С шага скоро перешла на бег. Бежала, прыгала, растирала руки. И допрыгала до строения, в окнах коего горел-таки свет! Над дверью домика с толстенным слоем снега на крыше, точно ее окунули в гоголь-моголь, мерцала вывеска «Бухлишкин и Ко». В окнах маячили тени, а когда Лиза подошла поближе, до ушей донеслась залихватская музыка с явными ирландскими мотивами, как ей показалось.
Но если зайдет, не сдадут ли ее местные пьянчужки прямиком в лапы Генриху? Однако еще через минуту Лизе уже было все равно, кому ее сдадут, лишь бы позволили постоять у печки. Замерзшая девушка открыла дверь, заглянула внутрь. В лицо сразу пахнуло терпким ароматом, но то был аромат не чистого алкоголя, скорее смеси из корицы, гвоздики, мускатного ореха и цитрусов, а уж потом только чего-то спиртосодержащего. Из зала доносились громкие голоса, смех. Лиза, словно мотылек на свет, пошла на звуки и тепло. Но застыла в проеме. В кабаке заседали лепреконы, много лепреконов.
— Ты кто такая? — раздалось за спиной спустя пару минут.
Лиза же закусила губу и медленно развернулась. За ней стоял лепрекон, что характерно, выше собратьев, но все равно ниже нее. В бордовых штанах в черную клетку, черной рубахе и овчинном жилете поверх. На голове у него красовалась бордовая шляпа-котелок. Довольно молодое лицо, хоть и страшноватое, обрамляла аккуратная борода, переходящая в густые бакенбарды.
— Немая что ли? — прищурился, а руки сложил на груди.
— У-у, — помотала головой. — То есть, говорящая.
— И? Откуда ты взялась, говорящая?
— Ну… я… заблудилась. Шла, шла и раз, потерялась, — и застенчиво улыбнулась. — А на улице так холодно. Не обогреете?
Лепрекон еще раз оглядел ее, одета богато. По узорам на жилете понял, особа знатная. Но главнее другое, она человек. Всего скорее из вьюжных будет, других людей у них тут не водится.
— Меня зовут Бартош. Я вышибала тутошний. А тебя как звать?
— А я Лиза.
— Видишь ли, какое дело, Лиза, — с особым акцентом произнес имя незваной гостьи, — здесь не особо людей жалуют. Вы вьюжные обнаглели вконец. Можешь нарваться на неприятности.
— Съедите, да? — а в глазах поселился страх.
— Да будет тебе, — расплылся улыбкой, — настучать могут, да на мороз обратно выкинуть. Или еще лучше, нашему правителю сдать на потеху. А он с вами не церемонится. Наиграется, а потом в ледышку обратит.
— И часто он у вас так играется? — ощутила шевеление волос на теле.
— Бывает. Последний раз попалась ему в руки девчушка из вьюжных, лет семнадцати от роду, так ведь не пожалел, заморозил.
И Лизе совсем поплохело. Это ж вот он какой, оказывается, злыдень безжалостный. Сколько же душ невинных отнял?
— Прошу, сжальтесь, — а на ресницах повисли слезы. Вдруг одна слезинка упала на деревянный пол и тут же вспыхнула зеленым светом.
Бартош так и обомлел, ведь на месте, куда упала слеза, теперь красовалась маленькая елочка.
— Мать моя лепреконша, — вытаращился на Лизу, — а ты, часом, не родня почившей королеве?
— Нет! — выпрямилась. — Почему вы так решили?
— Магия в тебе животворная сокрыта, а такой владела лишь Олькен. Ладно, — потер руки, — так и быть. Скажу, что ты моя давняя знакомая. Нравишься ты мне, Лиза. Надеюсь, пришла ты с добрыми помыслами.
Бартош ввел девушку в зал и все присутствующие разом смолкли. Лепреконы уставились на незнакомку.
— Это моя бывшая! — прогремел вышибала, а Лиза аж закашлялась. — Приехала имущество делить.
И по залу прокатился смех.
— Бывшая? — прошипела на него.
— У меня действительно была жена, — зашептал в ответ, — из ваших. Но не сложилось.
— И почему?
— Не вынесла моего горячего темперамента, — подмигнул ей. — Молодой был, ревнивый. Идем, куплю тебе выпить.
— Хороша твоя бывшая, — проскрипел седой кабачник. — Напои ее, глядишь, снова поженитесь.
— Я вообще-то все слышу, — улыбнулась Лиза.
— Я, вообще-то, знаю, — хмыкнул старик.
— Что будешь? Пиво? Грог? Глинтвейн? — вышибала достал из-за пояса маленький мешочек, откуда выудил монетку.
— Глинтвейн, пожалуй.
Через минут пять перед ней стояла стеклянная кружка на высокой ножке с бордовой исходящей паром жидкостью внутри, а на поверхности плавали дольки апельсина. И какой же божественный аромат исходил от напитка.
— Спасибо, — Лиза скорее обхватила кружку ладонями.
— И все-таки, — Бартош взял себе пива, — откуда ты? Вот смотрю на тебя, на вьюжных тоже не похожа. Они чванливые, нос вечно по ветру, а в тебе нет этого.
— Извини, но я не могу рассказать. Скажу только, что прибыла издалека, причем не по своей воле. И теперь очень хочу вернуться домой, а как, не знаю. Думала, может в этой Вьюжной долине мне помогут. Как думаешь?
— Хм, — почесал бороду, — могу отвести тебя завтра к оленеводу нашему. Если будет в добром настроении, поможет.
— А если в недобром?
— Придется задобрить. Подаришь ему бочонок пива и получишь самого услужливого лепрекона Снежной долины. Санями управлять умеешь?
— Нет.
— Что ж, тогда понадобится второй бочонок для кучера здешнего.
Вдруг зазвучала громкая музыка. Оказывается, на небольшую сценку, что расположилась в углу кабака, вышли четверо. Один с гитарой, второй с бубном, третий с гармонью, а четвертый видимо солист.
— Ну, опять, — заворчал бармен. — Так! — удивительно ловко забрался на стойку. — Все скидываемся по два серебряка! А то больно дорого мне ваши пляски выходят!
Народ недовольно загудел, но полез за монетами.
— Иди-ка, разведенка, — и сунул Лизе в руки свою шляпу, — пройдись по залу, собери деньги.
Лиза хотела было возмутиться, но сейчас же вспомнила, кто она тут и кем приходится, потому смиренно приняла шляпу и пошла вдоль столиков. Лепреконы куксились, трясли ушами, но монеты бросали в котелок.
— Старый хрыч, — возмутилась лепреконша, — за выпивку плати, свои дрова тащи, теперь и за танцы раскошелься. А дальше что? Намять бы ему бока.
— Так намни, — захихикал ее компаньон. — Надери уши старику. Его уж давно женщины не трогали, доставь радость.
А та возьми и тресни его по лбу деревянной ложкой.
— Вы, это, — вступила Лиза, — платить-то будете?
Женщина тогда поджала губы, но монеты в шляпу бросила.
И когда положенная дань была собрана, передана кабатчику и внимательно им подсчитана, музыкантам поступила отмашка. Сейчас же зазвучала развеселая мелодия, а следом вступил в дело солист. Лиза смотрела на них всех с широкой улыбкой. Лепреконы повставали, сдвинули столы ближе к стенам, освободив место под танцы, и началось.
— Идем, — схватил ее за руку Бартош, — потанцуем по старой памяти, — и подмигнул девушке.
— С бывшим-то мужем, — спрыгнула со стула, — как не потанцевать!
Лепрекон закружил Лизу в танце.
А вот Генри обнаружил пропажу.
Он решил наведаться к пленнице прежде, чем лечь спать, посмотреть на ту в спокойном состоянии, все ж в комнате ее воцарилась тишина, а значит, уснула-таки засранка, довольная своими проделками. Но вместо дочери Олькен, обнаружил на кровати аккуратно разложенную ночную рубаху, которую Лиза ошибочно посчитала платьем. Морозовский схватил ткань, источающую запах пленницы, и не смог побороть желания вдохнуть аромат. Втянул носом столь сладостный запах, на самом деле сладкий, карамельный с примесью чего-то еще, чего-то будоражащего не только тело, но и душу. Но скоро правитель Снежной долины пришел в себя, сердцем и разумом его завладел гнев, глаза тогда воссияли ярко-голубым светом и Генри утратил человеческий облик, явив полумраку свою суть. Вся мебель в покоях мгновенно покрылась инеем, окна пооткрывались, запустив в комнату холод вперемешку со снегом. Генри метнулся в окно и через секунду уже стоял на площадке перед дворцом, у фонтана.
— Явись мне, скотина рогатая! — пнул сапогом обледенелый борт фонтана.
И послышался треск ледяной корки, а из ноздрей некогда каменного изваяния повалил пар. Олень замотал головой, после чего спрыгнул с постамента, отряхнулся.
— Найди мне ее! — сунул зверю под нос ночнушку.
Белый олень с ветвистыми рогами понюхал одежду и сорвался с места, он помчался в сторону моста, однако вместо того, чтобы вбежать на него, махнул мимо и скрылся в белой мгле.
Генри же устремился обратно во дворец, ворвался в залу и голос его страшным эхом отразился от стен.
— А ну, морды ушастые, вылезайте!
Перед ним сию секунду возникли все обитатели дворца. Лепреконы выстроились в длинную шеренгу, уши опустили, уставились себе в ноги.
— Как вы могли упустить ее?! — пол тем временем медленно покрывался ледяной коркой, коя приближалась к лепреконам. — За что я вам плачу, недомерки!
— Прости, хозяин, — вступил Горг. — Недоглядел, моя вина. Хочешь, морозь меня, а их не трогай.
— Если к полудню девчонки не будет здесь, я всю вашу деревню обращу в снежную пыль, — процедил сквозь острые зубы.
И его не стало.
— Ой, ёй, ёй! — запрыгала на месте Клара, — что же будет, что же будет!
— Тише, тише, мой сладкий эклерчик, — обнял ее Гурчик. — Все будет хорошо, — а самому тоже поплохело.
— Найдем ее, — произнес Горг. — Успеем. Далеко уйти все равно не могла.
— Это мы виноваты, — прошептала Клара. — Если бы не…
А Гурчик поспешил прикрыть ей рот.
— Да в курсе я про ваши безобразия, — отмахнулся смотритель. — Имел неудовольствие видеть. Ладно, пойду, оповещу наших, пусть глядят в оба.
Лепреконы всем скопом поспешили к запасному выходу.
Лиза же продолжала веселиться в «Бухлишкине». Надо же, какой развеселый народец, оказывается, эти лепреконы. А во дворце все такие угрюмые, видимо тому виной Его Грубейшество, застращал ирод слуг своих.
Раскрасневшаяся после танцев девушка вернулась за барную стойку, допила глинтвейн.
— Давно я так время не проводила, — посмотрела на своего «экс супруга», который тоже подустал.
— В чем лепрекон хорош, так это в выпивке и танце, еще подраться любим, но танцы все же предпочтительней.
— Я тоже люблю потанцевать. Раньше даже в студию народного танца ходила, — мечтательно вздохнула.
А Батрош неожиданно сорвался с места, подбежал к музыкантам, схватил одного за шиворот и поволок к стойке.
— Ну-ка, напой ему мотивчик, — поставил перед девушкой ничего не понимающего гитариста.
Кое-как Лиза напела мелодию для русской кадрили, под которую она, будучи подростком, танцевала почти каждый вечер после школы.
— Понял? — вышибала грозно зыркнул на музыканта.
Тот кивнул и побежал обратно к своим, пошептался с ними и заиграла до боли знакомая мелодия. На Лизу сразу нахлынули приятные воспоминания. Мама ни одного концерта не пропускала, всегда приходила с камерой и, что забавно, снимала только дочку, словно остальных и не существовало на сцене.
— Вперед, твой выход. Покажи нам свое мастерство, — Бартош учтиво указал на центр зала.
— Что? — вытаращилась на него. — Да не-е-е-ет, это ж когда было?
А остальные подхватили, начали хлопать в ладоши.
— Ну, ладно, — покраснела до кончиков ушей, — а платочек есть у кого? — оглядела народ.
— Держи, — одна лепреконша стащила с головы косынку и передала ей.
Лиза взяла платок, вышла в центр и начала усердно вспоминать все когда-то изученные фигуры. И кружилась она, и притопывала-прихлопывала, но не хватало партнера. Скоро к плясунье присоединились все! А Бартош занял место того самого партнера. И получилась самая настоящая русская кадриль, ибо лепреконы удивительно быстро усвоили все показанные Лизой фигуры.
Вдруг послышался громкий удар в дверь! Лепреконы застыли на своих местах, а по ногам потянуло холодом. Кабатчик тотчас нырнул под стойку, задвинул шторку, что прикрывала бутыли с водой, коей мелкий шарлатан иногда разбавлял пиво. Скоро до ушей донесся цокот. А лепреконы сразу засуетились, зашептались.
— Скотина рогатая… — донеслось до Лизы. — Прячемся….
Девушка покосилась на Бартоша, он тоже стоял ни жив, ни мертв, но спину держал прямо, грудь выпятил, дабы не показать испуга.
— Что за скотина рогатая? — прошептала чуть слышно.
— Слуга Его Злейшества.
И в дверном проеме показалась белая морда, затем рога, что чиркнули по косяку, оставив глубокие борозды.
— Так это ж олень, — неуверенно улыбнулась Лиза. — Видимо забрел погреться.
— Если бы… это сам ужас Снежной долины. Если правитель его засылает, быть беде.
— Да? — и сейчас же сглотнула, поняла, по чью душу явилось создание.
Олень же втянул носом воздух, и глаза его зажглись синим светом, а после зверь ринулся на девушку. Лиза еле успела забежать за стол.
— Фу! — крикнула, уворачиваясь от ветвистых рогов. — Фу, говорю!
А тот возьми и запрыгни на стол, а Лиза нырни под стол, после под второй, третий, так и добралась до выхода. Выбежала на улицу, но куда дальше-то? Да и сообразить не успела, как олень выскочил следом. Девушка понеслась прочь, однако зверь настиг на дороге.
— Что же это такое… куда ни плюнь, везде враги, — принялась кусать губы. — Славный олень, — кое-как улыбнулась. — Ты же не людоед?
Животное в свою очередь приняло позу весьма пугающую, голову склонил, рога выставил.
— Ах ты, скотина рогатая, — сжала руки в кулаки.
Неожиданно в бок оленя прилетел стул. Лиза посмотрела в сторону кабака, а там, у калитки стоял Бартош и уже приготовился снова запустить в зверя мебелью, как случилось что-то странное. Температура резко опустилась, отчего все вмиг начало покрываться ледяной коркой. Лепреконы, что вышли вместе с вышибалой замерзли первыми, за ними и Бартош обледенел.
— Нет, — слетело с губ девушки.
И подул ветер, закружил снег, из коего вскоре показалась фигура. Лиза так и стояла не в силах пошевелиться, ее-то мороз обошел стороной, но ни ноги, ни руки все равно не слушались.
— Ебенчик-бубенчик… — уставилась на чудо-юдо, что вышло ей навстречу.
Тело его было все изо льда, глаза сияли сине-голубым, куда ногой ступал, там тут же наледь появлялась. Когда приблизилось существо, Лиза рассмотрела в нем мужчину с идеальным телосложением.
— Нашлась, — произнес жутким голосом и ухмыльнулся, сверкнув острыми зубами, от вида которых Лиза икнула.
Но что ужаснее, в ухмылке наглой узнала пленителя своего.
— Генри? — вгляделась в сияющие глаза.
А он подошел совсем близко, схватил ее за горло, и кожу зажгло от холода.
— Ах ты, гадюка… Сбежать вздумала!
Но тут Лизе стало обидно до слез.
— Отвали от меня, отморозок! — взвизгнула и толкнула негодяя в грудь.
И такая злость накатила, Лиза даже не обратила внимания, что буквально вскипела, а температура воздуха пошла, расти, освободив из ледяного плена всех, кого этот нелюдь заморозил. Даже с ближайших крыш снег начал сходить и таять, а под ногами Лизы все растаяло до самой земли. Генри, глядя на происходящее, растерялся, но быстро собрался с мыслями и снова напустил холод. Так они и мерялись силой, то замораживая все вокруг, то размораживая. Лепреконы несчастные и шагу сделать не успевали. Но в какой-то момент Лиза рассвирепела настолько, что обдала жаром правителя Снежной долины, чем заставила его вернуть себе человеческий облик.
— Так, все… хватит, — процедил сквозь зубы Генри, после чего махнул рукой и ледяной волной сбил бедняжку с ног, Лиза отлетела метра на четыре и приземлилась в сугроб. Сугроб этот обледенел, обратившись клеткой. Но чтобы чертовка не успела воспользоваться пробудившейся силой, Генри раскрутил снежный ком с пленницей внутри. В таком виде и отправил обратно во дворец.
Когда ком приземлился на твердую поверхность, сразу растаял, а Лиза распласталась по центру площадки перед дворцом. Наверно, космонавты так же себя чувствуют на самых первых тренировках в центрифуге. Ее вестибулярный аппарат выносливостью никогда не отличался, из-за чего Лиза всегда обходила стороной карусели, а тут на тебе. Перед глазами творилась редкостная свистопляска. Не было сил не то, что подняться, даже дышалось через раз.