.
— Где же та счастливица, которой оно принадлежит?
Герцог пожал плечами:
— Это неважно. Я хочу вернуть его.
Кандида резко приблизилась, обдав Эдуана волной жара, и дохнула пряным ароматом высохшей травы. Глаза ее, огромные, темные, смотрели, притягивая, разрушая сознание:
— Чтобы вернуть твое сердце тебе, я должна сначала забрать его у воровки, — зашептала она.
Пухлые губы двигались призывно. Громм ощутил такое горячее и непреодолимое желание, что мир закружился вокруг в диком танце.
— Согласен, — прошептал он.
Ведьма взяла его руку и пошла через двор за дом к неприметной калитке. Герцог шагал следом, наслаждаясь приятной шершавостью ее ладони, запахом ее тела, игрой солнца в ее волосах.