Данир сразу вернулся.
— Ты точно хочешь потанцевать?
— Только с тобой, да? Я хочу так, как получилось у тебя. Ритм…
— Любовь моя, это непросто. Никто не может с первого раза.
— Пошли, — она сама подала ему руку, и первая шагнула к «танцполу».
В последний момент сбросила плащ, его подхватил Кайнир. Наверное, это всё было не по этикету и вообще неправильно.
— А какой мой статус мы сейчас подтвердим?
— Твой статус — моя женщина. Моя.
— Хорошо. Я довольна, — она пошутила.
Покрутилась на носке, перехватив руки Данира. Отступила на несколько шагов:
— Начинай!
Звуки скрипок-танатов взвились под потолок, и — всё вдруг отступило куда-то далеко. Она — девчонка в короткой тренировочной юбке, в спортивном зале универа, который арендовала студия, они готовят танец для выступления, Сергей Саныч придумал нечто затейливое и даже местами не традиционное, не ирландское… А, плевать. Она солирует. Это её зал, её пол, её музыка…
Она волчица, надо сплести нить меж камней. Нет, не то — им с Даниром надо сплести нить. Общую нить. Он уже начал, так же, как когда танцевал мужской танец, уже рассыпал по полу чёткую дробь, он старается, оттягивает внимание на себя. Он ещё не понял, что нить будет их общей. Она слушала ритм, заданный Даниром — ничего больше не было в её мыслях. Выбила свою дробь, иногда совпадая с ритмом Данира, иногда пропуская, но всё равно дополняя его идеально — ничего удивительного, Катя теперь сама была этот танец. Никаких «политических» целей, как у айи Орны, просто танец. И — не только камни, ещё река. Бурлящая горная речка между камней, а её волк — там, на другом берегу, надо перейти…
Катя не думала о движениях совсем, какие можно, какие не нужно — всё позабылось. Память тела выручала, сама выбирала, что делать, и это было замечательно, это было — словно шампанское, много шампанского, музыка и ритм, рисунок их тел, чувства без мыслей и сомнений, легкие движения, дробь носками туфель. Данир вёл, Катя следовала за ним, прикосновения рук — и речка позади. Мужчины, вышедшие в круг, просто стояли и смотрели, возможно, опасаясь нарушить уже получившийся танец. Всё быстрее, быстрее, все громче звук танатов… И опять дрогнули стены, весь замок Манш…
Да она просто умрёт сейчас! От восторга!
Последний звук замер на высокой ноте, и Данир, счастливо расхохотавшись, поймал её в объятия, впился губами в её губы. Когда оторвался, шепнул:
— Вот это сюрприз! Ты почему молчала, что танцуешь танат?
— Сама не знала…
Зал тем временем взорвался приветственными криками, а ещё всё вокруг стучало, хлопало и грохотало. Кажется, лишь теперь и случилось нечто, ради чего стоило затевать праздник.
Обняв, Данир отвёл её на место. Катя плеснула воды в чашку и выпила залпом. На неё обрушились звуки, запахи — даже холодная вода из кувшина пахла вкусной свежестью. Рёбрышки, те самые, хотя успели остыть, тоже пахли вкусно, даже вкуснее, чем остальные блюда — пахли перцем, чесноком и базиликом. Пользуясь тем, что мужчины разговаривали, Катя ухватила мясистый кусочек — да, это только для волков называлось костями, — и быстро с ним расправилась, нежное пряное мясо будто растаяло на языке.
Данир заметил, рассмеялся.
— Хорошо, прикажу отнести в нашу спальню, — и махнул кому-то, показывая на блюдо, — так вкусно, да? А мы сейчас точно сбежим. Побродим по замку, хочешь?
— Ты хочешь?
— Я всё хочу. И до рассвета ещё есть время.
Он взял Катю за руку, поцеловал её пальцы… принюхался, его ноздри затрепетали, а взгляд сверкнул гневом. Он взял кусок с блюда и поднёс к носу, и тихо ругнулся сквозь зубы.
— Моя, сколько ты съела? Только кусочек? Пойдем… — схватил её за талию и потащил прочь из зала.
«Прекрасное» завершение праздника: только что ты на гребне волны, а теперь ожидаешь промывания желудка. А магия где? А её — нельзя?..
— Это действительно ничча. Но айя Катерина съела мало, айт. Не смертельно. Небольшое недомогание возможно. Ты сам чувствуешь, айт, — лекарь айт Витуд, невысокий полный человек с повязкой надо лбом только что обнюхивал блюдо с рёбрышками, а теперь утешал Данира.
Перед этим Катю заставили раздеться до сорочки, лекарь рассматривал что-то у неё в глазах и слушал пульс, пощупал зачем-то ребра и помял живот. Взволнованная Турей притащила таз и кувшин с водой. Остальных, что пытались прорваться и быть полезными, Данир прогнал.
Данир был испуган и зол, он побледнел, даже посерел, и до хруста стискивал зубы.
— Противоядия может хватить, не обязательно… — лекарь с сочувствием посматривал на Катю. — Вот если бы айя съела много, к тому же до танца… Но вот, айт, — он подал Даниру стакан с каким-то снадобьем.
Тот понюхал содержимое и протянул Кате.
— Не будем откладывать.
— Может, правда обойдёмся лекарством? — всё же сделала она попытку увернуться.
— Пей, моя, не тяни время, тут дел-то… — и задвинул ширму, отделяющую их от остальной комнаты, — пей!
Да уж конечно, дел немного. К тому же недавно её выворачивало регулярно, не вчера-сегодня, значит завтра будет точно! Но вот жизнь вроде наладилось — и опять?! Не хотелось до чёртиков. Зато мяса, тех самых рёбрышек, как раз хотелось, блюдо стояло на столе и дразнило Катино обоняние. Хоть она и знала уже, что в него что-то подмешали.
Данир посмотрел на неё, словно намереваясь укусить, и положил руку ей на затылок.
— Хоть выйди, ну пожалуйста, — вздохнула она. — Я сама.
— И не подумаю, — его взгляд стал ещё более зверским, — ну же, пей залпом! Потом воды.
Мог бы доверить Турей её помучить, та бы тоже справилась!
Она взяла стакан и выпила залпом — и даже приятно на вкус, не гадость. Данир сразу долил в стакан воды. Затошнило сразу — лекарство оказалось правильным…
Всё получилось, конечно. Потом ещё раз. Катя закашлялась. Горло жжёт, сопли, непроизвольные слёзы из глаз — милая это процедура…
— Ну всё. Теперь сделай пару глотков, — Данир опять плеснул воды в стакан и протянул ей полотенце.
Его взгляд потеплел, он даже улыбнулся. Подхватил Катю на руки и отнёс на кровать, закутал одеялом.
— Это противоядие, айя Катерина, — лекарь подал стакан с зельем. — Теперь точно всё будет хорошо.
Зелья было немного, Катя и его выпила. Попыталась пошутить:
— Надеюсь, не каждый обед будет заканчиваться вот так?
— Я из-под земли достану того, кто это сделал, — сверкнув глазами, пообещал Данир.
— Замыслил один, сделал другой, — глубокомысленно заявил лекарь. — Ты считаешь, что достанешь истинного виновника, мой айт?
— Неважно. Разберёмся, — Данир нахмурился, его глаза опять полыхнули.
— Ничча пахнет слабо, даже для волков, — заметил лекарь. — Даже ты почувствовал, когда запах почти оказался у тебя в носу. Но никто ни пиру, тем более за тем столом и не стал бы совать нос в такое мясо. Ты ведь не приказывал принести именно его?
— Конечно нет. Я приказал принести что-то вкусное, хорошо приправленное из кухни людей.
— Но айе блюдо понравилось сразу. Значит, что-то знал про её предпочтения? Тот, кто, наверное, был с ней знаком? Или узнал от тебя, мой айт?..
— Что не так с мясом? — вырвалось у Кати по-русски. — Оно настолько плебейское, что ли? Что?.. Это же деликатес!
— Плебейское, да, — ответил Данир тоже по-русски. — Моя, некоторые наши обычаи основаны на поведении волков, простых, не двуликих. Остатки добычи, все кости, рога и прочие копыта чаще достаются низшим по иерархии членам стаи. Но ты моя жена, ты высшая — это раз, а два — ни таких пирах не принято подчёркивать чье-то невысокое положение. Поэтому костей не подают. Просто на обед для слуг — могут, конечно.
— Значит, отраву принесли персонально мне, заранее зная, что остальные побрезгуют к этому прикоснуться?
— Думаю, так и есть.
— Все удивились, и айя Орна тоже. Но она не помешала мне попробовать. Кайнир помешал.
— Я ему бесконечно благодарен. А Орна… Я знал, что с ней будет трудно, но она не предаст. И её уважают в замке. То, что она не вмешалась, можно назвать насмешкой в твою сторону, а можно проявлением уважения. То есть твои желания — закон в любом случае…
— Да плевать мне на неё, Данир! — воскликнула Катя, — я понимаю, ей корону ронять не хочется! Я понимаю и не покушаюсь, разве не ясно? Но вообще — почему?! Зачем меня травить? Кому тут я настолько мешаю? Чтобы кто-то занял моё место? Но ведь…
Она осеклась и не сказала про два месяца. Нет, об этом нельзя говорить! И думать тоже.
Данир вздохнул, провел ладонью по лицу. Помолчал, прежде чем ответить. Сказал:
— Наверное, я мешаю. А ты — моя душа, моё сердце. Кому-то здесь я нужен, кому-то мешаю. Но если бы не ты, меня не было бы здесь. Я шатался бы где-нибудь по лесам твоего мира. Понимаешь? Я ничего не знал о здешних делах, только ради тебя пришёл сюда. Чтобы провести это время с тобой. Я люблю тебя, — он впился взглядом в её лицо.
Вот так — глаза в глаза…
От его взгляда стало горячо. И так захотелось сказать: «Я тоже люблю тебя, Данир!»
Она сказала другое:
— Кому же ты мешаешь настолько?
— Дяде. Королю. Ещё кому-нибудь. Пока не знаю, — оказал он, отворачиваясь.
Лекарь кашлянул и вмешался — видно, ему надоело слушать непонятную речь:
— Вы были больны какое-то время, айя Катерина? Выглядите слишком худой и изможденной. Я догадываюсь о причине.
О, вот оно! По всем канонам кинематографа он сейчас должен сказать о её беременности. Как это бывает: героиня без чувств, а доктор сообщает родственникам, которые ни сном ни духом, что с беременностью всё в порядке. И сейчас ей придется что-то бормотать в оправдание, и после слов Данира о любви это будет вообще ужасно!
— Не больна, — пискнула она, — но мне нездоровилось. Это бывает.
— Разумеется. Женские недомогания, правильно? Наверняка вы находились в разлуке со своим назначенным. Для женщин это вредно. Теперь наверняка всё будет хорошо.
Катя посмотрела на лекаря — не ослышалась? Он действительно только это сказал? Женские недомогания, да. Называются токсикоз. Он не погрешил против истины.
— Вам надо постоянно чувствовать запах своего мужчины, айя. Не спите отдельно.
— Она не будет. Я прослежу, — Данир со смешком подошёл.
Он сел рядом на кровать и обнял Катю вместе с одеялом, прижал к себе — теперь она лежала у него в руках, как спелёнатая кукла. Пусть так — она поёрзала, устраиваясь удобнее и положила голову ему на плечо.
— Видишь, я твое лекарство, — он поцеловал её в щёку, — не отходи от меня далеко.
Ну что сказать, лекарь попал пальцем в небо — волчий аппетит и проснулся у неё в доме на лесной, едва она там очутилась. Слишком быстро для достойного лечебного воздействия.
— Не отойду, — пообещала она. — Ни в коем случае.
— Учитывая, что станцевала айя Катерина… Интересно, что айя Лидана имела в виду, — задумчиво проговорил лекарь.
— А что я станцевала? — заинтересовалась Катя. — Я понятия не имею, а вы что-то подразумеваете.
— Ты танцевала единение со мной, общий путь, правильно? — Данир взглянул на лекаря. — Или для стороннего взгляда было что-то ещё?
— Да, единение и большой общий путь. Ты давно не танцевал в круге, мой айт, забыл символику движений.
— Я не забыл, — возразил Данир обиженно, — но что ты-то разглядел?
— Ты не ожидал, что айя будет тебе парой в танце, правильно? Взял всё на себя. Слишком широко начал. Она, когда вступила, тоже не стеснялась. Да, вы станцевали единение, общность душ и большой путь. Большой, а не долгий. Вы танцевали не то чтобы войну, но — меч в камне. Заявку на власть и на Веллекален. И если это воля айи Лиданы, я надеюсь, что она знала, зачем это надо.
По мнению Кати, он говорил сущую ерунду. Какие ещё война, меч и власть?!
— Да ладно, — Данир отстранился, посмотрел на Катю. — Моя, бабушка не объясняла тебе про смысл движений в танце?
— Данир, она вообще ни при чём! — Катя вывернулась их рук Данира и скинула с плеч одеяло, — она даже не знала, что я танцую. Хотя я ещё занималась танцами, когда мы познакомились. Мы ни разу не говорили о танцах! То, что я станцевала — это всё случайно! Я сама не знаю, почему так вышло!
— То есть получилось по наитию, айя Катерина? Но это же ещё интересней. Князь точно заинтересуется. Учитывая то, что ни одна из его невесток не является признанной назначенной. Вы одна такая, айя Катерина.
— С моей стороны очень глупо на что-то претендовать, это, увы, все понимают, — усмехнулся Данир. — Если и другие разглядели в нашем танце больше, чем надо, то они посмеются и не более. А князю интересоваться моей женой вообще незачем. Но, моя, кто всё-таки обучил тебя танату?
— Данир, ты слышал про Ирландию? — вздохнула Катя.
— Не помню.
— А про Великобританию?
— Это страна у вас, в Европе. Островное государство.
— Да. Ирландия — его часть. Джига — национальный ирландский танец, его я и танцевала. Пошла учиться в студию, потому что подруга позвала, мне понравилось, и модно было, и весело. Кстати, в Ирландии раньше было множество волков… — и она выдала, что знала про ирландских волков, про волкодлаков, и про последнего убитого волка, и про виды джиги, и вообще всё, что вспомнилось по теме.
Мужчины слушали внимательно.
— Но этой крови… э-э ирландской, у вас нет? — уточнил лекарь.
— Нет. Это совершенно точно.
— Пусть так. Но Старая Хозяйка вас выбрала. Я так и понял, что это не просто потворство айту Даниру. Она очень тонко чувствовала некоторые вещи.
— И для чего она меня выбрала?
Лекарь улыбнулся, посмотрел на Данира и отвел взгляд.
— Как я могу отвечать за неё? Мне не дано знать. Айя, прошу вас, позднее расскажите мне про Ирландию побольше? Я хочу составить отчёт в Королевский Научный совет. И побольше про танцы, и про случайность вашего танца. Это будет полезно и для науки, и для вас, я уверен. Мой айт позволит?
— Я не против, — пожал плечами Данир. — Если моей жене захочется.
— Тут налицо «эффект зеркала», я полагаю, — волновался лекарь, — Я ведь верно понял, что Ирландия, и Ве-ве… простите… Ритания — земли другого мира? Эффект зеркала — это когда нечто родственное, но разделенное, повторяет друг друга. Я не сомневаюсь, что в древности с этой Ирландией у Веллекалена была хорошая портальная связь. А потом связь исчезла, но общность осталась, и то, что появлялось у одного народа, повторяло то, что изобретал другой. Я ведь когда-то рассказывал тебе про эффект близнецов, мой айт? Если человеческих близнецов разлучить в раннем детстве, то в дальнейшем у них наблюдаются общие интересы, общие пристрастия, они преуспевают в одинаковых делах.
— Не помню, — отозвался Данир равнодушно, — Витуд, довольно. Нам пора отдохнуть, про эффекты поговорим потом.
— Конечно, айт, — сразу согласился лекарь, и айе надо поспать!
Это было не суждено. В дверь постучали, она чуть приоткрылась, и кто-то прокричал в щёлку:
— Виновника поймали, айт! Кастелян зовёт тебя!
— Так, — Данир вздохнул, вставая, — Турей, запрёшь сейчас дверь и никого не будешь пускать. Даже от айи Орны, даже её саму. Скажешь, что я запретил.
Он бросил сожалеющий взгляд на Катю, кивнул ей и ушёл. Турей тут же заперла дверь на засов и уселась на табурет.
— Вы бы засыпали, айя, — посоветовала она. — И наволновались, и натерпелись, сколько ж можно! И айта как жалко. Он бы хотел к вам под бочок, а не дознание проводить. Вон как посмотрел на вас. Будто баранью ножку показали, а не дали.
Это гастрономическое сравнение Катю добило — она повалилась на подушки и расхохоталась, закрыв руками лицо. Даже слезы из глаз полились! Турей не сразу поняла, в чем дело, однако сообразила и рассмеялась.
— Простите, простите, — она тоже вытерла глаза. — Я без задних мыслей сказала!
Катя села в кровати, подбила под спину подушки.
— Да не бери в голову. Турей, что значит «признанная назначенная»?
— То и значит. Вас признала айя Лидана, айт Данир браслет надел в храме. А ни одну невестку князя она не признала. Никому не давала колец. Понятно?
— Не понятно. И что мне с этим делать?