— Интересно. Что-нибудь ещё?
— Что ещё… злоумышленник этот хоть и не совсем трус, но и не слишком решителен.
— Почему вы так думаете?
— Да так. Наверняка у него был случай сделать дело ножом или ещё чем-нибудь в этом роде, но зарезать человека он не смог. Вот подорвать толпу народа, а самому смыться — это, пожалуйста, а пожертвовать собой ради идеалов — чёрта с два!
— Пожалуй, вы правы.
— Господин лейтенант, а зачем вам это?
— Что? Ах вот вы о чём. Видите ли, Будищев, я не всегда буду командовать миноносцем, а для дальнейшей службы всякий опыт полезен. Ну и продемонстрировать служебное рвение никогда не лишнее. К тому же, будьте покойны, докладывая начальству, я не забуду и о вас. На вашей карьере это также скажется весьма благоприятно — помяните моё слово.
— Если жандармы меня раньше за цугундер не возьмут.
— А есть за что?
— Знаете, Константин Дмитриевич, слышал я про одного прокурора, который говорил так: — «если вы до сих пор на свободе, то это не ваша заслуга, а наша недоработка!»
— Забавно.
— Обхохочешься!
— Не беспокойтесь. Всё же Россия не восточная сатрапия, как об этом толкуют некоторые либералы, а вполне европейская держава. У нас всё же есть независимый суд, адвокаты, присяжные…
— Угу.
— Не верите?
— Поживем, увидим. Кстати, я что хотел спросить…
— И что же?
— Да про коменданта Зимнего дворца.
— Генерал-адъютанта Рылеева?
— Вот-вот, фамилия у него… он часом не родственник тому декабристу?
— Поэту Кондратию Рылееву?
— Ага.
— Да, они в недалеком родстве. Если не ошибаюсь, кузены. А что?
— Да так. Чудно.
— Ничего чудного. Граф Муравьев-Виленский, к примеру, и сам в Союзе Благоденствия состоял, равно как и брат его, но на вопрос, не родственник ли он повешенному Муравьеву-Апостолу отвечал, что он не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые и сами повесить могут.
Договорив, Нилов ободряюще улыбнулся Будищеву и, похлопав того по плечу, приказал возвращаться к матросам. Те уже порядком продрогли, но держались молодцом, что потом неоднократно отмечали в своих рапортах, время от времени появляющиеся на месте взрыва начальники.
Некоторое время моряки стояли в оцеплении, причем, Дмитрий в числе прочих унтеров был разводящим. Затем флотских ненадолго привлекли к разбору завалов, но, похоже, никто не знал, чем их занять, и к вечеру им приказали переночевать в казармах гвардейского экипажа, а наутро возвращаться в Кронштадт.
Гвардейцы встретили минеров вполне радушно. Нижних чинов покормили и даже налили по чарке, как будто находившимся в плавании. Нилова к тому же пригласил к себе командовавший экипажем адмирал Головачев, а Будищев, понятно, остался за старшего. Впрочем, у него на этот счет были свои планы.
— Нечипоренко, — шепнул он квартирмейстеру. — Мне в город надо, ненадолго. Своих проведать.
— Раз надо, так надо, — зевнул тот. — Если только, господин лейтенант ругаться не станут.
— Ну, ему то зачем об этом знать! Тем более, их благородие наверняка раньше утреннего развода не заявится, а я к тому времени как штык буду.
— Как прикажете. Ваше дело господское.
— Вот-вот, главное вы тут чего-нибудь непотребного не начудите, а то мало ли…
— Обижаете, господин кондуктор. Я чай не первый год на службе, у меня не забалуешь!
— Вот и чудно.
Покинув казармы, он тут же поймал извозчика и тот скоро домчал его до Мошкова переулка. Щедро расплатившись с бородатым водителем кобылы, он тенью проскользнул по двору, и не став беспокоить домашних звонком, открыл дверь своим ключом.
В квартире было непривычно тихо. Скинув в прихожей шинель и фуражку, Дмитрий прошел по коридору до двери в комнату Стеши — единственной из которой сквозь неплотно прикрытую дверь пробивался свет. Осторожно заглянув в щель, Дмитрий едва не засмеялся в голос от увиденной картины. Степанида и Сёмка сидели на кровати девушки и азартно резались в карты. Причем, его ученик, судя по всему, безнадежно проигрывал.
— Ты жульничаешь! — обижено заявил он, получив в очередной раз погоны.
— А ты играть не умеешь, — бесстрастно парировала она. — Ступай учить арифметику.
— Мы на желание играли.
— Вот я и желаю, чтобы ты, наконец, таблицу умножения выучил!
— Так нечестно.
— Всё честно. Проиграл — выполняй!
— Вот значит как, — укоризненно заявил Будищев громким голосом. — Я значит, службу Его Императорскому Величеству несу не покладая рук, а они тут…
— Митя! — радостно взвизгнули дети и бросились к нему, не обращая внимания на его слова.
— Напугал, проклятый, — все же пожурила его Стеша, хотя глаза её сияли радостью. — Чуть сердце не остановилось!
— А Геся к тебе поехала, — пискнул Семён, — нешто вы разминулись?
— Нет. Мы, как раз таки встретились, но меня вызвали на службу. Так что Гедвига Генриховна ждет меня в Кронштадте, а я, как видите, в Питере. Вот и решил вас проведать и, видимо, не зря. Что за азартные игры? Хоть не на раздевание?
— Тьфу на тебя! Конечно, нет. Просто Сёмка никак учиться не желает, вот и пришлось…
— А если бы он победил?
— А вот для этого считать надо уметь!
— Тоже верно. А где Фёдор, спит, небось, паразит?
— Нет, — слегка замешкалась с ответом девушка. — Он просто погулять пошел…
— Сёма?! — перевел взгляд на мальчишку Будищев.
— Ага, пошел. К Анне. — Тут же сдал тот старшего товарища.
— Это дело хорошее, — усмехнулся юнкер. — А вы значит одни остались?
— Почему, одни? Авдотья то дома, только вот она действительно спит. Ой, а ты, наверное, голодный?
— Нет, Стеша. Я сыт, хотя от чая не отказался бы.
— Я мигом, — с готовностью отозвалась та, и бросилась на кухню.
— И мне сделай, пожалуйста, — запоздало крикнул ей вдогонку Семён.
— Сделает, сделает, — успокоил его Дмитрий, и, разом переменившись в лице, серьезно сказал: — Слышал, что случилось?
— Что царя взорвали?!
— Тихо ты! Во-первых, Государь, слава тебе Господи, жив. А во-вторых, о таких вещах кричать не следует. Понял?
— Понял. А почему, «слава богу», ты же его не любишь?
— Здрасте, пожалуйста! Ты откуда таких идей набрался, карбонарий недоделанный?
— А разве не так?
— Стоп! Сёма, я тебе курицыну сыну, сколько раз говорил, что мы с тобой самые верноподданные? И вообще, любить мне есть кого. Гесю, к примеру, вас со Стешей, а царь-батюшка и без моей любви прекрасно проживет.
— Но…
— Слушай, мой дед трех генсеков… то есть, трех царей пережил и всякий раз новый был хуже предыдущего. Поэтому, поверь, лучше от того что вместо Александра второго станет третий не будет. Уж ты мне поверь. Но самое главное не это. Я тут одного знакомого жандарма встретил и ничего хорошего от этой встречи не жду. Поэтому, пожалуйста, будь повнимательнее и если вокруг какие-то непонятные шевеления начнутся или люди посторонние шастать будут, то сразу мне дай знать. Хорошо?
— Ага.
— И девчатам нашим пока ничего не говори, чтобы не нервничали раньше времени.
— Понял!
— Точно?
— Да что я маленький что ли? Нешто не понимаю. Я если сказал — значит, могила!
— Ну-ну.
Глава 11
Каждое свое утро госпожа Барская начинала с чашки крепкого, как она говорила, кофию. Привычка эта осталась у почтенной вдовы с таких давних пор, что она не смогла бы вспомнить о времени её появления, даже если бы захотела. Покойный супруг её, как и большинство моряков, предпочитал крепкий чай с ромом, но он проводил много времени на кораблях и дома бывал не часто. В общем, Елизавета Петровна привыкла к кофе, и отказываться от своей слабости не собиралась, хотя последний, равно как и прочие колониальные товары, был весьма недешев.
Горячий напиток в крохотной фарфоровой чашечке издавал умопомрачительный аромат и старушка, причмокивая от удовольствия, отхлебнула маленький глоток и расплылась в умильной улыбке.
— Приятного аппетита, — негромко пожелал ей непонятно откуда появившийся Будищев.
— Дмитрий Николаевич! — едва не уронила чашку вдова. — Но… как вы здесь оказались?!
— Только что вернулся из Петербурга. К сожалению, наша поездка затянулась, но всё-таки я здесь. Надеюсь, Гедвига Генриховна ещё гостит у вас?
— Какой вы всё-таки опасный мужчина! Так меня напугали…
— Ну что вы, Елизавета Петровна! Какой же я опасный? Так погулять вышел… так что с мадемуазель Берг?
— Ну, разумеется, она здесь. Не могла же я выгнать бедную девочку на улицу!
— Огромное вам спасибо. Если вы не против, я пойду к ней, точнее к себе, пожелаю доброго утра…
— Погодите минутку, Дмитрий Николаевич, нам надобно поговорить.
— Что-нибудь случилось в моё отсутствие?
— О, ничего такого… то есть, да. Ну, почти.
— Хорошо, я вас слушаю.
— Видите ли, — замялась старушка, явно подбирая слова, — я уже немолода и воспитывалась в иные времена. Тогда строже относились к тому, что называется честью, и не допускали падения нравов.
— Вы меня пугаете!
— Не больше, чем вы меня, когда появились здесь, прежде чем я открыла дверь. Кстати, откуда у вас ключ?
— Ну что вы, Елизавета Петровна! Откуда же у меня ключ? Вы, верно, просто запамятовали закрыть входную дверь, только и всего.
— Боже, вы такой милый молодой человек и при этом такой отъявленный лжец! Я ещё не выжила из ума и точно помню, что закрывала. Но это не важно, на самом деле. Лучше скажите мне, хорошо ли вы знаете свою избранницу?
— Более чем. А почему вы спрашиваете?
— Видите ли, — подвигала губами вдова, будто что-то распробовав, — я понимаю, что в нынешнее время нравы стали более свободными и не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь. Но уверены ли вы, что вашу невесту, буде она станет женой, примет кают-компания вашего корабля?
— Извините, а какое дело этой самой кают-компании до моего семейного положения?
— О, Дмитрий Николаевич. Весьма большое, ведь вы собираетесь стать офицером флота!
— Господь с вами, мадам Барская! Куда мне со свиным рылом в калашный ряд? А к механикам и прочей «черной кости» требования не такие строгие.
— Как знать, как знать. Вы же поступили на службу, чтобы вернуть себе положение, на которое имеете полное право, не так ли? Вы молоды, хороши собой, успели себя проявить, и если вас признает ваш родитель, к чему есть все предпосылки, то можете сделать самую блестящую карьеру. И тут ваша Гедвига… право же, она премилая барышня, но пара ли она вам? Подумайте об этом!
— Спасибо за беспокойство, Елизавета Петровна, но я как-нибудь сам разберусь с этим!
— Ну вот, обиделись на старуху! А я ведь вам только добра желаю… погодите-погодите, это ещё не всё.
— Слушаю вас, — вздохнул Будищев с видом христианского мученика перед львами.
— К мадемуазель Берг в ваше отсутствие приходил друг Павла. Вы, должны помнить его, он частенько его навещает.
— Мичман Дружинин?
— Да. Я, разумеется, старалась держаться рядом при их встрече и сделала все, чтобы соблюдались приличия, но они говорили, и ваша невеста определенно смущалась. Это не моё дело, но между ними явно есть какая-то тайна. Может быть даже романтическая.
— Спасибо, буду знать.
— Не сердитесь на меня, Дмитрий Николаевич. Я не могла не предупредить вас.
— Всё нормально.
— Хотите кофе?
— Нет.
— Ну как знаете, — поджала губы вдова.
Поднимаясь по лестнице к своей комнате, Будищев напряженно размышлял. Когда квартирная хозяйка рассказывала ему о Гесе, вид у неё был такой, будто она как минимум застукала свою невольную постоялицу в постели с парочкой негров. В другое время его бы это развеселило, но не теперь. После взрыва в Зимнем дворце жандармы будут рыть носом землю в поисках злоумышленников и могут выйти на Дружинина, а заодно и на весь круг его общения. В том числе и на него. И нафига это надо?
Незамеченным проскользнуть не удалось. Стоило двери легонько скрипнуть, как девушка проснулась и со страхом уставилась на входящего. Но едва она узнала его, на её лице появилась счастливая улыбка.
— Господи, наконец-то, — всхлипнула Геся, бросаясь к нему в объятия. — Ты не представляешь, как мне было жутко одиноко без тебя.
— Я тоже скучал, — шепнул он, отвечая на поцелуй.
— Почему так долго?
— Блин, наше начальство само не знает, чего хочет. То отпустили, то снова нашли чем нагрузить… козлы педальные…
— Что ты делаешь?
— То, что должен был сделать ещё при первой встрече…
— Будищев, ты — нахал!
— Да я такой…
Немного отдышавшись, он ласково провел рукой по щеке девушки. Та, отвечая на ласку, легонько прикоснулась к ней губами и прошептала:
— Что ты со мной делаешь?
— Люблю.
— Мы наверняка разбудили половину дома.
— Нефиг спать, мы же не спим!
— Посмотри, что ты сделал с моей рубашкой?
— Хочешь, я подарю тебе шарфик?
Услышав его, Геся глупо хихикнула и спрятала от смущения лицо. Затем, видимо решив, что хорошего понемножку, поправила свою сорочку и потребовала от жениха:
— Отвернись, мне надо одеться!
— Чего я там не видел? — возразил Дмитрий и попытался обнять её, но девушка на сей раз оказалась непреклонна.
— Всё! Нам нужно серьезно поговорить.
— О Дружинине?
— Хозяйка проболталась? Впрочем, оно и к лучшему. Да, он приходил ко мне.
— Что хотел?
— Хотел, чтобы я вернулась к революционной работе. Говорил, что сейчас не время бросать борьбу, что это будет предательством по отношению к павшим товарищам. Что они вот-вот добьются успеха и казнят царя…
— Идиоты, блин, — выругался Будищев, застегивая штаны.
— Кстати, что там случилось в Зимнем? Слухи ходят самые невероятные, но никто ничего толком не знает.
— А Дружинин тебе ничего не рассказал?
— Нет. Сказал только, что Александр спасся чудом, но рано или поздно суровая кара его не минует…
— А пока, — перебил её Дмитрий, — суровая кара настигла дюжину солдат, погибших при взрыве, это не считая полсотни покалеченных!
— Господи, какой ужас! — вздрогнула девушка. — Их-то за что?
— За народное счастье, — буркнул он в ответ.
— И что теперь будет?
— Ничего. Сейчас мы позавтракаем, потом немного прогуляемся, а затем я отправлю тебя в Питер.
— Тебе не надо на службу?
— Нет. Нилов дал мне увольнительную на сегодня.
— Я немного боюсь.
— Кого больше, жандармов или «борцов за свободу»?
— И тех и других. Помнишь, ты говорил мне странную поговорку? Я тогда ещё не поняла её смысла, а вот теперь, кажется, начинаю осознавать… вход — рубль, выход — два.
— Не бойся. У властей на тебя ничего нет. Максимум что они могут, это выслать тебя как неблагонадежную. И то вряд ли. А с твоими бывшими друзьями я сам всё порешаю.
— Может не стоит?
— Тебе не нужно об этом думать.
Сутолмин с Дружининым обедали [57] в тот день в небольшом ресторане в Гостином дворе. Обычно инженер-механик не мог позволить себе подобного мотовства, но сегодня им нужно было многое обсудить, а мозолить глаза госпоже Барской было неудобно. Старушка и без того косо смотрела на постояльца после того, как тот устроил встречу своему товарищу с мадемуазель Берг.
Странно, но не слишком хорошо воспитанный и совершенно не обходительный Будищев отчего-то сумел расположить к себе квартирную хозяйку, и та относилась к нему если не как родная мать, то уж точно как заботливая тетушка. Последнее, впрочем, совершенно не мешало ей аккуратно получать со своего любимца немалые деньги за проживание. К слову, он уже вернулся после неожиданной поездки в Петербург, и это тоже могло составить известные затруднения.
— Как вела себя наша общая знакомая? — поинтересовался мичман, накалывая вилкой кусок мяса в бефстроганове.
— Закрылась в комнате Дмитрия и никуда не выходила до его приезда.