А если… Настю вдруг обдало холодом от жуткого предположения: если последнее дело завершится тем, что куратор войдет в портал под названием «Муся» снова, а выйдет… выйдет-то в ту самую долю секунды, когда хотел закрыть собой, и вожделенная возможность будет ему дана?! Но тогда Игоря не станет — там, в тот миг, когда он получит то, что хотел!
Нет. Этого не может быть. Что, если все его полтора года работы в «Жизненном долге» вели к какому-то перелому в сознании? К пониманию, что нужно научиться жить заново?!
Настя аккуратно забрала из рук Игоря черную шапочку и надела ее на голову мужчины, укрывая волосы и ту самую полоску седины, которая не дает стать другим с прежней памятью.
— Холодно, хватит так стоять. — Проговорила девушка, всей душой чувствуя, что последнее ее предположение гораздо ближе к истине, чем все предыдущие размышления о самой сути порталов. — Еще одно… Желание вернуться к прежней жизни и все забыть — единственная причина, по которой мое дело должно завершиться успешно?..
— Нет. — Прозвучало короткое тихое слово перед тем, как губы Игоря осторожно и нежно коснулись губ Насти.
— «А че это вы тут делаете, а?!» — пронесся над катком ехидный вопрос, заданный знакомым баритоном, сейчас цитирующим всенародно любимый черно-белый фильм о пионерском детстве. — «Кино-то давно уже кончилось!»
Лозинский стоял за снежным бордюром и тряс металлическую сетку, усиленно привлекая к себе внимание. У него, к счастью, хватило ума приодеться по погоде: сменить фетровую шляпу на мохнатую шапку-ушанку, а шею укутать толстым серым шарфом, как попало намотанным поверх воротника летной куртки.
«Вот над кем надо оформлять опеку!» — невольно подумала Морозова, глядя на потомка (если верить нулевому порталу) загадочной исторической личности. Потомок жизнерадостно пугал детишек. Они как раз прекратили нарезать круги по катку и подъехали поближе к взрослому дядьке, который с потрясающим актерским мастерством имитировал, как пытался лизнуть сетку-рабицу на морозе, а язык-то примерз!
Вид гримасничающего Лозинского рассмешил даже Настиного куратора.
— Если ты думал, что я шарахнусь в сторону после всего услышанного, то сильно ошибся. — Прошептала Морозова.
— Настя, я…
Профессор-ковбой закончил пантомиму примерзшего и, подпрыгивая, замахал рукой:
— По-моему, ханты тут уже! Около чума «Бураны» стоят и оленей я тоже видел!
Прим. авт.: «Буран» — серия российских универсальных двухгусеничных снегоходов.
Не исключено, что Игорь хотел ответить что-то в духе: «Сам ты олень», но только вздохнул:
— Нам пора.
Жаль. Потому что девушка хотела бы в доступных и деликатных выражениях донести свою версию — почему Лозинский относится к порталам по-другому, почему важно принять себя таким, как есть, не прибегая к забвению… Но для такого разговора нужно не пять и не десять минут, а, наверное, многие часы.
В пункте проката было тепло и даже жарко — обогреватели старались на совесть. Закончив переобуваться, неожиданно для себя Морозова задала вопрос, выскочивший откуда-то из подсознания:
— Игорь… Лозинский говорил про другого куратора. Девушку, которая вроде бы прокляла своего приятеля. Куда она потом пропала? Ты про нее знаешь?
Мужчина покачал головой.
— Нет. Лозинский в ОМВО гораздо дольше, чем я.
* * *
Рядом с большим чумом, крытым ярким сине-зеленым материалом и заметным издалека, было очень людно. Суета около снегоходов и еще больше — около упряжки с двумя северными оленями. Настя хотя бы знала, как называются сани, которые тянут ездовые животные — нарты. Дети вместе с родителями толпились и ахали, восхищенно рассматривая пушистых серо-белых красавцев-оленей, их бархатные носы, длинные рога, богатую разноцветную упряжь, украшенную медными кольцами, ленточками и колокольчиками. Из бархатных носов с дыханием выходил теплый пар, животные спокойно давали себя погладить, а уж для того, чтобы сфотографироваться с олешками, выстроилась целая очередь!
Около упряжки стояли, похоже, хозяева: мужчина лет сорока (или несколько старше) и мальчик-подросток, оба в ярко-синих, с узорами по рукавам и подолу, малицах, меховых оленьих кисах. На обоих со всех сторон так и сыпались вопросы:
— А сколько у вас оленей?
— Примета плохая, точно нельзя говорить. — Подмигнул хант. — У нас не шибко много. Это в Березовском районе просторы ого-го, а тут, в Сургутском, болота кругом. Разведу больше оленей — что им кушать, корма не хватит. Чем больше стадо — тем больше хлопот в мае-июне, когда телятся.
— А кормите чем?
— Ягель копают из-под снега, ягоды, травы какие, сами знают, где что. Но и рыбу сухую перетертую даем, без этого никак нельзя. Олень друг, член семьи, его баловать надо, как дитя, вкусненького давать!
— А с какой скоростью они бегают?!
— Ездовые олени и семьдесят «кэмэ» в час пойдут. Зимой легче бежать по снегу, больше трех не запрягаем. Летом по траве тяжело нарты тащить, и по шесть бывает в упряжке.
Прим. авт.: если читатель думает, что гонки на упряжках — сугубо мужская забава, то это далеко не так. Снаряжать нарты, перевозить груз, разбирать упряжку, уметь сладить с ездовыми оленями — все это входит и в программу женского зачета на конкурсе профессионального мастерства среди оленеводов. Ежегодный Кубок губернатора Югры проводится в Ханты-Мансийске. Некоторые конкурсантки добираются до места соревнований со своими оленями больше суток: по «зимнику» и трассе, при этом оленей приходится вести в специальных фурах. Борьба разворачивается не только в гонке на оленьих упряжках, но и в индивидуальной гонке на охотничьих лыжах.
— А вот эта палка у вас в руках длинная…
— … хорей. — С важностью ответил подросток, дождавшись едва заметного разрешающего кивка мужчины. — Четыре метра длиной, а когда и пять. Повод в правой руке держишь, хорей — в левой. На конце шарик костяной, смотрите… Управлять оленями, чум ставить — и там, и там хорей нужен.
Попутно выяснилось, что с комфортом ехать на нартах непросто — амортизаторов никаких нет, трясет так, что неопытный седок вылетит на «раз-два», что от стойбища до стойбища на «Буране» ехать порой пару часов, а на оленях в два раза больше, что олени с неба пришли, это великий дар богов, у оленя душа есть, без оленя ханту не выжить. И тут же пошли в ход страшные и загадочные рассказы про то, как непросто было добраться сюда, даже в знакомые и хорошо известные места:
— Да как будто не пускает кто! Тяжело нарты бегут, как будто сидит кто лишний, давит, ехать мешает. Вонт утат или еще кто, комполен. Может, быстро ехали, напугали его, рассердили… А может, кто из хозяев рядом ходит — вдруг сама Калтась-эква, у нее охранников много, в лесу вот — комполен…
Прим. авт.: согласно поверьям ханты, вонт-утат или вонт-юнк, лесные духи, обитают всюду — в лесах, около рек, по берегам водоемов и внутри них, и далеко не всегда благожелательно расположены по отношению к человеку. Прямыми именами духов лучше не называть, а упоминать иносказательно, чтобы не рассердились и не навредили. Комполен — «лесной человек» (хант.)
Пацан лет десяти с планшетом в руках закончил съемку оленьей морды и подверг сомнению слова оленевода:
— Так, может, снег изменился от похолодания, нам в школе рассказывали про такое! Вот полозья и не ехали!
— Снег… Не в снеге дело!
Тут же последовал второй рассказ, таинственно-жуткий, рассчитанный на то, чтобы сладко-страшно стало слушателям. Жаль, не ночью у костра, тогда бы впечатление было совсем другим…
— Есть в здешних местах озеро, заплывшее бездонной трясиной… Островок на озере, торфяной — ветер рвет его берега, очертания меняет, так, что место сразу не узнать. Капище Великой Матери было на острове, открывалось немногим. Место запретное, в тридцатых годах чекистов тут убили, что капище искали, путь к идолу, которого запрещала почитать советская власть нашим предкам…
Холодная змейка шевельнулась, проявляя заинтересованность. Видимо, с ее непосредственной молчаливой подачи Настя поняла, что дело было вовсе не тут, а где-то дальше, в верховьях реки под названием Казым.
Прим. авт.: Казым — правый приток Оби, протекает по территории Белоярского района ХМАО.
— Комполен — нечто вроде йети, — вполголоса пояснил Лозинский, — Чужаков же вообще встречали неласково, что ханты, что манси, — они были весьма и весьма воинственными народами. А свои ценности — в том числе и духовные, — защищали сурово, не скупясь на меры.
«Миг настал, когда мер не хватило, человек…»
Один из оленей в упряжке всхрапнул и переступил широкими копытами, пятясь назад.
Хрустальная крошка слов посыпалась с губ внезапно — Настя даже не успела толком ничего осознать, за нее сообразили и куратор, и профессор. Они подхватили Морозову под руки с обеих сторон и тихонько отвели чуть дальше, так что зачарованные страшной историей слушатели ничего не заметили.
Щелчок пальцев перед носом, ткнувшаяся в губы знакомая стальная «шапочка» термоса. Запах кофе — просто крепкого кофе, без алкоголя. Обеспокоенные светло-карие глаза Нефедова и напряженный испытующий взгляд Лозинского.
— Анастасия! Быстро выпейте горячего и прикройте все мысленные дверки. Нам лишнее внимание сейчас ни к чему…
А хант все рассказывал о том, что в семидесятых годах ученый с Большой земли искал то самое заветное озеро, да без толку. Что только не случилось — пропажа собаки, блуждание по лесам среди таежных буреломов и рукотворных завалов, заглохший мотор лодки. Группа чуть не утонула в сапропели — глубокой черной грязи болота, едва укрытой пленкой воды. Отложили экспедицию до будущей весны, до глубокой воды… А проводник все-таки утонул в другом месте, не дожив до новой весны и повторной экспедиции.
Прим. авт.: все жители ХМАО, коренные народы или приезжие, называют «Большой землей» территорию за пределами ХМАО.
Наливая Насте еще кофе из маленького термоса (в кармане он его прятал, что ли?), Лозинский заметил:
— Историю я слышал на уровне научных баек. Кстати, не здесь это было, а на Малой Сосьве, в семьдесят девятом году, с группой краеведа из Тюмени, Аркадия Захарова. Что там случилось, сейчас доподлинно никто не знает, но к какой-то запретной тайне Захаров прикоснулся точно. Озеро не нашел и от самой идеи поисков быстро отказался…
Прим. авт.: Малая Сосьва — река в ХМАО, протекает по территории Советского и Березовского районов, та же расположен одноименный заповедник.
У Насти стучали зубы — не от холода, а от метаний голубоглазой твари, рвущейся наружу. Дверки-то девушка, по выражению профессора-ковбоя, прикрыла, но недостаточно плотно. Неожиданно раздался странный звук, — металлический скрип и громкий хлопок, далеко и гулко разнесшийся в сухом морозном воздухе.
— Что такое?! — заволновалась толпа у чума и те, кто находились в отдалении, у подножия горнолыжного склона.
Причина стала ясна почти сразу — лопнул стальной трос одного из подъемников. По счастью, на нем не было ни одного лыжника или сноубордиста.
Холодная змейка нашла выход ярости — даже на расстоянии. Настя вспомнила события ночи: цепкие руки, с неженской силой тянущие вглубь черной ледяной воды.
«Ах, так?!»
Теперь настал ее черед хватать за шиворот квартирантку сознания, очень жестко и без сантиментов, возвращать на место, заставлять угомониться. Вернулась квартирантка и сразу притихла, как уже было после ночного, — видимо, затратного на силы, — выпада.
— Вы должны научиться ее контролировать, Анастасия, или… — начал Лозинский своим мягким баритоном, завинчивая крышку термоса.
Договорить не успел. Все трое, — мужчины и девушка, — обернулись, услышав тихий женский голос:
— Здравствуйте.
Маленькая хантыйка стояла метрах в пяти от приехавшей из города троицы, рядом со снегоходами. Настя сразу ее узнала, несмотря на другую одежду — темно-синий лыжный комбинезон с капюшоном, под капюшоном на голове виднелся разноцветный теплый платок. На ногах были оленьи кисы, а руки прятались в меховых рукавицах.
— С тобой говорить буду, девушка, экву пока не слышу. И они, — мотнула головой маленькая женщина в сторону мужчин, — пусть чуть дальше отойдут. Не для их ушей разговор. Не переживай, все поймешь, говорить по-русски буду. На днях растерялась, как поняла, кто с тобой ходит… Тебя как зовут?
— Настя.
— А я Ирина.
«Урнэ…» — слабо донеслось из подсознания, как легкое невесомое эхо, и тут же пропало. Голубоглазая квартирантка прошептала похожее на «Ирину», но иноязычное имя, и снова затаилась.
Игорь быстро глянул в сторону Лозинского, как будто уточняя: что ты видишь? Тот руками развел в столь же немом ответе: мол, ничего необычного, все путем. Настя перестала опираться на руку куратора, уверенно улыбнулась мужчинам, убеждая, что справится сама, и — подошла к хантыйке.
— Эквы пока нет. Есть, но… спряталась. Похоже, разозлилась, сломала подъемник, а потом ушла набираться сил.
— Силу ты большую в себе носишь, большую. Одно хорошо — неполную, а то бы не сладила с ней.
— Откуда знаешь… Ирина? — спросила Морозова, глядя в темные глаза женщины сверху вниз — та была существенно ниже ростом.
Хантыйка пожала плечами, улыбнулась, показав мелкие белые зубы:
— Я по-другому вижу, не так, как многие. Тот, кто душой в городе, уже потерял часть себя. Они не видят, разучились.
— А почему она неполная?
— Так это только часть души, к тому же, не принадлежащая человеку. Остальное ушло, а это осталось в Среднем мире, и вернуться к хозяйке не способно, не получается. Странно она к тебе попала, досталась от покойного, как я и говорила, а пряталась до поры там, где не должно было ее быть. Заблудившаяся душа, которая в Нижний мир уйти не смогла, когда было нужно…
Вот и выплыли из памяти Насти те слова, что слышала она на проспекте Ленина в понедельник. «Энькор» — как нечто, доставшееся «на память» от покойного, а «тапты» — как обозначение действия «заблудиться».
— Почему же не смогла уйти? — Насте почудилось, что мелькнул след холодной змейки, проявившейся в виде тоски и сожаления.
Теперь улыбка маленькой женщины превратилась в усмешку:
— Да не затем ее звали, чтоб уходила. Почему хотели обратно прогнать?.. Видимо, справиться не смогли. А она не разобралась, что к чему, и силу свою во зло обратила против тех, кто призвал.
— Да кто «она»? Кто призвал?! Для чего? И самое главное — как эта… эква… или Тарн… или еще кто… во мне оказалась?! — воскликнула Настя, не привыкшая, чтобы с ней вот так общались загадками.
Имя Тарн, похоже, хантыйку никак не напугало, но, тем не менее, она предупредительно прикрыла рот рукавицей, укоризненно качая головой:
— Словами зря не кидайся, Настя. А если на все твои вопросы сейчас отвечу, беда к тебе может прийти раньше времени.
Хантыйка Ирина слегка наклонилась в сторону, давая понять, что старается заглянуть Морозовой через плечо. Кто там находится, долго думать не надо… Двое мужчин, о которых, по сути, Насте почти ничего не известно. Кроме того, что рассказывают о себе они сами.
Сердце сжалось и как будто пропустило удар.
— Ты про них? — одними губами прошептала девушка.
— Так они сами не знают, что их с тобой свело. — Легко ответила черноглазая Ирина. — Но раз пути пересеклись, то это только с позволения всех, кто Верхним миром правит — ваш русский Бог или наши.
«Комплаентность» — услужливо подсказала память. Так в ОМВО называют цепочку событий, которые все, как на подбор, ведут к одному важному факту. К уколу пальца прялкой той сказочной принцессой? И спи потом сто лет, ничего не поделаешь.
— Ты, поди, уже сама догадалась, от кого попала к тебе ис, а вот как — тут я не подскажу, не знаю, не вижу. Мужики твои пусть ищут, до беды-то дело еще не дошло. Чувствую, что она сперва побывала в неположенном теле. Женской душе в мужском теле делать нечего. А потом она к тебе прибилась, когда тело умерло. Уже как водится, к тебе, потому что ты была единственным ребенком рода на тот момент, вот она и нашла тебя. Обжиться сразу не смогла, спала долго, кто-то заранее об этом позаботился, а кто-то другой взял — да и разбудил ее.