А потом присел у покрывала.
Человек.
Определенно, человек. Чистой крови, уж больно мелкие зубы и характерные черты. И возвращаясь к зубам, стоит отметить, что все они целы, ровны и белы, а стало быть, без вмешательства целителей не обошлось.
Он слегка повернул голову и пальцами раздвинул челюсть.
Зубы почти все… не хватает верхней пары крайних, тогда как нижние уже присутствовали, стало быть, женщина старше двадцати, но моложе тридцати лет.
Интересно.
Жаль, лица не сохранилась.
— Кстати, не думаю, что лежит она так уж давно, — Гевин наблюдал и за братом, что бестолково ворошил палкой дно, и за Кайденом. — С ранней весны, полагаю.
— Отчего?
— Обратите внимание на степень разложения. За лето плоть бы окончательно расползлась, все же пруд далеко не болото…
С этим Кайден мог бы и поспорить, ибо местному пруду до болота оставалось не так и много.
— А здесь процессы замедлены, но все же идут. Глубина небольшая, и зимой пруд промерзает до дна.
— А осень? Поздняя?
— Тоже возможно, — кивнул Гевин. — Но она в этом году была на редкость теплой, да и зима наступила далеко не сразу. Все же скорее весна…
Дуглас входил в воду осторожно, прощупывая дно палкой с железным крюком. Она поднимала клубы ила и грязи, которые расползались по поверхности воды жирными кляксами.
Добравшись до середины, он махнул на Кевина, чтобы тот выметался. Уговаривать, что характерно, не пришлось.
— Боже мой, какая гадость, — сказал Кевин, глядя грязные туфли, которые вряд ли подлежали восстановлению.
— А я тебе говорил, что стоит разуться.
— А я тебе говорил, что вообще не хочу туда лезть! — Кевина передернуло. — Я ведь не дознаватель и вообще…
Он стянул ботинок, из которого вылилась темная жижа.
— Мальчики, не ссорьтесь, — дрожащим голосом произнесла Луиза.
— Проводи матушку. Ей дурно…
— А ты?
— А мне не дурно, — в голосе скользнули ноты, заставившие Кайдена напрячься. — Но вам и вправду здесь нечего делать. Поверь, если я что-то понимаю, остальное будет в куда более печальном состоянии. Да и Катарине поддержка не помешает.
— Мне кажется, ты ее уже достаточно поддержал, — буркнул Кевин с немалым раздражением, но убрался все же, с матушкой и грязными туфлями.
— Мой брат бестолков, суетлив, но он не злой, — Гевин опустился на колени. — Не более злой, чем большинство людей.
— Ты мне его сватаешь?
— Я не хочу, чтобы он пострадал, — Гевин раздвинул слипшиеся волосы, и камни в них плеснули светом. — Катарина тебе симпатична, а он нет. Выдержки и ума держаться в стороне у него не хватит, вот и надеюсь, что ты сумеешь понять: он тебе не соперник.
— А тебе?
— Мне и подавно.
Камни были крупными и, сколь мог судить Кайден, довольно чистыми. Алмазы? Или разноцветная шпинель? В любом случае диадема выглядела неоправданно роскошной. Подобные не принято носить без веского на то повода.
— То есть, ты не боишься, что он женится на Катарине и приберет состояние к рукам?
— Нет.
Дуглас сосредоточенно водил крюком по дну.
Камней шесть. Одинаково крупные. Одинаково ограненные. Основа… золото? Не похоже. И не серебро. Платина? Не самый часто используемый металл. Алмазы окружены россыпью мелких камней, которые затянуло грязью. Да и сам венец, казалось, прирос к голове.
— Он ввяжется в противостояние с тобой и проиграет.
— Ты так уверен?
— Он ей не нравится, а ты наоборот, — Гевин осторожно высвободил корону. — И шансов у тебя больше. Ко всему Кевин не привык к отказам. Он оскорбится. Наговорит больше, чем следовало бы, а она это запомнит. И когда он все же решится переступить через себя, он не сумеет не обидеть ее снова. Брошенные женщины становятся весьма подозрительными. И чувствительными. Взгляни, какая удивительно тонкая работа…
Венец, освобожденный из плена мертвых волос лежал на его ладони и казался до того хрупким, что и тронуть страшно.
— Как ни странно, это не южные колонии. Скорее наоборот, север, — Гевин мизинцем стирал капли грязи, высвобождая камни и металл во всем их великолепии. И желтые алмазы полыхнули светом. — Уж больно характерный стиль… и тематика… эта слегка неправильная форма.
И змеи.
Много змей, что сплетались друг с другом в удивительный узор. Алмазы украшали головы их, а вот тела, сделанные столь искусно, что змеи казались живыми, были усыпаны мелкими каменьями.
— Я ведь не ошибусь. Камни настоящие?
Кайден протянул руки и венец в них вложили.
— Поверь, более чем настоящие… давно не видел столь крупных. И ярких, — Гевин хмыкнул и произнес. — Прямо в тему получилось.
— В каком смысле?
— Вчера нам рассказали чудную историю про затерянный город и украденный венец, а сегодня… нарочно не придумаешь, правда?
Венец был полон силой. Чуждой. Затаившейся. Она свернулась в камнях, она застыла в платиновых телах змей, готовая в любой момент развернуться и…
Проклятье?
Благословение? Кайден никоим боком не артефактор, точно не скажет. Но держать венец было неприятно.
— Эй вы, может поможете? — Дуглас стоял, опираясь на древко крюка. — Тяжелая…
Это из-за юбок.
Множества юбок, которые слиплись, склеились, опутали останки, пропитались илом и глиной, сделавшись не просто тяжелы — неподъемны. И от крюка пришлось отказаться. Кайден разделся, оставшись в подштанниках, которые — тут и гадать нечего — тоже сменить придется. Он вошел в воду, замер ненадолго свыкаясь с чужой стихией и позволяя ей принять себя.
Эта вода хранила отпечаток чужой силы, и не той, которая пряталась в венце.
— Не вздумай утащить, — предупредил Кайден, ибо у нечаянного союзника — временного, конечно, — к венцу виднелся немалый интерес. — Это улика…
— И тысяч сто золотых дублонов…
Венец Гевин держал бережно.
А вода поторапливала. Вода устала хранить свою тайну. Пруд — все же еще не болото и становиться им не желал. Он бережно хранил родники на дне своем, пусть и запечатанные, заросшие тиной, но готовые отозваться, если у кого-то дойдут руки вычистить пруд.
Надо будет сказать Катарине, чтобы занялась.
Или лучше самому нанять рабочих? В знак добрососедских отношений? И расположения. И просто, чтобы разбудить это место, которое помнила Кайдена хитрым мальчишкой, которое играло с ним, давало тень и прохладу, позволяло исследовать свои глубины… когда получалось сбежать от воспитателей.
И теперь дно было знакомо.
Вот там, левее, неглубокая яма, на дне которой притаился ключ. И если наступить на него, ногу обожжет ледяной водой. А правее медленно гниет старый ствол. Или сгнил уже? Там, ближе к берегу, прятались в тени ивы кувшинки и кубышки, которые ныне застыли, ожидая, что же будет дальше.
Ничего.
— Там, — указал Дуглас. И Кайден, кивнув, сделал вдох. Он наклонился, пытаясь разглядеть хоть что-то в темной-темной горькой воде. Перед глазами плясала то ли пыль, то ли водная мошкара, руки бестолково шарили, перебирая рыхлый ил, пока не нащупали что-то большое, мягкое.
Тяжелое.
Тело Кайден все же вытащил, не растеряв по дороге. Он нес его бережно, не испытывая отвращения, скорее жалость к той, которая могла бы жить.
Он не знал ее имени.
Пока.
Он не знал, была ли она красива или же напротив. Зато знал, что женщина эта, кем бы ни была она, не заслужила такой смерти.
— Что это? — тихо поинтересовался Гевин, отступая. И повинуясь порыву, он все же задержался, чтобы расправить покрывало.
— Дерьмо это, — Кайден осторожно уложил несчастную.
Расправил темные бархатные юбки. Убрал руки, прикрывавшие дыру в животе, и тихо произнес:
— Болотники.
Тихий свист стал ответом. Он перешел в шипение, от которого волосы зашевелились.
— Чешуей покроешься, — Кайден опустился на колени.
Тонкие руки покойницы приподнялись, будто она и после смерти не желала, чтобы кто-то видел ее в положении столь удивительно беспомощном.
— За меня не волнуйся, — Гевин побледнел. И оглянулся. — К тебе уносить надо. Матушка моя не станет молчать, а эти твари…
Он вновь издал низкий вибрирующий звук.
— Если Катарина на змею здесь наступит, я тебе голову сверну…
— Не о том… бес-с-спокоиш-ш-шься… — Гевин вывернул шею и, сунув пальцы под узел галстука, ослабил его. — Ес-с-сли эти твари здес-с-сь…
Он замолчал.
И повернулся к Кайдену.
— Ты з-снал.
— Знал.
— И молчал?
— Молчал.
Кайден покосился на Дугласа, который не спешил выходить, но тщательно обшаривал пруд крюком. Вряд ли он найдет хоть что-то, но пускай.
— Кто ты такой, чтобы тебе говорить?
— И верно, — Гевин расплылся в жутковатой улыбке. — Как давно?
— Подозреваю, что давно. Караваны три года как пропадают. Не часто, тварь осторожная, думаю, старая…
— Очень старая, — согласился Гевин. — Значит, руссов они?
— Вероятнее всего.
— И если в округе тихо, то люди скорее всего живы, — Гевин прикрыл глаза, окончательно возвращая себе человеческое обличье. — Живы… эти отродья фоморов убивают не сразу. Личинки вылупятся к середине июня. Время у нас есть.
— У нас?
— Эти люди шли по моему приглашению. И я обещал им безопасность. И когда они ис-с-счез-с-ли… я был з-сол. Мне выдали раз-с-бойников. И часть груза.
— Что за он?
Гевин ответил не сразу. Он стоял, глядя на останки, с которых в пруд сползали нити воды. И молчал. Молчал. Но затем вздохнул и признался:
— Пыльца эйнио.
— И у тебя?
Ответом был быстрый настороженный взгляд.
— Мой караван тоже сгинул, — Кайден поднял сведенную судорогой руку, с которой кожа частично сползла, а вот браслет остался. — И везли они как раз двадцать унций пыльцы.
— Тебе?
— Родичам. Моя сестра решила, что пришла пора выбрать мужа. На осенних кострах хотела. Думал подарок сделать.
Осторожный кивок показал, что ответ принят и понят. И Кайден задал свой вопрос:
— А ты?
— Еще пару лет и неженатый мужчина моего возраста будет вызывать подозрения. А сам понимаешь, нам с людьми сложнее. Мне бы не хотелось убивать свою жену.
Почти похвальная забота.
— Думаешь, совпадение? — озвучил мучавшую его мысль Кайден. И Гевин покачал головой.
— Твои двадцать. У меня десятка. Знаю, и людям ее возили. Некоторым. Тем, кто хотел быть уверенным, что потомство получится правильным, — между губ его мелькнул кончик раздвоенного языка. Показался и сгинул. — Она всем нужна… особенно тварям… лето станет жарким.
Катарина долго отмокала в ванной, пускай и больше всего на свете ей хотелось немедленно выбраться, одеться и вернуться на берег пруда. Но она заставляла себя лежать.
Терла кожу жесткой щеткой.
Выполаскивала волосы, пытаясь избавиться от запаха.
— Ты там не утопла еще? — вежливо осведомилась Джио.
— Почему я такая невезучая? — Катарина понюхала собственную ладонь. — Я ведь просто… просто баловалась.
— И нашла труп.
— Да.
От руки пахло ароматным мылом, но все равно нет-нет, да чудился характерный запашок гнили. И Катарина решительно взялась за щетку.
— Может, это и неплохо…
— Думаешь?
— Он всех несколько отвлечет, — Джио сидела по ту сторону двери. Если бы Катарина ее позвала, она бы помогла. — Во всяком случае, двоих. И не вздыхай. Выбирайся уже, будем волосы сушить. И постарайся вечером быть любезной.
— С кем?
— Со всеми. Авансов не давай, но любопытство прояви. Это неправильно, когда хозяйка дома не очень интересуется подобными находками. А дознаватели чуют неправильное.
Катарину передернуло.
— Я ж говорила, что я везучая, — она выбралась из ванны и прошлепала к порогу, оставляя на камне цепочку мокрых следов. — То труп, то дознаватель…
— Смотри на это иначе, — Джио накинула полотенце на голову Катарины. — Стой смирно… одно к одному складывается. Одно и к одному…
Волна тепла прокатилась по коже, и Катарина блаженно зажмурилась.
— Как ты думаешь, — спросила она, когда тепло истаяло. — Кем она была?
— Понятия не имею. Главное, что кем бы ни была… ей не стоило здесь появляться.
Спорить с этим было сложно.
Глава 23
Кевин нервно расхаживал по холлу. Он переоделся, сменив один светлый костюм на другой, и Катарина подумала, что багажа при карете было не так и много. Так откуда взялись костюмы?
И тросточка.
Шляпа с загнутыми краями. Яркий жилет. Бутон в петлице.
— Дорогая кузина, — Кевин поспешно поклонился. — Я уже думал, не стоит ли отправиться в город за целителем.
— Вам дурно?
— Мне? Отнюдь. Но вы… такой кошмар, ужас просто! Невообразимый ужас, — он попытался взять Катарину под руку, но та коварно спрятала руки за спиной.
И отступила.
Кевин сделал шаг вперед. Катарина отступила снова. И повторила отступление, пока не оказалась прижата к стене.
— Что вы делаете? — мрачно поинтересовалась она.
А ведь они не так, чтобы и похожи. Нет, на первый взгляд близнецы — истинная копия друг друга, на второй тоже, а вот если хорошенько присмотреться, то становятся заметны и отличия. Вот пухлые губы капризно изогнулись. Чуть дернулся кадык на шее, перехваченной разноцветным платком.
Мешки под глазами, пусть и припудренные, но все равно заметные.
Легкая одутловатость щек.
Он копия брата, но дурная.
— Что я делаю? — бровь приподнялась.
— Вот и я вас о том спрашиваю, — Катарина шагнула в сторону. — Будьте любезны, держите руки при себе…
— Иначе? — его палец коснулся щеки. — Ты такая забавная… такая милая… теплая… а Гевин — холоден. Что поделаешь, змеюка, она змеюка и есть.
От прикосновения Катарину передернуло. И она потерла щеку, на которой будто остался грязный след. А ведь только-только умылась.
— Я же знаю, как сделать женщине хорошо…
Он дыхнул смесью горечи сигарет и спирта.
— Вы пьяны.
— Брось, — Кевин поймал ее за руку и притянул к себе, прижал, вдавив к стену. — Я тебе нравлюсь. Может, меньше, чем эта белобрысая скотина, но все одно… нравлюсь.
— Нет.
— Я всем нравлюсь.
— Это ничего не значит, — Катарина попробовала оттолкнуть урода, который не нашел ничего лучше, как тереться носом о ее шею. Боже, если он вздумает шею облизать, как иногда делал Генрих, Катарину просто-напросто стошнит. — Да уйдите же…
В ухо дохнули то же дымно-алкогольной смесью, а наглые руки полезли в корсаж. Не хватало… она вывернулась, чтобы дотянуться до подвески и сдавить ее. А в следующее мгновенье Кевина отбросило.
Как отбросило… опрокинуло на спину, протянуло по полу, чтобы грохнуть о двери.
— Ах ты… — он поднялся на четвереньки. И глаза налились кровью. — Ты…
Кевин выразился вовсе не так, как надлежало выражаться джентльменам, особенно, если речь заходила о дамах. И поднявшись на четвереньки, качнулся. Вставал он медленно, всем видом своим показывая, что, как только поднимется…
Второй удар сбил его с ног, закружил и, кажется, припечатал к стене.
— Убирайтесь, — сухо произнесла Катарина. — Я не желаю видеть вас в своем доме.
— Ты…
Ругаться Кевин умел. Не так, конечно, как иные, кто думал, что ругань придает сил и помогает выдержать пытки, но все же… все же неплохо. Бодро. С немалой выдумкой.
— Я вас всех, — он все же встал, опираясь на стену. — Я всех вас… пожалеете…
Сухо щелкнула молния, пробираясь по камням, заставляя Кевина отступить. И еще на шаг. И еще… Джио забавлялась, выпуская один огненный побег за другим. Она позволяла им коснуться человека, вцепиться в его одежду, слегка взобраться по ней, и гасила прежде, чем будет причинен вред.
Джио хорошо знала законы.
— Ты… и твоя… тварь… еще пожалеете…
Огненный цветок распустился перед самым лицом Кевина, заставив шарахнуться и вывалиться за дверь.
— Так-то лучше, — произнесла Джио, послав последнюю молнию, которая, судя по вскрику, достигла-таки цели.