Гевин слегка склонил голову.
Слушает.
И Катарина тоже. Она сидит ровно и неподвижно, отчего кажется неживой, и Кайден испытывает огромное желание дотянуться до медовой ее косы и дернуть. Просто так.
А потом улыбнуться.
И сказать, что все хорошо, что он никому и никогда не позволит Катарину обидеть.
— И вы наблюдаете? — уточнила Луиза мягким вдруг голосом.
— Присматривает, — ответил за Кайдена Дуглас. — Сами понимаете, искушение велико. Всегда найдется человек, которому покажется, что жизнь его обделяет и что следует пользоваться возможностями, да… и получается, что пропадают порой грузы. Или вот разбойники появляются. Впрочем, разбойники — это так, мелочи.
Луиза наклонилась, почти легла на стол, и веер слегка прикрыл пухлую ее грудь.
— А вам… доводилось убивать.
— Да, — вопрос был неприятен.
Женщины — существа парадоксальные. Они любят победы и победителей, но почему-то огорчаются, когда кто-то умирает, пусть даже этот «кто-то» и заслуживает смерти.
— И… как это?
— В каком смысле? — уточнил Кайден. — Когда как. Часто — грязно. В людях много крови.
— И мяса не меньше, — Джио дотянулась до блюда, впилась острыми когтями в мясной ком и сунула его в рот. Ненадолго пасть ее растянулась, затем губы сжались, а щеки надулись.
Один глоток.
И улыбка, от которой у Кайдена мурашки поползли по спине. Кажется, не только у него.
— Что? — Джио облизнулась. — Редко кто умеет готовить настоящий черный пудинг[1]… а уж чтобы выдержанный, так и вовсе… чудесно. Не возражаете?
— А в вас влезет? — поинтересовалась Луиза осторожно.
— Не сомневайтесь, — Джио подвинула блюдо еще ближе и закинула в рот второй комок. И вновь проглотила, не пережевывая. — Мне не так часто удается побаловать себя. Так чем вы сейчас занимаетесь, позволено будет узнать?
Кайден вздрогнул и отвел-таки взгляд.
— Разбойниками, — сказал он, пытаясь понять, кто же все-таки прячется в теле хрупкой с виду женщины. И собственные догадки категорически ему не нравились. — Несколько караванов пропали. И грузы. И люди. Бесследно.
— А так бывает?
— Как видите, бывает.
Блюдо перед мьесс Джио стремительно пустело, а ведь она худощава даже для женщины.
— Уж не делом ли росского купца занялись? — прищурился Гевин. — Если у вас получится узнать, что с ним произошло, некоторые весьма уважаемые люди будут благодарны.
— И им в том числе.
— В том числе… — Гевин провел пальцем по скатерти, которая пусть и выглаженная, хранила на себе следы предыдущих пиров. — В том числе, стало быть…
— А вам что-либо известно?
Близнецы не нравились Кайдену оба, особенно старший, что, откинувшись на кресле, разглядывал Кайдена весьма задумчиво, явно решая, стоит ли с ним делиться информацией.
— Думаю, — все же произнес он. — Это не та тема, которую следует обсуждать за завтраком. Если не возражаете, я загляну к вам в гости.
— Буду счастлив, — получилось почти искренне.
[1] Национальное ирландское блюдо, основным компонентом которого является свежая кровь.
Глава 21
В саду пели птицы.
Как-то уж очень интенсивно пели, будто желая отвлечь Катарину от скорбных мыслей ее, но не получалось. Она отмахнулась от излишне назойливой пчелы и спросила:
— Что за представление ты устроила?
Джио, которая шла сзади, в двух шагах, чтобы не слишком близко, но и не далеко, пожала плечами.
— Тебе не понравилось? Ты же сама сказала, что я не человек.
— Сказала. Но ведь остальные…
— Некоторым стоило дать понять.
— Кому?
— Мальчишке этому, который на тебя пялился. И тетушке твоей. Она нелюдей недолюбливает.
— Может, у нее есть на то причины, — Катарина тронула ветку, усыпанную мелкими розовыми цветами.
— Может, — согласилась Джио.
— Так зачем это надо было?
— А не думаешь, что я просто… баловалась.
Катарина вздохнула и переступила через толстую корягу, что преградила путь. Та была темной и блестящей, напоминающей змею.
— Не думаю. Я давно поняла, что все твои поступки имеют какой-то смысл, пусть мне и не всегда удается понять сходу, какой именно…
— Я люблю черный пудинг.
— Ты никогда не говорила.
— Зачем? — Джио пожала плечами. — Все одно при дворце его не умеют готовить правильно. А тут… считай, это было предупреждение.
— Для кого?
— Для всех. Для мальчишки, что решил, будто он здесь самый умный, для остальных тоже…
— Они ведь не в полной мере люди? Близнецы?
— Один. Второй человеческой крови.
— А Гевин?
— Почему не Кевин? — Джио остановилась у пруда, поверхность которого была затянута темной плотной ряской.
— Не знаю. Просто подумалось…
Над прудом плясали стрекозы. Они то спускались, касаясь черной воды, то поднимались выше, отпустив собственное отражение. Метались водомерки. Пахло тиной и землей.
— Но ты угадала. И у его матери действительно есть причины не любить тех, кто не принадлежит роду людскому, хотя, скорее всего, она просто не понимала, с чем связывается, да…
— Мне стоит его опасаться?
— Его? Нет. Он… не из тех, в ком кипит кровь. Скорее наоборот. Спокоен. Хладнокровен. Расчетлив. Но поэтому связываться не стоит.
Джио опустилась на траву и похлопала рядом.
— Платье вымажется.
— Постирают.
И верно. Земля не была холодной. Она словно очнулась после грозы и, напившись воды допьяна, дышала теперь летним теплом.
Парило.
И к вечеру опять след ждать дождя.
— Почему не стоит? Может, и вправду принять его предложение, если так, мы договоримся и этот брак не будет в тягость.
— Как и в радость.
— Я давно уже в радость не верю, — Катарина сорвала маргаритку. Когда-то она на них гадала. Любит, не любит… забудет… хорошо бы, если о ней все забудут.
— И глупая. Но нет, он заключит сделку. А потом новую, более выгодную. Конечно, он не бросит тебя, если сочтет, что ты больше не представляешь интереса и не приносишь выгоду, его племя славится тем, что держит слово. Но он с легкостью тебя убьет, если решит, что это проще, чем решать твои проблемы. Змей, что еще сказать. И потому даже родная мать… та, которую он полагает родной, его боится. Не заметила?
— Нет, — лепесток за лепестком Катарина отпускала на траву, пока в руках ее не остался голый стебелек с пушистым донцем.
— Вернее побаивается. И борется между своей жадностью и страхом. Здесь куда интересней, чем можно было надеяться.
— Рада, что тебе интересно, — и Катарина упала в траву. Она лежала, закинув руки за голову, разглядывая редкие облака, что ползли по высокому синему небу.
На стрекоз.
На Джио, которая задумчиво и сосредоточенно жевала стебелек.
— И что мне делать?
— А что ты хочешь?
— Не знаю. Наверное, ничего…
— Тогда ничего не делай.
— А может… мы в колонии уедем? Нет, серьезно? — Катарина повернулась на бок. — Смотри, если предположить, что отец все-таки знает, где я, то рано или поздно он заявится. Он не привык отпускать тех, кто может принести хоть какую-то пользу.
Джио величественно кивнула.
— А там ему всяко дотянуться сложнее будет…
— Ты не выживешь в колониях.
— Почему?
— Слишком красивая. И свободная. Или женятся силой, или продадут. Второй вариант вернее. А там… торговля красивыми светлокожими женщинами — весьма выгодное занятие.
Катарина вздохнула и призналась.
— Иногда мне хочется взять нож и срезать это лицо, — она провела пальцем от линии лба, по щеке и ниже. — Вот так. Тогда я буду страшна и никому не интересна.
— И мертва. Так, на всякий случай.
Разговор определенно свернул куда-то не туда. А все равно было хорошо. Тепло. Спокойно. И никто не спешил шептать, что королевам никак невозможно вот так валяться у пруда… и Катарина села, пораженная внезапной мыслью.
Она скинула туфли.
Стянула чулки, те самые, золотые. И подвязки тоже сняла. Юбки подняла и, подобравшись на цыпочках к воде, коснулась ее пальцем. Холодная!
И просто ледяная.
Катарина отступила. И вновь коснулась. И рассмеялась, когда водомерки брызнули в стороны. Шаг. И еще один. И теперь она обеими ногами в воду влезла. И кажется, что ног у нее нет. Собственное отражение, несколько размытое, пялится на Катарину из черноты, и вовсе не кажется сколь бы то ни было красивым.
— Простудишься, — заметила Джио.
— Она теплая.
Первый холод прошел, сменившись тем самым томным теплом хорошо прогретой воды. А дно оказалось мягким, что ковер. И даже мягче ковра. Ноги в нем вязли, но не сильно.
— Там может быть глубоко… — Джио села.
— Я… попробую… — Катарина вытянула ногу и попыталась нащупать дно. Получилось. И вряд ли пруд в саду стали бы делать глубоким. Напротив, он столько лет зарастал, что почти уже и зарос.
И значит, Катарина может его пересечь.
Вот так.
Босиком.
И с задранными юбками. Безобразие какое! Какое великолепное безобразие. Катарина перехватила юбки, подняв их еще выше, кажется, колени и те обнажились, благо, местным стрекозам не было никакого дела до колен Катарины. Они метались вокруг, будто пытаясь отогнать наглую человечку.
Пруд становился глубже.
И глубже.
И наверное, стоило отступить, но Катарина столько раз отступала и уступала, что вдруг совершенно по-детски заупрямилась. Она задрала юбки еще выше и, как обычно, попыталась нащупать дно, чтобы сделать следующий шаг.
— Катарина! — этот громкий голос заставил вздрогнуть.
Метнулись стрекозы.
Что-то несильно ударило в лоб, и Катарина вскинула руку, пытаясь защититься, но вместе с тем вдруг потеряла равновесие. Она попыталась устоять, чувствуя, что заваливается набок, и ногу поставила, только дно, еще недавно бывшее пологим, гладким, куда-то подевалось. Нога провалилась в яму, и Катарина с коротким писком рухнула в воду.
Она ушла с головой. И темная жижа полилась в рот и нос, залепила глаза, уши. На долю мгновенья Катарина растерялась, всполошенно забилась, пытаясь вырваться из водяного плена. Юбки мигом пропитались влагой, спеленали, грозя уволочь на дно.
А воздух закончился.
Почти.
Катарина распрямилась и сделала вдох.
Закашлялась и снова рухнула, потеряв с трудом обретенное равновесие. И уже со злости мысленно прошипела пару слов. Как ни странно, паника отступила. И у нее получилось опереться на дно руками и ногами. Вот так… пальцы, правда, запутались в каких-то водорослях, но ничего, на берегу Катарина от них избавиться. Она поднялась, чихнула и ладонью стерла с лица грязную воду.
— Ужас какой… — привычно сказала тетушка Лу перед тем, как лишиться чувств. Кевин едва успел подхватить матушку. А Гевин, шагнувший в сторону, будто не желал он иметь дела ни с обмороком, ни с родственниками, задумчиво произнес:
— Позволю себе заметить, что для купания еще немного рановато…
— Я тренируюсь, — сквозь зубы процедила Катарина.
Выглядела она… и думать нечего. Выглядела она отвратительно. Волосы мокрые и грязные. Лицо… тоже грязное. Одежда висит тряпьем и, кажется, в декольте что-то трепыхается, то ли рыба, то ли жаба. А треклятые водоросли тянут руку Катарины ко дну.
Она тряхнула, пытаясь избавиться от них, но не вышло.
— Да что за…
Не водоросли.
Точнее на первый взгляд это на них и походило, тонкие темные нити, что оплели пальцы Катарины, будто цеплялись за них, как за последнюю надежду. Нити тянулись ниже, прирастая к комку чего-то грязного и уродливого настолько, что Катарина не сразу поняла, что именно вытащила.
А поняв, сглотнула.
И выпрямив спину — голова, подумаешь, всего-навсего голова, пусть и слегка объеденная рыбами, но совершенно безопасная — шагнула вперед.
— Кажется, — она даже нашла в себе силы улыбнуться Гевину, который стоял, скрестив руки, и наблюдал за Катариной. И как-то сразу становилось очевидно, что помогать он не станет. Нет, если Катарина попросит, то и не откажет… — Нам все-таки не помешает королевский дознаватель.
Голова держалась за руку прочно, и только остатки зубов поблескивали.
Они и камни в волосах.
Ярко-желтые до боли знакомые алмазы, которым в этом захолустье делать было совершенно нечего.
— Не помешает, — Гевин слегка наклонил голову и подал-таки руку. — Если вы не возражаете, я пошлю кого-нибудь…
— Что вы, это будет весьма любезно с вашей стороны.
А пальцы у него все-таки теплые, живые. И смотрит с насмешечкой, но не обидно.
— Рад оказать вам услугу, пусть и столь незначительную…
— Весьма обяжете, если… — Катарина протянула руку, с которой свисала голова. — Мне несколько неудобно просить вас о подобном, однако самой мне не справиться…
— Пустяки. Рад буду помочь. Но пока позвольте…
Гевин снял джеркин и небрежно набросил его на плечи Катарины.
— Здесь несколько прохладно.
— Благодарю за заботу.
— Не стоит.
Тетушка Лу приоткрыла один глаз и, убедившись, что ни Катарина, ни голова никуда не пропали, вернулась в обморок. Кевин же, уложив матушку на берегу, отряхнулся и спросил:
— Что это такое?
— Голова, — Гевин весьма ловко распутывал волосы, проявляя при этом немалую осторожность. И было не понятно, что именно он опасается повредить — пальцы Катарины или голову.
— Я вижу. Чья?
Голову все же бережно положили на траву, и Гевин присел рядом.
— Судя по зубам, человеческая. Женская. Обратите внимание на надбровные дуги. Определенно человеческая, уж больно форма характерная.
Он повернул ее боком и провел пальцем по темной плоти.
— Лежит довольно давно, но воды здесь… да, слишком кислые, вот разложение и замедлилось. Бывает в болотах тела вовсе мумифицируются. Презанятнейший процесс. Джио, не будет ли наглостью с моей стороны просить вас проводить Катарину к дому? Ей явно следует согреться.
Катарина поняла, что ее трясет, и отнюдь не от страха. Мокрая одежда прилипла к телу, и теперь весьма активно тянула тепло. Отчего Катарину сотрясала мелкая дрожь.
Джио поднялась.
— Будет, — сказала она. — Но я тебя прощаю.
Гевин отвесил низкий поклон. И в нем не было и тени насмешки.
— Брат, тебе не кажется…
— Заткнись, — это было сказано холодно. — И будь добр, загляни к нашему соседу…
…уже «нашему»? С каких это пор?
— Знаешь, — Джио подхватила Катарину под руку и потащила за собой. — А ведь я могу и ошибаться… немного усилий, и муж из засранца получится неплохой. Правда, не уверена, что его хватит надолго.
Катарина поплотнее запахнула джеркин.
Как она может говорить о мужьях, когда Катарина в пруду нашла чью-то голову? Женскую. И с алмазной тиарой в волосах. Пожалуй, это и было самым странным, если подумать.
Что это?
Несчастный случай?
Или убийство? И если так, то кого убили? Когда. И главное, почему не забрали алмазы? Катарина вздохнула и велела себе успокоиться. Какая разница, кто и за что там утонул? Она здесь совершенно не при чем…
Глава 22
Голова лежала на покрывале. С нее успела стечь вода, и Гевин бережно убрал редкие нити водорослей, отчего голова стала лишь более уродливой. Плоть частью ссохлась, а частью сползла, и сквозь разрывы ее проглядывала темная кость.
Поблескивали крупные камни в грязных волосах.
Охала Луиза, то и дело закрывая лицо веером, но не уходила. Кевин стоял посреди пруда, вооружившись длинной палкой, и вид имел весьма мрачный.
— Я подумал, что стоит поискать остальное, — заметил Гевин, встретив Кайдена вежливым кивком.
— И загнал меня.
— Я не люблю воду, — Гевин пожал плечами.
— Можно подумать, я люблю.
— Я очень сильно ее не люблю.
— Позволите? — Дуглас попробовал ногой берег, прежде чем шагнуть в пруд. И проворчал. — А все же трупы надо лучше прятать…
Кому он это сказал, Кайден не понял. Но покраснел. И не он один. Уши у Гевина тоже приобрели весьма характерный оттенок.
— Я не имею привычки мусорить в чужих поместьях, — сказал он шепотом. И Кайден склонил голову, соглашаясь и подтверждая, что и он воспитан не хуже.