— Кошачье святилище. Женский храм.
— М-м?.. — Катя мысленно поздравила себя с собственной недалёкостью.
Надо было расспросить Турей про местную религию, ещё со слов айи Лидии было понятно, что тут это есть и это важно. Но святилище — кошачье? Серьёзно?..
— Есть женские храмы, есть мужские. Это условно. Храм Отца и храм Матери. Мужчины заходят в женские храмы по особым праздникам. Хотя строгого запрета и нет. Но в храмы куматов волки не заходят… — он не то усмехнулся, не то оскалился, во всяком случае зубы блеснули.
Он подошёл к воротам и громко постучал. Фонарь качнулся, заметались тени. И котёнок словно понял, что что-то происходит, заскрёбся и жалобно мяукнул. Ответа пришлось подождать.
— Кто том? — донеслось с той стороны.
— Открывай, кошка! — крикнул Данир. — Я Данир Саверин, хозяин Манша. У нас важное дело.
— У волков не может быть здесь дел, тем более ночью. Уходи, волк, — спокойно сказал мелодичный, звучный женский голос.
— Открывай! — Данир стукнул кулаком в дверь. — И поговорим! Ты откроешь мне ворота!
Катя не могла поверить: всегда спокойный, умный, выдержанный Данир теперь вёл себя зло и глупо! Вместо того, чтобы быть вежливым и объяснить суть проблемы.
Кажется, за воротами посовещались.
— Айт Саверин, с всем нашим уважением, ты не можешь войти в святилище. Твоя волчица тоже не может. Чти обычай, айт.
— Айя, послушайте, — крикнула раздосадованная Катя, — У нас тут котёнок, точнее, кумат, ему нужна помощь! Откройте, пожалуйста!
Ответом было долгое молчание.
— Не вмешивайся, — Данир больно сжал ей руку, но попросил своим обычным голосом, а не тем, которым говорил с женщинами из храма. — Они должны открыть мне ворота. Это моя земля. Иначе я сейчас разнесу их белым пламенем.
— Нет, волк, — тут же донёсся ответ. — Чти обычай, или ответишь перед Матерью. Это святилище. И я вижу, что у тебя нет сил на белое пламя! — и это уже был другой голос.
— Данир, пожалуйста, — тихонько взмолилась Катя, — попроси их, объясни всё! Не надо разносить. Тут же котёнок… ребёнок!
— Про исчезновение ребенка мы бы знали, — тут же ответил голос. — Чего вы на самом деле хотите, айт и айя?
Данир принюхался, его ноздри затрепетали. И он засмеялся:
— Я так и думал. Какой-то кот удрал, и я не помчусь следом. Но могу послать волков? Послать?
Ответом была тишина. Данир взглянул на Катю и сказал мягче.
— Я не подойду к вашему алтарю, обещаю. Пожалуйста, кошка, — Катя поразилась, с каким усилием он произнес это «пожалуйста».
Теперь тишина отчего-то казалась оглушительной.
Данир вытащил их корзины котёнка — теперь зверёныш был неподвижным и обмякшим, — и двумя пальцами разорвал цепочку на его шее. И бродил цепочку с подвеской за ворота.
— Мы оставим его тут. Делай что хочешь и сообщай его родным тоже что хочешь.
И тут же с той стороны с коротким лязгом отодвинулся засов, и ворота открылись.
Эта женщина-кошка была невысокая и щуплая, как Гетальда, и — рыжая! Огненно-рыжая и с веснушками. Одета в темное — в широкие штаны, рубаху с длинными рукавами и что-то вроде телогрейки из чёрного меха, похожего на кроличий. Волосы её были скручены в простой узел на затылке. Они поклонилась, сложив перед собой руки наподобие индийского приветствия, взяла корзину, которую Данир поставил на землю, заглянула, поцокала языком и быстро унесла. Другая девушка, тоже невысокая, но полненькая и черноволосая, в таком же тёмном костюме, с неизменным поклоном пригласила Данира и Катю следовать за собой.
Они и проследовали, в довольно большую комнату, там топилась печь, а вдоль стен стояли диваны с подушками.
— Подождем немного, — Данир устроился на одном из диванов и потянул Катю за собой, усадил рядом. — Надолго нас тут не задержат.
Девушка, уже третья, принесла чаши с душистым ягодным чаем на подносе. Чай был щедро приплавлен мёдом, даже чересчур.
— Старшая приготовила этот чай специально для тебя, айт Данир, — сказала жрица. — Чтобы ты восстановил силы, истраченные в ущелье Белого Демона.
— Это не стоит её беспокойства, — сухо обронил Данир.
— Очень вкусно. Передайте ей нашу благодарность, — поспешно сказала Катя.
Девушка с улыбкой поклонилась теперь персонально Кате, и ушла.
Данир насупился, но воздержался от замечаний. Чай он выпил.
Скоро пришла рыжая, снова поклонилась и присела напротив.
— Наша благодарность безмерна, айт Саверин, айя Саверин. Девочка, скорее всего, умерла бы через несколько дней. Теперь всё будет хорошо.
— Она уже превратилась? — поторопилась спросить Катя и виновато посмотрела на Данира.
Кто знает, на самом деле, что позволяет здешний этикет? Видимо, она то и дело его нарушает.
— Нет, айя. Не так быстро, — с улыбкой покачала головой рыжая. — Это дело нескольких дней. Позвольте уточнить, если мне позволено, где нашли девочку?
— Айя Катерина случайно отобрала её у проезжих купцов. Напугала их и тут же помиловала. На ребенке нет клейма, поэтому мы сразу не догадались. Хочу получить известие о том, что с её родителей взыскали штраф и клеймо поставлено.
В лице жрицы что-то дрогнуло, но она ответила спокойно:
— Я позабочусь об этом, айт.
— Я нездешняя, ничего не смыслю в делах оборотней, как и в обычаях Веллекалена, — сказала Катя, больше затем, чтобы сменить тему. — Если что-то было неправильно — сожалею.
— Не о чем сожалеть, айя Катерина, — мягко сказала жрица. — Мы все бесконечно благодарны вам. Девочка нездешняя, она издалека. Её клан живёт во Флоре. Возможно, семья уже уверена в худшем.
— А кот, который удрал из-под моего носа и думает, что я не заметил — он не из-за отрогов? Скажешь мне правду, жрица?
— Он не из разбойников, айт. Могу поклясться.
— Но он не рискнул встречаться с нами.
— Прости ему его малодушие, айт Данир.
— Сколько лет девочке? — спросила Катя. — Я имею в виду, по-человечески?
— Думаю, ей четыре года. Самое большее пять, — рыжая с охотой отводила взгляд от Данира и разговаривала с Катей. — А понимаю, айя Катерина, что вы удивлены ситуацией вообще, если мало знаете об оборотнях. Первые обороты у детей происходят неосознанно, а даже самые маленькие раны при оборотах причиняют сильную боль. Дети постарше уже могут с этим справляться, а вот такие, у которых ещё не было сознательных оборотов, не могут обернуться, оборот начинается и останавливается, раны углубляются, появляются новые. В конце концов это всегда приводит к смерти. Если не помочь. Ваша рана тоже причиняет вам боль при обороте, айт Данир, — жрица достала из поясной сумочки маленькую баночку из тёмного стекла, — это не заживит рану, конечно, но уймёт боль, если наносить перед оборотом. Это очень редкий состав…
— Не стоит, я же не ребенок и не кумат, — бросил Данир равнодушно. — Мне не нужна мазь от боли, жрица.
— Как скажете, — рыжая улыбнулась уголками губ и сжала баночку в кулаке.
— А возьму, если позволите, — снова вмешалась Катя. — Пусть хранится у меня, вдруг пригодится кому-то ещё?
— Конечно, айя Катерина, — рыжая отдала мазь Кате. — Айт Данир, мы хотим предложить тебе зачерпнуть из нашего источника. Ты обещал не прикасаться к алтарю, но прошу, прими это как подношение. Ты совсем обессилен, а если зачерпнёшь, сможешь воспользоваться Агатовым порталом. Иначе на лошади будете добираться до храма ещё два часа, не меньше.
— Откуда вы всё знаете, пронырливые кошки? Про то, что мы собираемся в храм?..
— Вы верно заметили, айт, мы пронырливые, — рыжая не обиделась, скорее наоборот.
— Хорошо, — сказал Данир.
И с чем согласился? Зачерпнуть из источника?..
И рыжую это, кажется, удивило. Она кивнула, и перевела взгляд на Катю:
— Айя, мне кажется, вы хотите что-то спросить? Если айт позволит.
— На это айе не нужно мое позволение, — уронил Данир.
— Всего лишь любопытство, — воспользовалась случаем Катя. — Я не называла имени. Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Ничего удивительного. Весь Манш уже знает, что жена айта Данира — айя Катерина. Полагаю, и весь Веллекален тоже узнает скоро. У вас дивное имя, айя. Такое… необычное.
— Как зовут тебя, назовись, жрица, — сказал Данир. — Я тебя не помню, — и это не очень походило на просьбу.
— Я Арика из рода Туи. Мы видели друг друга не раз… в юности, айт Данир. Я много лет прожила на Севере, училась и служила в Звёздном храме в Золле. Потом семья позвала меня домой.
Данир в ответ кивнул, сказал почти равнодушно:
— Услышал тебя, Арика из рода Туи.
А Катя отметила — жрица тоже из рода Туи. Как «скалолазка» Гетальда. Но они совсем не похожи внешне. А вот Данир своим обращением подчеркнул её низкое положение. Кошек уважать не принято? Особенно если ты волк. Он словно пояснял Кате, как и ей следует себя вести. Но это было неловко.
— У вас тоже есть вторая ипостась? — спросила Катя невинно, — вы превращаетесь в кошку?
— Да, айя Катерина. Я оборачиваюсь. Часто. Хотя всегда по своей воле, конечно. На мне нет дамм. Иначе я не была бы тем, кто я есть, разумеется. Жрицам нельзя иметь даммы.
Они встретились взглядами. Эта кошка… нет, эта женщина, конечно, была рыжая, тёплая, как солнышко, умная и проницательная, хотелось протянуть к ней руки и тронуть рыжие завитки возле её щёк, хотелось греться под её взглядом. Такую не помнить? Странно. Данир в юности был слепой?
— Нет дамм — что это значит?
— Дамма — заклятье, которое так или иначе ограничивает, — сразу пояснила жрица. — Или к чему-то принуждает. Проклятье — тоже дамма. Дамма может быть и добровольной, тогда её, конечно, не считают проклятьем. Но суть та же, имея любую дамму, можно потерять положение и титул, не получить какую-то должность, расторгнуть помолвку, даже разбить договор — но это не всегда.
— Как интересно. Спасибо, — сказала Катя. — Не очень понятно, но я, наверное, потом разберусь.
— Это просто, айя, — глаза рыжей странно блеснули, — если айт Данир позволит привести пример. Его проклятье — это и есть недобровольная дамма. Он вынужден оборачиваться дважды в сутки, на рассвете и на закате. Он не может этого избежать, даже если на нём есть раны от магического оружия, которые, как известно, не залечиваются семейной волчьей магией и причиняют боль. Обычно волки, нанеся себе такую рану, половину луны избегают оборота, но айт Данир не имеет такой возможности. Из-за этой даммы почитаемый нами айт Гархар Саверин потерял право на корону Веллекалена. Потому что есть закон пятисотлетней давности: если на сыне проклятье, отец не может наследовать корону. При этом, как ни странно, сам айт Данир может сразиться за серебряный венец для себя — это закон не воспрещает, и такие случаи были, и не раз. В каждой стране есть свои странные законы, айя Катерина.
— Ну хватит, Арика, — Данир усмехнулся, — ты хорошо объяснила моей жене, что такое недобровольная дамма. И очаровала её вдобавок. Но после храма она не будет такой податливой на ваши кошачьи уловки.
— Я не старалась! — жрица ответила быстрой и несомненно довольной улыбкой. — Это моя натура, айт. У вас она своя, у меня своя. Вы уже отдохнули и можете зачерпнуть из источника? Позвольте проводить…
— Пусть к айе Катерине никто не приближается, — сказал Данир, вставая. — Пойдём, кошка.
— Как скажете, айт.
Арика пропустила Данира вперед. Вообще, он неплохо ориентировался в этом женском храме, к тому же «кошачьем», куда не заходят волки и куда их поначалу не хотели пускать. Это потому, что все храмы одинаковы?..
А Катя осталась одна на диване — молоденькая жрица заглянула в комнату и тут же скрылась. Больше никто не приходил, как и попросил Данир.
Нет, он не просил. Он приказал.
Она допила чай из своей чашки и пожалела, что нет ещё — в горле пересохло. Её охватило смятение. И немножко страх — вот да, и это тоже.
Волки, кошки, ещё какая-то живность… и люди где-то между ними. Совсем, совсем другой мир. Его жителями управляют их звериные инстинкты в неменьшей степени, чем разум. И ей никогда их всех не понять.
Хотя, хотелось бы ошибаться.
Данир вернулся довольный, улыбался, глаза блестели. Протянул Кате руки, помогая встать:
— Пойдём, моя.
Арика и ещё несколько жриц проводили их за ворота, молча. Данир кивнул женщинам на прощание. Они низко поклонились.
— До свидания, — сказала Катя. — Спасибо за помощь. Я надеюсь, что с девочкой всё будет хорошо. Мне хотелось бы узнать, как её зовут.
Следует ли ей тут разговаривать, нет — никто не предупреждал, а мысли читать она не умеет! Поблагодарить, попрощаться — это вежливо, всего лишь.
— Вы это узнаете, айя Катерина, — пообещала рыжая. — Пусть ваш путь будет легким. Если в Харрое вас застанет дождь, приходите под мою крышу.
Вот тут Катя подумала, что ослышалась. Она застыла, уставившись на жрицу. Харрой?..
— Так у нас говорят, айя Катерина, — пояснила та с улыбкой, и, с некоторой опаской взглянув на Данира, поспешно отступила за ворота.
Тот лишь дёрнул краем рта, собираясь сказать что-то, но передумал и принялся снимать сумки с лошади.
Понятно, они сейчас пойдут через портал, а лошадь останется. Но — Харрой?..
— Данир, где находится Харрой? — спросила Катя, схватив его за руку. — Далеко?
— Тебе не придется прятаться там от дождя, ещё не хватало, — он мягко освободился. — Давай поторопимся.
— Данир, айя Лидия говорила мне про Харрой, про храм в Харрое…
— А, вон оно что, — он немного удивился. — Тогда понятно. Она скучала по здешним местам. В Харрое большой храм Матери, но он кошачий, и ни с кем из нас бабушка о нём не говорила.
Они уже шли по еле заметной тропке к лесу, который покрывал весь склон горы — как почти всюду здесь. Черный зев пещеры возник неожиданно.
— Не бойся темноты, — Данир обнял её, его горячие ладони скользнули под её вышитую куртку, — я почую любую опасность, кошки отлили мне силы щедро.
Ей было не до кошмаров из темноты.
— Данир, значит, Харрой — близко?
— Верхом напрямик тропами — часа два. То есть да, близко. По дороге в карете дольше. Хочешь туда? Я потом свожу тебя… Пойдём же! — он не хотел больше отвлекаться на пустяки.
Вот погладить её ещё раз под курткой, потискать малость — это да, это он хотел.
Главное, Харрой близко. Правильно, айя Лидия говорила, что до него из столицы добираться долго — но они ведь не в столице, они в глухой глуши какой-то! И Харрой рядом. И храм там «кошачий», но её туда уже пригласили…
Айя Лидия не могла никого из «своих» послать в «кошачий» храм? А Катю могла, Катя чужачка. Неужели в этом всё дело?
Данир подхватил её на руки и так внёс в пещеру. Темнота тут же обступила, кромешная, бархатная. И слегка закружилась голова…
Именно что слегка. Там, в доме на Лесной, кружило больше.
— Всё, любовь моя. Мы на месте.
Ничего не изменилось, та же кромешная тьма вокруг. Но это уже была другая пещера в другом месте — Катя поняла это, когда оказалась снаружи. Неподалеку возвышалось одинокое здание с конусообразным верхом — как и там, где они побывали только что. Строения вокруг — маленькие, одноэтажные, всё было сложено из плоских серых камней. Окна светились, из распахнутой двери тоже лился мягкий свет.
— Нас ждут, — напомнил Данир.
Но сначала он завёл Катю в кусты и, ловко управляясь со шнурками и застёжками, помог ей переодеться в свадебное платье — то, красное с вышивкой. Заглянуть бы в зеркало!
— Ты очень красивая… моя… — он скользнул губами по её виску.
— Твоя — кто?.. — шепнула она.
Его обращение, просто «моя», теперь уже не звучало для неё так странно, как в первый день, но всё же продолжение подразумевалось, и его хотелось слышать. Моя, моя… кто?
— Моя любимая. Прекраснейшая. Самая лучшая. Моя айя. Подожди, тебе надо расплести волосы, — он занялся этим сам, пропуская пряди между пальцами.
Так приятно…
— А тебе?
Она потянулась к его волосам, но он отстранился, мотнул головой.