Попасть не напасть - Гончарова Галина Дмитриевна 13 стр.


– И что еще вам рассказали?

– Все, – Ваня не собирался что-то скрывать. – На нас навели порчу и выманили тебя. Ты чудом осталась жива. И Арина тоже…

Я кивнула.

– Да, об Арине нам и надо поговорить.

– Не хочу! – вдруг взвился Петя, до этого лежащий молча. – Не хочу, не буду!!!

– Петя? – искренне удивилась я взрыву эмоций. – Что случилось?

– Не хочу! Она нас всех подставила!!! Мы умереть могли!!! И ты тоже!!!

Мальчишку буквально трясло, он захлебывался словами, Нил посмотрел на него с видом врача-терапевта на приеме в районной поликлинике, а потом сполз у меня с коленок, забрался на кровать к Пете и душевно так зашипел.

Тихо, но успокаивающе.

Петя погладил мягкие волосенки мальчика и начал постепенно приходить в себя.

Да, змееныш, этим все сказано. Интересно, а наоборот он тоже может? Не сейчас, потом, когда вырастет? Вот будет биологическое оружие, а?

Ладно, сейчас не до постороннего любопытства. Будем о деле…

– Петя, Аришка не виновата.

– Да неужели?

– Если кого и винить – то только меня.

– Заодно еще мать, за то, что она нас на свет родила!

– Нет, Петя, меня. На Аришку слишком быстро обрушилось то, к чему я привыкла с детства. Самое страшное испытание – богатством, властью, славой… Она не выдержала, и не факт, что любой другой выдержал бы.

– А мы?

Я развела руками. Тут в теории была прореха. Но…

– Вы умнее. А в случае с Ариной умнее должна была быть я.

– Почему?

– Потому что я старше.

Петя пренебрежительно фыркнул. Но хоть не кричал больше, и слез не было.

– Аришка могла бы и своим умом жить.

– Вот им она и жила.

– И его не хватило, – приговорил Ваня. – Маша, давай о деле? Моральная сторона вопроса у тебя… не очень.

Я и сама это понимала.

– Я тебе не поп, чтобы проповедовать. Так вот, у нас есть два варианта. Первый – Арина остается в синем доме. Ей так досталось, что психика не выдержала. Да и я бы на ее месте не выдержала, это уж точно.

Чтобы выдержать нечто подобное, нужно было иметь якорь.

Ради детей, ради своей семьи я что угодно выдержу. У Аринки ничего такого не было, вот ее и сорвало. На крест идут во имя веры, а просто так – дураков нет.

– Второй вариант?

– Ее пробует лечить маг воды. После чего нам отдают… вот, как Нила, только возраст тела старше. А так Арину придется учить с нуля, ходить, говорить…

Мальчишки переглянулись. Я подняла руки.

– Не вам ведь придется, я ей гувернера найму.

– А ты сама что хочешь? – поинтересовался Петя.

– Я бы ее забрала, – честно ответила я. – Аришка не виновата, что так получилось…

– И порчу не она навести пыталась, и браслет не она своровала? – Петя сверкал глазами, словно… словно бойцовый петушок.

Порчу – она. И браслет, тоже она. Дальше-то что?

Не могу сказать, что я ее люблю до беспамятства, но это часть моей семьи. На помойку не выкинешь…

А хочется.

Сознаваясь себе честно – и забирать ее неохота, и не забрать будет не по-человечески. А потому я переложила решение на плечи мальчишек.

Ваня покачал головой.

– Маш, я не могу принять такое решение сейчас. Мне надо подумать.

– Нечего думать, буркнул Петя. И демонстративно обнял Нила. – Не нужна мне такая сестра, которая меня продаст ни за грош.

– Потом не продаст, – махнула я рукой.

– После коррекции? Ой ли?

Я вздохнула.

Ну да.

Стираются знания и память. А вот остальное…

Подлец останется подлецом, лжец – лжецом, игрок – игроком. Это прошито в другой части разума, не в памяти. Страшные мысли уйдут, а вот все остальное останется и выстрелит. Рано или поздно.

Скорее, рано.

– Думайте, ребята. Я приму любое решение, хотя мне не нравится ни одно.

Мальчишкам, похоже – тоже, И я их отлично понимала.

Как примирить между собой совесть и желание откосить – такая дилемма, по-моему ставится только в классических романах. А я их читала очень давно и уже ничего не помню. Своим умом придется доходить, не авторским.

* * *

Петя пришел вечером.

Я похлопала рукой по кровати, и мальчишка послушно влез на одеяло. Растянулся рядом… какой же он уже взрослый становится. Скоро выше меня будет…

– Маш… это плохо, что я не люблю Аринку?

Я пожала плечами.

– Хорошо, плохо… обыкновенно.

– Она моя сестра, а я на нее очень злюсь. Мы из-за нее чуть не умерли. Все, и мы, и ты…

– Она этого наверняка не хотела.

– Я понимаю. Она не злая, нет… она просто как мать, – Петя говорил серьезно, впервые осознавая печальную истину. – Сделает, но не со зла, подставит, подгадит и даже не поймет, что она не так сделала.

Я вздохнула.

Ну да, когда я впервые увидела Арину, мне хотелось ей оплеух надавать.

Ладно, Ванька ломался на всех работах, чтобы хоть какой грош в дом принести. А мамаша? Аринка?

Вот что им стоило и дом отскрести, и обед приготовить, и с тем же Петей, который мог без ноги остаться… меня ждали? Направляющего пенделя не хватало?

Видимо, так…

Получили и обиделись.

Не понимаю я некоторых людей, просто не понимаю. Кто-то поднимает задницу и идет работать.

Кто-то опускает ее на скамейку и принимается ныть. И естественно, в жизни нытика ничего не меняется. А виноват в этом тот, кто работает, у него-то все замечательно…

Об этом я и сказала Пете.

Брат засопел и прижался ко мне. Лежащий с другого бока Нил ревниво шикнул во сне и тут же ткнулся мне под мышку, устраиваясь поудобнее. Я понимаю, не стоит приучать детей спать в моей кровати, но что тут поделаешь?

Я их просто не могу выгнать.

– И я боюсь, она такой же и останется, – Петя тер лоб. – Я не хочу ее домой, потому что боюсь. Я за тебя боюсь, я за себя боюсь, за Ваньку, за всех нас…

– А если не…

– Как ты говоришь? Господу нашему Иисусу Христу от того, что его не со зла гвоздями прибивали, а по работе, легче не было?

Я вздохнула.

Ну да.

Для палача это работа, а человеку-то все равно больно. Результат-то один.

– Петя, что ты от меня хочешь?

– Я не хочу, чтобы Арина жила с нами.

Я вздохнула и потрепала его по вихрам.

– Посмотрим, братик. Посмотрим…

Петя ненадолго прижух у меня под мышкой. А потом…

– Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня?

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут… спокойно.

Я вздохнула.

– Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться – и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то, что втроем.

Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет – и полезет.

* * *

– Машенька, вы чудесно выглядите.

Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.

Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки – все было подобрано в тон.

Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть…

Я себе нравилась, и знала, что красива.

Замечательно выглядели и все остальные.

Ваня, Петя, дети… двое старших в выходных костюмах, двое младших – в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.

Траур?

А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает.

Благовещенский выглядел вообще замечательно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой… если бы мужчины понимали, как их красит осанка! И сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.

Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.

Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.

Я любовалась столицей, и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но…

Но?

Было в ней нечто такое… та Москва жила в бешеном темпе. И приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить…

Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех.

У меня не получалось никогда. Да и не хотелось мне. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, никуда не торопясь, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила. И еще Москва – это мегаполис.

В том мире.

Случись что – куда будет нацелен первый удар?

То-то и оно. В глуши иногда безопаснее.

Работы не найти? А кто пытался?

Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру, ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что…

Сложно?

Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!

Эта Москва была тише и спокойнее. Здесь никто не бежал, никто никуда не спешил, спокойно прогуливались парочки под руку, гуляли дети с гувернантками, то и дело слышались возгласы нянечек, подзывающих к себе озорников, кто-то плакал напоказ, это ж ужасая трагедия, когда тебе не покупают мороженое, кто-то катался на велосипеде…

Никто не спешил. Все наслаждались жизнью здесь и сейчас, и в этом была основная разница между известным мне миром – и миром, в котором я находилась.

Когда мы утратили вот это понимание – жизни? Когда разучились просто жить, никуда не спеша, не набирая новых впечатлений, а просто – позволяя жизни идти своим чередом и наслаждаясь каждым ее мгновением. Когда разучились задумываться?

Нет ответа…

Хотя я знала, кому может быть выгодно такое положение дел. Когда все бегом и бегом, рывком и наскоком, вперед и вперед… а потом просто падаешь, как загнанная лошадь, и даже не успеваешь обернуться, чтобы понять – все было зря. И не нужно тебе никаких гималайских вершин, а нужны только те, кого ты сам оттолкнул в своей попытке влезть в гору…

Когда бежишь – ты не думаешь, ты просто бежишь. А куда, зачем… и главное – что происходит в это время за твоей спиной?

Нет ответа…

– У вас такое серьезное лицо, Машенька. О чем вы задумались?

Я улыбнулась Александру.

– О жизни, как водится. О жизни.

– Разве жизнь заслуживает такой грусти на вашем личике? Поверьте, она прекрасна, и у вас еще все впереди.

Я вздохнула.

Вот уж чья бы буренка мычала, нет? А ты недавно дочь похоронил, жена в психушке, с должности разжалован – и такие заявки? Хм?

Посмотрим на это под другим углом?

Маруся, мне кажется, или нас где-то накалывают?

Есть такая вероятность. Вот как хотите, а в такой ситуации мужчина должен вести себя иначе, разве нет? Или я чего-то не знаю о мужской психологии?

Задуматься и над этим вопросом я не успела. Нил едва не улетел вместе с велосипедом в фонтан и пришлось его вытаскивать.

Потом Андрюшка едва не описался от восторга, потом…

Двое детей в парке – это слишком много даже для четверых взрослых. Особенно если из этих взрослых только одна женщина, а остальные сами, как дети!

Ёжь твою рожь!

Это выражение я душевно вспомнила, когда Петя так перемазался мороженым, что аж до затылка дошло. Пришлось отмывать уже его…

– Сашенька!

– Мама?

Не поняла?!

Пока я была занята мальчишками, к Благовещенскому подошли двое человек. Оп-па?

Мужчина лет семидесяти на вид, такой очень уютный, полненький, словно колобок… и только по глазам видно, что колобок-то из легированной стали, не иначе. Глазки у него такие… интересные.

Серо-стальные, цепкие, умные, очень жесткие… меняю сталь – на титан. Не иначе.

И дама рядом с ним. Тоже в годах, очень похожа на Благовещенского, просто копия – только в женском, сильно смягченном варианте. И провалиться мне на этом месте, если это не его отец с матерью.

Темные волосы с проблесками седины, брови вразлет, четко очерченные черты лица, умные яркие глаза… да, Храмова можно понять. Если рядом такая женщина оказалась – не удержишься. Непонятно только, чего он, идиота кусок, на ней не женился?

М-да.

Не хотела бы я оказаться на пути у этой семьи. Только вот и смыться никуда не получалось…

Благовещенский обернулся ко мне и улыбнулся. Пришлось подойти…

– Мария Ивановна, это мой отец Виктор Николаевич Благовещенский и моя мать, Александра Александровна.

Под пристальными взглядами я ощутила себя на приеме у врача. Рентген – и то так не просвечивает, это уже жесткое излучение, не иначе.

– Очень приятно.

– Нам тоже приятно познакомиться. Саша писал о вас, – женщина улыбалась краешками губ. – Вы здесь с детьми, Мария Ивановна?

– Да, Александра Александровна.

– Называйте меня просто Алекс, – улыбнулась дама.

Ей это было к лицу.

Не Саша, не Шурочка – именно Алекс. Слишком уж она сильная, слишком стальная. Наверное, ее мужу с ней сложно. Или – нет?

Судя по улыбке мужчины, ему даже нравится такое положение дел. Удобно.

Когда рядом умная и сильная женщина, ты спокойно можешь свалить на нее семейные дела и заняться добычей мамонтов. А в пещере все будет хорошо, уютно и спокойно. Это с дурочками приходится вечно следить, как бы они чего не натворили, а с умной женщиной дергаться не стоит.

Я улыбнулась в ответ.

– Мы в неравном положении, Александра Александровна. Мне о вас не писали и не рассказывали, увы.

Брови женщины взлетели вверх.

– Александр?

Благовещенский смутился, словно и правда должен был мне рассказать о своей семье. Кой черт в это время принес к нам Ваню с Андрюшкой на плечах?

Хотя я и так знала имя данного черта. Закон подлости, гласящий – если что-то может пойти не так и не туда, вот оно и пойдет. И не так, и не туда, и вообще…

И если кто-то не смог бы уловить сходство…

Малыш около года уже не бессмысленная кнопка в пеленках. У него уже прослеживаются черты… фамильные, ёжь их рожь!

Нос пока еще не оформился, но глаза!

Губы!

И даже брови – все было один в один.

Ёжь твою рожь!

Александра Александровна перевела взгляд на малыша, на меня, на сына… и преспокойно заметила Благовещенскому.

– Твой сын удивительно похож на тебя в детстве. – И уже мужу. – Витюша, ты так не считаешь?

* * *

Какое же лицо стало у Благовещенского!

Какое же лицо, кто бы видел!

А вот мне смотреть не хотелось, мне хотелось провалиться поглубже.

На лице мужчины словно в калейдоскопе сменялись выражения.

Удивление. Осознание. Шок. Опять осознание.

И почти звериная ненависть во взгляде, направленном на меня.

Испугаться я испугалась, не стану отрицать. Но отступать не собиралась, вот еще не хватало. Это мой сын!

И в эту аферу я не по своей воле влезла!

В любом случае…

– Мой сын – копия своего отца. Равно, как и ваш сын.

Свекровь прищурилась.

– Даже так?

– А вы не сообщили сыну, кто его биологический отец? – ехидно поинтересовалась я. – Что удивительного, что два мальчика, рожденные от одного и того же мужчины, похожи?

– Саша все знает, Мария Ивановна, – вмешался "колобок". – Но все равно он мой сын, чье бы семя не проросло.

Благовещенский выдохнул и чуть успокоился.

– Подождите. Я хочу знать – почему?

– Что – почему? Почему мой сын похож на своего отца – или почему вы похожи на своего отца? Биологического отца. Александра Александровна не называла его имени?

– Нет. – мотнул головой Александр.

Интересно, почему? Я посмотрела на даму.

– А зачем? – пожала плечами та. – Все мои дети – Витюшины, этого достаточно.

Назад Дальше