А Эдиан увидела его. Одной рукой ректор подхватил ее, когда она пошатнулась, опустил на стул, на котором прежде сидел Кранг. Другая его рука была направлена на Кранга. Краем глаза Эдиан увидела, что он свел вместе пальцы — и Кранг у стены глухо захрипел. Неведомая сила душила его на расстоянии.
Она хотела… сказать Герберту, что Кранг — его сын. Ведь ему, наверняка, будет горько узнать, что он убил собственного сына. Даже если тот заслужил это.
Но она не могла — подавляющий волю артефакт так и висел у нее не шее. Это было единственное, что Кранг не велел ей снимать.
Смесь стыда от того, что она обнажена, и облегчения, что кошмар заканчивается, растекались у нее в груди. От этого мир плыл, тело расслаблялось и распластывалось на стуле.
Ректор пришел за ней. Пусть он запрет ее потом. Пусть даже выпорет — формально он имеет на это право. Но теперь… все закончилось. Этот невыносимый фантастический кошмар закончился.
И она не расстроится, если Герберт убьет Кранга.
Кранг у стены задыхался. Наверное, он кричал бы от боли — невидимый пресс выворачивал и ломал все его тело. Но не мог.
— Простой смерти я тебе не дам, — спокойно сказал Герберт. Кажется, в этот момент Крангу удалось набрать в грудь воздуха.
— Прос-тите… Она сама… об этом просила! — прохрипел он.
— Сейчас узнаем, — ответил ему жесткий голос ректора. Герберт одним движением сорвал цепочку с артефактом с ее шеи.
Эдиан ощутила себя так, словно вынырнула из-под воды и наконец может вдохнуть. С удивлением пошевелила руками и ногами, не веря, что они ее слушаются.
— Нет, я не хотела с ним ехать! — закричала она отчаянно, как будто боялась, что кто-то снова лишит ее возможности говорить и действовать по своей воле, и ей нужно срочно сказать все, что хочет. — Он увез меня насильно! Я не хотела! Он… он…
Она хотела крикнуть, что он мстит Герберту за то, что тот его отец. Но не успела.
— Что и требовалось доказать, — без всякого выражения произнес Герберт. Сделал легкий жест простертой в сторону Кранга рукой, послышался хруст, и Эдиан увидела, что шея проклятого магистра неестественно свернута набок. Струйка крови потекла из его рта.
Он был мертв. Герберт тут же опустил руку. Пресс унялся, тело Кранга сползло по стенке на пол.
— Потерпи, скоро распоряжусь, чтобы убрали эту падаль, — произнес Герберт. Развернулся к Эдиан, окинул ее взглядом — скорее заботливым, чем полным вожделения при виде ее обнаженного тела. Но она все равно почувствовала, нет, не тот мерзкий стыд… на этот раз это было невообразимое смущение. Оно пробивалось сквозь нервную тряску, охватившую ее, когда ректор снял с нее артефакт.
Ей ведь так и не верилось, что все закончилось…
Герберт сделал шаг, взял со спинки стула плащ, быстро подошел к Эдиан и завернул ее в него.
И тут внутри у нее что-то сломалось. Она зарыдала — уже в который раз за этот день. Сама покачнулась и прислонилась головой к мощной груди Герберта.
Кажется, на мгновение он застыл, словно не мог поверить в происходящее. Потом одной рукой бережно обнял ее, крепче прижимая к себе, другой — начал мягко гладить ее по волосам.
— Все закончилось, мой маленький эльф, — услышала Эдиан что-то совершенно невообразимое. «Маленький эльф» — что это…? Это он так ее про себя называет? — Все закончилось, девочка…
Конечно, от бережного касания твердых рук, от облегчения и чувства безопасности она зарыдала сильнее, так, как рыдаешь, когда понимаешь, что теперь можно.
— Все закончилось, девочка… Ты в безопасности…
Неожиданно Эдиан ощутила себя в воздухе. Ректор одним движением подхватил ее на руки. Сам сел на стул и устроил ее, полулежа, у себя в объятиях, укачивал, как ребенка.
Там она и прорыдала свою боль, страх и стыд.
Но когда рыдания пошли на спад, стыд вернулся. Стыд за все, что с ней произошло, за свою глупость, непонятный стыд за то, что Кранг пытался с ней сделать, и ректор знает об этом (хоть в этом-то она вроде не виновата), стыд, что Герберт видел ее голой и сейчас держит ее на руках, завернутую в тонкий плащ, под которым ощущаются все нюансы ее фигуры.
А еще в голову ударило осознание, что… все же сейчас Герберт собственными руками убил своего сына.
Она затихла и нерешительно, преодолевая смущение, подняла на него взгляд.
— Он… он был вашим сыном! — охрипшим от долгих слез голосом прошептала Эдиан.
— Сыном? — удивленно переспросил Герберт. Отвел от ее лица горячий глубокий взгляд, посмотрел в сторону, словно задумавшись. — Это он тебе сказал?
— Да. Вы бросили его мать беременной, не вернулись, он хотел отомстить вам, — уже тверже сказала Эдиан. И нашла в себе силы пересказать то, что говорил ей Кранг.
Теперь бы еще как-то выбраться из рук Герберта… А то от его кожи так и пышет жаром, а от тела — мужественной силой. Странное, сильное ощущение… Немного пугающее.
Герберт усмехнулся. Кажется, новость не слишком ошарашила его.
— Что-то я сомневаюсь. Во-первых, я всегда предохраняюсь от нежелательного потомства. А во-вторых, я… никогда не был в том городке, откуда Кранг родом. Сейчас проверим, — деловым тоном сказал он.
Снова встал с Эдиан на руках — как будто она была пушинкой — посадил ее на стул, а сам подошел к телу Кранга.
Наклонился, брезгливо поглядел на лицо мертвого «сына» и двумя пальцами вырвал у него небольшой клочок волос. Положил на левую ладонь, и под его острым пристальным взглядом прямо из кожи вспыхнуло алое пламя.
В то же мгновение клочок волос скукожился и сгорел.
— Родовое пламя, — пояснил Герберт изумленной Эдиан. — Нет ничего проще, чем проверить родство. Если бы он был моим сыном, частичка его плоти не сгорела бы в родовом пламени моей семьи. Нет, Эдиан, — с усмешкой отрицательно покачал головой он. — Кранг не имеет ко мне никакого отношения.
— Но… он ведь даже похож на вас! — изумилась Эдиан. Мысль, что Кранг — сын ректора стала казаться ей настолько очевидной, их сходство настолько явным, что теперь в голове не укладывалось, что это все же неправда.
— Похож? — Герберт опять усмехнулся. Полез в карман, надел на руку кожаную перчатку и покрутил лицо мертвого из стороны в сторону. Эдиан отвернулась, ей было неприятно смотреть и на мертвеца, и на то, как Гербрет оценивающе рассматривает лицо Кранга.
— Не вижу сходства, — спокойно констатировал Герберт.
— Но… я видела, он двигается, усмехается… говорит… похоже на вас!
Герберт рассмеялся. Вообще Эдиан не любила и побаивалась такого его смеха, но сейчас он разряжал ситуацию. Если можно смеяться, значит, можно жить дальше.
— Эдиан, понимаешь, это для тебя я не авторитет, — улыбнулся он. — А некоторые молодые преподаватели уважают меня и даже подражают. Но тут, думаю, дело не в этом. Знаешь, если много лет наблюдать за человеком и убеждать себя, что это твой ненавистный отец, то легко можно подцепить от него пару усмешек и несколько жестов, как Кранг… Они и ввели тебя в заблуждение.
— Но, что же, выходит… он… думал, что сын, а на самом деле им не был? Или просто соврал мне? — изумилась Эдиан.
— Думаю, он не врал тебе. Рассказал то, в чем сам был полностью убежден. На самом деле это весьма трагично, — совершенно серьезно, без сарказма, продолжил Герберт. — Был убежден, что я его отец, ненавидел, пыжился, пытался отомстить. Испортил себе жизнь из-за неверной информации. Думаю, имя того мага, что соблазнил мать Кранга, было похожим на мое. И, наверное, когда вся страна гудела новостью о моем назначении ректором, она почему-то решила, что я и есть ее возлюбленный. Так из-за ошибки несчастной женщины ее сын закончил, как последняя падаль. А ведь талант у него был… — на мгновение Герберт задумался, глядя на лицо Кранга… Машинально носком сапога подвинул его мертвую руку ближе к стене. Эдиан снова отвела взгляд. К горлу подкатила тошнота. Не могла она относиться к присутствию трупа так спокойно, как ректор. К тому же теперь, глядя на Кранга, она ощущала такую невыносимую брезгливую жалость, слишком сильную для и без того измученного сердца.
Странно, но ее спонтанная реакция не укрылась от ректора, у нее даже появилось ощущение, что Герберт видит ее состояние, когда не видит ее саму. В два широких шага, он подошел к ней, крепко обнял за плечи и развернул к двери. — Пойдем. Здесь уберутся. Надеюсь, тут есть еще одна комната с достойными удобствами?! Пока ты не выспишься, мы никуда не поедем. Проклятье, да есть здесь нормальный душ и постель для девочки?! — гневно крикнул он в коридор.
Эдиан передернуло. Тонко, ниточкой — плечи чуть дернулись под его рукой.
— Я не хочу оставаться тут… Я хочу… — тихо сказала она. Ощутила, что голос звучит жалобно.
— Чего ты хочешь? — мягко спросил Герберт.
«Снова на ручки…» — невольно пронеслось у нее в голове. Когда он обнимал ее, держал, она чувствовала себя в безопасности, ей было хорошо. Хоть и смущалась. Но потребность вновь ощутить эту ни с чем не сравнимую опору была сильнее смущения.
— Обратно, в Академию, — ответила Эдиан со вздохом. — Больше мне теперь идти некуда. Должно быть, вы знаете, что… — она осеклась, ведь воспоминания о том, как она использовала свою силу, навсегда слились с воспоминаниями о том, как Кранг убил Кая.
Глава 18
И снова Герберт все понял.
— Ты наконец начала использовать свою силу. И… Эдиан, твой друг жив. Не беспокойся. Твоя ручная собачка Сарита спасла его.
— Что?! — Эдиан остановилась, как вкопанная. — Кай жив, да?!..
Слезы радости потекли по щекам. Жив, жив… такого счастья она уже и не чаяла. Какая же молодец Сарита! Она, Эдиан, чуть не «убила», а Сарита смогла, нашла Кая и как-то вернула с того света.
Несколько секунд она улыбалась сквозь слезы — счастливо, глупо. Герберт смотрел на ее лицо сверху вниз, так и держа ее за плечи. Эдиан казалось, что при этом у него в лице что-то дергается. Мелкие желваки.
И тут до нее дошло… Жизнь Кая спасена. Но что ждет его дальше?!
— И что вы сделаете с ним!? — она с вызовом посмотрела на ректора снизу вверх. — Я во всем виновата! Я никуда не поеду, если вы хотите казнить Кая! Я…
Герберт мягко усмехнулся — как, наверное, может усмехаться тигр, в чьей власти съесть или отпустить жертву. Тигры, кстати, всегда выбирают съесть, подумала Эдиан.
— Успокойся, Эдиан. Не поехать со мной ты не можешь, и сама прекрасно знаешь это. Не нужно такого смешного блефа. Даже по закону я имею право определять твое местоположение. Но… да ничего я не сделаю твоему другу, — снова усмешка. — Он не похищал тебя и не злоумышлял против тебя. Ты верно сказала — виновата ты. Это ты соблазнила его бежать с тобой. Кто тут устоял бы? — кривая улыбка. — Я не могу судить парня, который стал жертвой твоего… твоей жертвой, маленький хищник. Ну, правда, неделька на черной работе, когда поправится, его, конечно, ждет. Нарушения устава Академии не могут проходить безнаказанно, — закончил Герберт.
Эдиан выдохнула. Неделька на черной работе — это не заключение в тюрьму, не порка кнутом, не исключение из Академии. Это просто ерунда! Она и сама не побоится такого наказания.
— А меня? Что… ждет меня? — спросила она осторожно.
— Тебя? — на этот раз его губы скривила еще более странная улыбка. — А как ты сама думаешь, Эдиан?
— Я не настолько глупа, чтобы подсказывать вам способы наказания, — так же криво улыбнулась Эдиан.
— Ну тогда для начала тебя ждет «карантин», — ответил ректор. — Посидишь дома, пока я не приду к выводу, что в ближайшее время от тебя можно не ждать новых сюрпризов. В этот период заниматься с тобой буду я. Потом… посмотрим.
— То есть все же заключение!? — вздохнула Эдиан. Именно к этому она морально готовилась. Но где-то билась легкая надежда, что такой заботливый сейчас Герберт пожалеет ее.
— Домашний арест, — спокойно подтвердил Герберт. — Это самое мягкое, что причитается за твои действия, — опять криво улыбнулся он. — На самом деле тебя следовало бы… тщательно отшлепать.
— Не надо, пожалуйста! — пискнула Эдиан. — И вообще… нет необходимости в аресте, мне ведь некуда бежать теперь. Я по-всякому теперь… волшебница.
— Ладно, — улыбнулся Герберт. Вполне искренне. — Отсюда уедем прямо сейчас. Я понимаю, что тебя тошнит от этого места.
И неожиданно взял ее за запястье. Эдиан с удивлением ощутила, как нервная вздернутость и смертельная усталость сменяются спокойной бодростью.
— Скоро ты научишься делать это сама, — пояснил Герберт. — Но никогда не применяй методы магической стимуляции, если нет возможности потом хорошо выспаться. Организм всегда возьмет свое, рано или поздно придется расплачиваться. Отъедем в ближайший город. Там отдохнем. Мне тоже, знаешь ли, нужно поспать.
И тут Эдиан наконец заметила, что он сам — непобедимый, неуязвимый — выглядит усталым и измученным. А ведь, наверняка, он скакал всю ночь, чтобы спасти ее. А она… Каким бы ни был ректор, он заслужил ее благодарность!
Его появление спасло ее от самого страшного. От бесчестия и окончательного превращения в куклу.
— Спасибо, — опустив глаза, искренне сказала она. Это было слишком непривычно — благодарить того, кто тебя купил. Но на этот раз она чувствовала настоящую благодарность. — Как вы успели?
— Я был не в Академии, немного ближе к границе. Так что тебе повезло, — ответил он. На ее «спасибо» никак не отреагировал, но Эдиан заметила, что ему приятно. Что-то такое было в его жестком отрешенном лице. Какой-то неявный лучик скользнул по нему.
Чуть приобняв ее за плечи, Герберт направил ее по лестнице вниз.
Конь ректора, по его собственным словам, пал на подъезде к гостинице. Это он и привел Эдиан как пример того, к чему может привести слишком сильная «магическая стимуляция». А Эдиан снова представила себе страшную, ожесточенную гонку, что держал этой ночью ректор. Ради нее.
В голове встала картинка, как он, сосредоточенно и зло сжав зубы, нахлестывает коня, не жалеет бедное животное. И думает только о том, чтобы успеть.
Даже в страшном сне она не хотела представлять Герберта своим мужчиной. Но эти мысли были по-женски приятными. Впрочем… очевидно, он просто не хотел потерять свою «великую волшебницу»… Не стоит придумывать себе глупых романтичных мотивов. Они не свойственны этому жесткому человеку, способному небрежно, носком сапога поправлять руку трупа, как будто та нарушила одному ему, ректору, ведомую гармонию…
От такого осознания становилось неожиданно грустно. Может быть… приручить чудовище было бы самым прекрасным деянием, что она могла бы совершить в жизни. Просто вряд ли это чудовище поддается дрессировке.
И все же не удержалась… незаметно, легонько погладила его по локтю, когда они спускались по лестнице. Незаметно. Но он заметил. Бросил на нее быстрый, странный взгляд, а Эдиан снова показалось, что в его лице проскользнул тот неявный лучик. Она покраснела.
Спустившись вниз, Герберт поднял на уши постоялый двор и почти всю деревню. Несколько дюжих парней были отправлены вынести труп Кранга. Еще трое — найти для ректора и Эдиан новых коней. Видимо, все так напугались явления самого «черного ректора» в этот Богом забытый край, что коней нашли за четверть часа.
Эдиан за это время оделась и немного привела себя в порядок.
Положив хозяину постоялого двора на прилавок кошелек с золотыми монетами, Герберт сдержанно кивнул и повел Эдиан к выходу. Количество золотых соответствовало многомесячному доходу всей деревни, поэтому его искренне благодарили и низко кланялись.
— Вот так, Эдиан, — сказал Герберт во дворе. — Для бедных людей деньги и статус значат все. Они ведь даже не стали разбираться, почему и за что я убил Кранга. И куда увожу юную даму. Может быть, это я тебя похитил, — добавил он с неожиданно шкодливой усмешкой. — Но, поверь, им это безразлично.
— Боюсь, вы слишком строго их судите, — не удержалась от замечания Эдиан.
— Я как раз их не сужу. В отличие от тебя я знаю, что такое бедность и страх перед власть имущими, — спокойно и сдержанно ответил ректор.
А ведь она ничего не знает о нем. Кто вообще сказал, что он всегда был таким могущественным и властным? Неизвестно, каким был путь, приведший человека к тому, кем он стал. Может быть… и ей не стоит судить его?