Вот и опять…
В другом доме костьми бы легли, но постороннего человека в спальню не впустили. А здесь…
Ладно.
Может быть, Синютины и не знают, как правильно-то надо, мещане ж, не дворяне. Но сама Мария Ивановна?
Она ведь княжна! Ее в строгости воспитывали!
И вдруг такое спокойное отношение… словно он для нее УЖЕ близкий человек.
Уже свой, родной, уже тот, кому можно доверять.
Как такое возможно?
Александр не мог ответить на этот вопрос. Он точно знал, что ему нравится такое отношение. И в то же время, Мария Ивановна упорно держала с ним дистанцию.
Вот, даже сейчас, он не знал, как ее назвать в мыслях. То ли Машенькой, то ли Марией Ивановной… и хочется, и страшновато, и Романов четко объяснил ситуацию.
Благовещенский в первую очередь был военным.
А военные выполняют приказы вышестоящих. Исключение есть лишь одно – преступный приказ. К примеру, убийство гражданских лиц в невоенное время. Да и в военное время тоже есть вещи, которые марают человека, подобно блевотине. Только это уже не отмоешь. Вот тут – на дыбы и рубануть сплеча, а там уж пусть государь рассудит. Но не в данном случае.
Маша знала, на что идет, она сама согласилась, она рисковала… ради чего?
А ради того, чтобы вернуться к себе в Березовский и зажить спокойно со своей странной, но любимой и любящей семьей.
Братья, сыновья…
Муж?
А вот про мужа Мария Ивановна молчала. Только один раз, когда они ехали в Москву, высказалась, горько и определенно. Саша вспомнил, как подшутил тогда:
– Не волнуйтесь, Мария Ивановна, найдет Император вам супруга, не останетесь век вековать…
И жесткий ответ.
– Потому и волнуюсь.
– Не хотите замуж?
– Александр Викторович, в замужестве каждая женщина ищет свое. Кто-то как плющ, обвиться вокруг дерева – и придушить. Кто-то ограду от мира – как в тюрьме. Кто-то опору, чтобы ходить с палочкой.
– А вы?
– Доверие. Потому что ошейник и поводок, под любым соусом, для меня блюдо несъедобное. Я не смогу жить с человеком, который будет меня ограничивать.
– Даже если вам будет угрожать опасность?
– Я не бессловесная скотина. Сергей Никодимович был идеальным супругом, потому что понимал это. Мы могли поговорить, найти общий язык, выработать стратегию… кто еще будет со мной так же считаться?
– Не знаю. Это сложно…
– Вот. Я не спорю, у большинства мужчин здесь и сейчас прописано, что женщину нужно любить, лелеять, холить, защищать… Это чудесно. И этому можно только порадоваться, позавидовать… но как быть, если ты не вписываешься в эти рамки?
– Вам сложно, Мария Ивановна.
– Мне – никак, Александр Викторович. Мне просто будет – никак. Не стоит начинать отношения, если не хочешь закончить их… тюрьмой.
– Да, вы не выживете в неволе.
– Нет жизни в плену, – напела Маша. И улыбнулась. – Да, для меня жизни не будет.
Вот и решал сейчас в ночи отставной генерал-губернатор сложную дилемму.
Что хуже?
Позволить любимой женщине рисковать собой – с риском потерять ее, ведь не всегда можно успеть.
Или ограничить, запереть и понимать, что тебя за это никогда не простят?
Что лучше?
Что хуже?
Неизвестно.
Как же хорошо и просто с другими женщинами. И как все сложно с этой. Единственной…
Или это так для каждого мужчины?
Или только с одной женщиной в мире? Той самой, что тебе Богом предназначена?
Благовещенский сидел на стуле, смотрел на спящую девушку, и думал, что в мире все ужасно сложно. И ведь не мальчик уже, несколько войн прошел, женат был, дочь похоронил, а вот, сидит, и мысли, как у влюбленного сопляка.
Как так получается?
Женщины, милые, что вы с нами делаете?
Нет ответа…
Только насмешливо улыбается в окошко луна, подмигивает круглым золотым глазом, насмехается. Она тоже – женщина…
Глава 5. Сказки без развязки
– Мария Ивановна, я от вас подобного не ожидал.
– А уж я-то как не ожидала…
Я лежала в кровати.
Вульгарно и пошло, обзаведясь литром свежих соплей.
Да, вот такая вот я.
Сначала меня везли в карете, продуваемой всеми ветрами, потом раздели и потащили, потом в одном нижнем белье я скакала по холодной лаборатории, по полу, который был выложен плитами. Конечно, ноги замерзли, просто я на адреналине ничего не чувствовала, но организм-то остывал? Потом еще пока домой доехала – и сразу отключилась.
Мне бы хоть ванну горячую, сто грамм "наркомовских", я бы, может, и вытянула. Ан нет.
Сил потрачено было много, нервов тоже, меня просто свалило где сгрузили. Вот и результат.
Сопли бахромой, слюни пузырями и говорю я, как потомственный француз – с таким прононсом, что любой врач сразу гайморит поставит. А то и что посерьезнее.
А простуда, чтоб вы знали, единственная болячка, которая вообще никакой магии не поддается. Только отлеживаться, только терпеть.
Чай с малиной, носки с горчицей, сок алоэ в нос…
И – лежи.
Романову это, мягко говоря, не понравилось. Но я не притворялась, я всерьез обсопливилась. Тащить меня в таком виде к государю – жестоко. Да и вообще…
Его величество в положение вошел, разрешил отлежаться неделю, вот я и лежала.
Играла с мелкими, отдыхала, старалась не думать о плохом.
– В этом вы все, женщины. Справиться с такими трудностями – и свалиться от дуновения ветерка, – продолжал выговаривать мне Романов.
Император – это другое, а Игорь Никодимович работал. У него дела, от моего насморка не зависящие.
Для меня эти дела начались к полудню следующего дня, когда я все-таки проснулась, чувствуя себя полностью разбитой, и выползла в гостиную.
Ваня и Петя пока еще лежали, порча по ним ударила крайне тяжело. Но Романов прислал своего мага воды, тот обещал поработать с мальчишками и все исправить.
По его словам, будь у парней хоть какие-то зародыши магии, было бы куда как хуже. Порча калечит и корежит магическое ядро – для начала, а тут ей калечить было нечего, просто ребята начали терять жизненные силы. Как воду откачивали из системы.
Не надо ничего чинить, восстанавливать, сплетать заново, надо просто наполнить систему водой – и та отлично заработает. Это маг обещал сделать за ту же неделю, а пока пусть мальчишки полежат в кроватях.
Я не возражала.
Что до всего остального…
– Как вы додумались до такого решения?
Я честно рассказала Романову про все, что сотворила. И то…
По результатам моей деятельности оказалось, что я сильно перестаралась. В наличии оказалось два трупа.
Один – тот, кто меня тащил в лабораторию, перестаралась я.
Слишком сильно огрела, или пришлось неудачно, не приноровилась еще. Но кто ж знал, такой лось – и такой хрупкий! А еще говорят – мужчины – сильный пол! Не выдержал тот пол моей тяжелой поступи.
Второй – тот, кого сначала обожгло кислотой, а потом еще и молнией дернуло.
Еще двое – с кислотными ожогами, это больно.
Доктор – с ожогом роговицы. Амулет у него был, и зрение у него восстановится, ему повезло. Но ни один амулет не рассчитан на горящий магний, вот и получил, подонок.
Да, гений.
Но гений, лишенный чести, совести и моральных тормозов – это выродок, которого надо уничтожить, как бешеную собаку. Его ведь ничего не ограничивает. Стоит вспомнить доктора Моро… [5]
Здесь Уэллс еще не написал свою книгу, самой, что ли, постараться? Или не стоит? Ладно, об этом я потом подумаю, а пока…
Как я догадалась насчет магния?
А что тут удивительного? Ясно же, меня приглашали не на блинчики с медом, вот я и подстраховалась.
Сейчас доктора активно потрошили, не слишком размениваясь на лечение – все равно вешать придется. Так, немного подлатали, чтобы не падал в процессе допроса.
Делиться деталями Романов отказался. Сказал, что пока еще рано.
Ладно, я не гордая, я подожду.
Расспросил меня про увиденного человека, заставил поработать с художником и нарисовать мужчину. Заодно сообщил, что сходство – не показатель, а расспрашивать впрямую тоже нельзя, Матвеев стопроцентно подстраховался. Угробить же раньше времени источник информации никому не хочется.
Мне за хороший поступок на благо государства обломятся вкусные плюшки, но есть подозрения, что дело еще не завершено. Так что пока я остаюсь в столице.
Арина…
Моя вина, чего уж там. Где-то я оказалась неправа, где-то не уделила достаточного внимания, вот и получилось так, как получилось.
Девчонку привели в себя. Физически ее можно вылечить, но разум – разум не восстановить.
Год.
Год мучений и пыток, год в неволе, год…
Арина просто не выдержала. Ее рассудок утрачен, и похоже – навсегда. Самое лучшее, что может быть – это монастырь.
И то…
Психика – штука сложная, неизученная, и влезать в нее корявыми пальчиками не рискуют даже маги. Слишком опасно. Есть шанс на выходе получить чудовище, которое внешне будет человеком, а разумом – животным. Или младенцем. Или… или будет монстром с неистребимой жаждой крови. Такое тоже реально. Случалось разное, потом люди поумнели и прекратили лезть куда не надо. Тоже чудо, кстати говоря.
Поэтому для Арины есть два варианта.
Первый – ее не трогают и она выздоравливает сама. Психотерапевты здесь есть, правда, чем они помогут – неясно, девчонка ведет себя, как… да и сравнения-то такого не подберешь! Когда она при появлении любого человека начинает истерически орать – пока не упадет без сознания. Просто впадает в припадок. Поработать с ней можно, попробовать, но совершенно без гарантии.
Выздоровеет – отдадут.
Нет?
Вот уж извините. Здесь вам не там.
Здесь не принято сумасшедших выпускать на волю.
Вот как бы это ни звучало, здесь искренне считают, что безумец – не кара Божья, а скорее сбой программы. Не кара – потому что неясно, кого там конкретно покарали. Безумцу-то неплохо, а вот его родным?
А тем, кто может от него пострадать?
Поэтому для подобных людей существуют государственные лечебницы. Там их содержат до смерти.
Не просто так.
Буйным – да, с теми сложно, а если безумец тихий, он отлично может выполнять определенные работы. Чем и занимается.
Копать от забора до обеда, убирать, еще что-то в том же духе…
Я сильно подозревала, что подобные учреждения служат еще и полигоном для отработки навыков, для экспериментов, для магов…
Бесчеловечно?
Сложный вопрос…
Вот тестировать всякую дрянь на животных, которые все понимают, а защититься не могут – человечно.
А на безумце каком-нибудь, которому только смирительная рубашка не дает встать и пойти всех крошить в капусту – бесчеловечно?
Где логика?
Нет логики…
Вот в таком приюте и могут содержать Арину.
Понятно, в платном отделении, где никто над ней издеваться не будет. Это один вариант.
Второй – вряд ли многим лучше.
Есть вариант, при котором стираются все травмирующие воспоминания. Правда, есть опасность стереть девчонке вообще – все. Знания, навыки, память… я получу младенца, которого всему надо будет учить с нуля, разве что сиську не давать.
Это тоже сложно. И не факт, что потом все нормально восстановится, но это хоть какой-то шанс на нормальную жизнь.
Правда, кое-кто этой процедуры не переживает. Погибает в процессе.
И что тут лучше?
Что хуже?
Черт его знает… думать надо. И с мальчишками посоветоваться.
* * *
До семейного совета и выздоровления мальчишек меня навестил Благовещенский.
– Александр Викторович, спасибо вам, – искренне поблагодарила я.
– Не стоит благодарности, Мария Ивановна. И… вы обещали называть меня по имени.
– Тем более, Александр, я искренне благодарна вам. Я очень беспокоилась за мою семью вчера ночью.
– А они за вас, Машенька?
Я пожала плечами.
– Александр Ви… ох, в общем, в мире ничего просто так не дается. Ничего и никому. Если за спокойную жизнь моих родных мне придется отработать – так тому и быть.
– Отработать – мишенью?
– Можно подумать, меня спросят?
Там, где начинаются интересы государства, резко заканчиваются интересы отдельных личностей. А все вопли о счастье для каждого, слезинке ребенка и неуходе обиженных…
Вот-вот. Никто из обиженных – не уйдет. И даже уползти не получится.
Благовещенский и сам понимал, что не спросят. И опустил голову.
– Я хотел бы защитить вас, Машенька.
Я промолчала. А что тут ответишь?
Я бы тоже хотела, чтобы вы стали частью моей семьи?
Я хотела бы…
Я вас еще тогда… полюбила?
Нет. Это все будет неправда.
А правда тут намного проще. И хочется – чтобы рядом был кто-то сильный, умный, надежный, и колется, отлично понимая, что в мире вечного и вечных просто нет. Привыкнешь полагаться на другого, отвыкнешь защищаться самостоятельно.
В том мире у меня была подруга, вот, она вышла замуж еще в семнадцать. Муж на двадцать лет старше, любовь, все дела… они прожили вместе тридцать лет, потом мужчина в один год сгорел от рака.
Она даже квартиру оплачивать сама не может, не то, что деньги на квартплату заработать. Ей просто было это незачем, так, была служба, на которую можно пройтись, наряды выгулять, ну и на колготки этой зарплаты хватало.
Все.
Самостоятельность?
Она и слова-то такого не знала. За год семья чуть в нищету не скатилась, хорошо, сын оказался весь в отца. Но это уже другая история.
А что до меня – я привыкла быть самостоятельной. Я не смогу быть за кем-то.
Или партнер, или никак. Но кому я такая нужна со своими тараканами? Не милыми домашними прусаками, а дикими и хищными мадагаскарцами?
Никому.
Лучше и не начинать, чтобы потом не болело.
У меня есть дети, у меня есть братья, у меня… может, мне все же повезет завести еще детей? А про деньги и любимое дело я вообще молчу.
У меня все это есть, так стоит ли жаловаться? Или не стоит гневить судьбу?
Я опустила вниз глаза. Потом все же набралась храбрости и посмотрела. В комнате висела тяжелая давящая тишина.
Александр тоже смотрел на меня.
Серьезно, испытующе… потом видимо что-то понял и улыбнулся. Словно и не было этой минуты. Словно продолжается разговор двоих друзей.
– Машенька, как вы смотрите на маленькую прогулку?
– У меня насморк, – напомнила я очевидное.
– Дня через четыре.
– Положительно.
– Возьмем малышей и прогуляемся в парке. Там устроили фонтан, говорят, потрясающее зрелище, настоящая водяная феерия.
Я вздохнула.
Вообще, в этом времени подобные прогулки – серьезная заявка. Но…
– Дайте мне чуть-чуть прийти в себя, Александр.
– Саша.
– Дайте мне чуть-чуть прийти в себя, Александр. А потом мы обо всем поговорим.
Благовещенский понял, что настаивать больше не стоит и откланялся. А я потерла виски.
Вот что мы за народ такой, женщины?
Заяви он мне, что я идиотка, и он будет меня защищать – я бы обиделась и его выгнала.
Заяви, что я свободна в своем выборе и вольна делать что хочу – я бы опять обиделась и его выгнала.
Ну и где с нами золотая середина?
Может, проще мост до Америки построить? В три полосы? И с красивой иллюминацией.
* * *
Семейный совет мы смогли устроить только через три дня.
Ваня и Петя пришли в себя, но пока еще, по причине слабости, оставались в кроватях. Я прихватила с собой малышню и пришла в спальню к братишкам.
Конечно, и у Вани, и у Пети были свои комнаты, но пока они болели, я распорядилась стащить их в одну комнату. Легче ухаживать будет.
– Как самочувствие, герои?
Герои мрачно засопели.
Кажется, им что-то не нравилось.
– Ну и чем вы тут недовольны?
– Всем, – первым отозвался Ваня. – Нам Александр Викторович все рассказал, ты могла умереть.
Градус моей благодарности Благовещенскому сильно понизился.