Я терпеливо подождала почти сотню шагов, пока мы спускались по лестнице вниз, но затем всё же невинно заметила:
— Поверьте, косоглазие ещё никого никогда не украшало.
Стражник заметно смутился и шёл спокойно… ещё шагов тридцать, а потом опять начал на меня косить, видимо, решив, что готов пережить собственное косоглазие. Когда мы наконец пришли, выяснилось, что пережить косоглазие своего стража не готов как раз таки император.
Он, поднявшись при нашем появлении, так зыркнул на несчастного, что тот мигом тоже озаботился собственным здоровьем. От осознания даже побледнел весь и затрясся, бедолага. А затем, удосужившись ещё одного убийственного взгляда своего императора, поторопился исчезнуть с глаз его, старательно на меня не глядя.
— Удивительно, — подходя к императору, стоящему возле сервированного на две персоны столика, произнесла я.
— Что, любимая? — глядя на меня сияющим взглядом, в котором я, кажется, разглядела восхищение, уточнил император.
На моё приближение он отреагировал весьма галантно. Обошёл стол, отодвинул для меня стул, а едва я села, осторожно его придвинул обратно, через миг уже устраиваясь напротив.
— Какими целебными свойствами обладает ваш взгляд, — покивала я, полностью признавая заслуги императора.
— М? — его непонимающий взгляд меня очень сильно позабавил.
А вот сверкнувшая в нём злость — нет.
Улыбнувшись осознанию того, что злился мужчина не на меня, я охотно для него пояснила:
— Ещё по дороге данному господину было наплевать на собственное здоровье и возможность заработать косоглазие, но одного вашего взгляда хватило, чтобы он мгновенно одумался и поспешил исправиться.
Андор ещё несколько секунд сидел неподвижно, не сводя с меня напряжённого взгляда, анализируя сказанное мной, а потом весело рассмеялся. Этот приятный для ушей звук наполнил пространство зала. Я откровенно заслушалась, с улыбкой наблюдая за тем, как император перестаёт смеяться, но не перестаёт как-то тепло мне улыбаться.
— Да уж, — усмехнулся он весело, — поистине целебные свойства!
Я вежливо улыбнулась ему, соглашаясь.
А дальше как-то не до улыбок было, потому что следующий его вопрос был куда тише и серьёзнее, с нотками искреннего беспокойства:
— Яра, как ты?
Как я? Это был очень хороший вопрос. А где она вообще, эта я? Потому что от меня, кажется, мало что осталось. Да меня родная мать не узнает! Мама… Мысли о маме навеяли грусть.
— Я хочу увидеть маму, — решительно заявила императору Ракердону.
Решительно и непримиримо. В смысле, я хотела её увидеть, это не обсуждалось и отказов я не принимала. Возможно, следовало бы послушать голос разума и вспомнить, с кем я сейчас разговаривала, но давайте откровенно: ничего он мне не сделает.
Статус карики — или как там его? — даровал мне нечто очень ценное: неприкосновенность. Возможно, не будь на мне заклинания спокойствия, я бы об этом даже и не подумала, занятая мысленными терзаниями, одолеваемая сильными эмоциями. Но в том-то и суть, что эмоций не было. Ничего, тишина. А это значит, что мои мысли могли разгуляться вовсю.
Вот и получалось, что сознание начало рассматривать сложившуюся ситуацию, которую я уже не могла изменить, со всех сторон. И нашло один явный, уже выше озвученный плюс.
Меня не тронут. Не тронет сам император, потому что сам сказал: «Это означает любимая, но… это что-то более сильное, чем просто любимая. Это, скорее, нужда. Потребность, жажда, необходимость. Как необходимость дышать.» Станет ли разумный человек лишать себя возможности дышать? Не-е-ет, вот и император меня не тронет. А если уж он не тронет, то и все остальные, соответственно, тоже. Потому что не глупцы.
Наверно. Во всяком случае, мне хочется в это верить, как и в могущество императора Ракердона. Но я всё же была практически уверенна в том, что моей безопасностью он обеспокоится на должном уровне.
— Любой каприз, — спокойно, но с непоколебимой уверенностью в своих словах произнёс правитель целой империи, — думаю, нам с тобой следует многое обсудить.
Обсудить действительно следовало многое. А главное, сделать это следует до того, как его заклинание потеряет силу и я скачусь в банальную истерику.
Ужин вышел… увлекательным. С одной стороны, радовала вкусная сытная еда, которой очень обрадовался мой организм. С другой — информация, которой радовалось уже сознание.
— Объединение завершено? — повторила я первым делом вопрос, уже звучавший ранее в спальне.
Император, грациозно и величественно сняв серебряную крышку со своего блюда, честно ответил:
— Необходимо завершить в течение месяца.
Оценив расположенный перед ним внушительный кусок хорошо прожаренного мяса с жареными же овощами и сразу несколькими соусами, я открыла и свою крышку, не без радости обнаружив под ней точно такое же блюдо, как и у императора.
— Три стадии, — констатировала я и так ему известное, — последующие две пройдут подобно первой?
Страха не было, нет. Лишь любопытство и желание узнать ответ.
Император ответил с заминкой, вызванной прожёвыванием отрезанного и отправленного в рот кусочка мяса.
Мясо, кстати, оказалось очень вкусным, сочным и насыщенным, а с красноватым сладковатым соусом сочеталось и вовсе бесподобно.
— Нет, — отозвался Андор, помолчал и добавил, — вторая стадия пройдёт вообще практически незаметно, а третья…
Тут он осёкся. Заинтересованная этим моментом, я оторвала взгляд от блюда и, жуя, вопросительно взглянула на Ракердона. Мужчина как-то совсем странно посмотрел на меня, хитро при этом улыбаясь, и с вот этой улыбкой на губах заявил:
— Думаю, нам с тобой следует пожениться в течение месяца.
=36=
Информация не радовала. Как, впрочем, и не огорчала. Она вообще никаких эмоций не вызвала, лишь заставила поинтересоваться:
— Причина?
И я, проигнорировав явно чего-то ожидающего дракона, отрезала себе ещё кусочек мяса и отправила в рот, наслаждаясь вкусом. Андор заметно расстроился, чего даже не пытался скрыть, скривившись.
— Ну и что это? — недовольно вопросил он у меня, но, так как я молчала, ответив ему лишь вопросительным взглядом, император продолжил возмущаться, — Ну вот что это, а? А где смущение? А где возмущение?!
Я опять же не ответила, позволив ему возмущаться столько, сколько его душе в принципе угодно.
— Наблюдать за твоим безразличием неинтересно, — в конце концов пожаловался он.
Ну, что я могла ему сказать?
— Не наблюдайте, — вот, что я ему сказала, пожав плечами.
— Ты невыносима, — с тяжёлым вздохом поделился мужчина собственными наблюдениями.
— Не надо меня никуда выносить, — очаровательно улыбнулась я императору.
— Издеваешься? — мрачно поинтересовался он.
Улыбка моя стала ещё более очаровательной.
— Издеваешься, — с прищуром ответил он сам себе.
А я вот не ответила, вернувшись к трапезе. Но молчала недолго, через пару минут опять подняла взгляд на так более и не притронувшегося к еде дракона и напомнила:
— Так какова причина нашей скорой женитьбы?
Ну просто действительно интересно было.
— Третья стадия, — холодно ответил Андор.
А третья стадия у нас, насколько я помнила, физическое объединение. Интересно, а как?.. О-о-о!.. Поняла, да. Поняла, про какое именно физическое объединение идёт речь. Лорд Ракердон это понимание, безусловно, в моём взгляде уловил, и его собственный взгляд вдруг стал крайне заинтересованным. Он даже подался вперёд, явно от меня чего-то ожидая.
— Поняла, — произнесла я и вновь вернулась к ужину.
Однако донёсшийся со стороны императора разочарованный стон вынудил оторваться от еды и опять на него посмотреть.
— Ты невыносима! — повторил он и вновь застонал.
Я повторяться не собиралась, а потому просто молча продолжила отрезать кусочки мяса и отправлять их в рот.
Молчание длилось всего несколько минут.
— Точно поняла? — нарушил его Андор, с какой-то странной и непонятной надеждой взглянув на меня.
Причём надежда его заключалась как раз в том, чтобы я ничего не поняла. Нахмурившись от его нелогичности, просто кивнула, подтверждая.
— Жаль, — не скрывая разочарования, вздохнул он, но затем, отогнав подальше эмоции, уверенно повторил, — мы с тобой должны пожениться и завершить объединение к концу месяца.
А звучало-то как! Без пафоса, высокомерия, наигранности — звучало просто как необходимость. И я просто не смогла не задать этот вопрос:
— А что будет, если не завершить объединение?
Что-то явно должно было произойти, потому что иначе император не стал бы уже в который раз повторять, что мы должны это сделать. И он подтвердил мои опасения, когда, не отвечая, виновато отвёл взгляд.
— Андор, — позвала я напряжённо, с не меньшим же напряжением чувствуя непонятную внутреннюю вибрацию. И скорее интуитивно, чем разумно, догадалась: и его заклинание спокойствия не выдерживает.
Дракон, видимо, тоже это понял. Повернув голову, он поднял на меня мрачный взгляд, поджал губы и… всё же ответил. Он всегда отвечал, причём честно, какой бы тяжёлой не была правда. И меня это в нём очень сильно подкупало.
— Если не завершить объединение, к концу месяца ты умрёшь.
Прозвучало хуже, чем приговор. Прозвучало безнадёжно, обречённо, недовольно и очень мрачно. Так, будто Андор Ракердон был готов прямо сейчас бросить вызов всему миру, но знал, что это не поможет, и оттого невероятно бесился.
Я его понимала, я бы тоже бесилась на его месте. Но зачем мне его место, когда я могу беситься и на своём?!
Я умру. Признаться, нечто подобное я и ожидала услышать, но вера в справедливость всё же шептала, что вместо «я» там будет «мы». Что ж, справедливости, похоже, не было ни в одном из миров.
Справедливо ли то, что Андор не удержал себя в руках, фактически сжёг меня и в итоге обрёк на безвольную участь, за неповиновение которой было лишь одно наказание — смерть? Справедливо ли, что виноват, как бы ужасно не звучало, он, а расплачиваться мне? Нет. Нет, нет, нет и ещё сотни раз нет. Это не шло ни в какое сравнение со справедливостью. Всё это даже рядом с ней не стояло!
Опустив взгляд на подрагивающие руки, я честно пыталась успокоиться. Я задышала медленнее и глубже, мысленно призывая себя начать отсчитывать до тысячи, но уже отчётливо понимала: не поможет. Ничего не поможет. Это стало совершенно очевидно, когда с тихим звоном что-то внутри меня разлетелось на сотни мельчайших осколков, а на столе, прямо рядом с ладонью, явственно задрожали столовые приборы.
Но если бы на этом всё закончилось. Исчезнувшее заклинание императора высвободило что-то жуткое, ужасное, кошмарное, пугающее — не моё, поселившееся во мне против моей воли и даже против моего ведома.
Это было что-то чёрное, клубящееся, поднимающееся будто бы из глубины самой бездны, появившейся внутри меня. Опасное, очень опасное, и невероятно пугающее, оно всё разрасталось, набирало мощь, усиливало само себя, неумолимо быстро поднимаясь со дна, готовое вот-вот вырваться на свободу и…
И я совершила то единственное, что должна была сделать в этот момент. Вскочив на ноги столь резко, что опрокинула назад себя стул, я рванула прочь из залы, намереваясь убежать прочь, подальше от живых, спрятаться, затаиться, успокоиться, потому что точно знала: я это не контролирую!
Но не успела я сделать и нескольких шагов, как кто-то ухватил моё запястье, резко крутанул назад и я, не удержавшись на ногах, с разворота впечаталась лицом в крепкую грудь дракона, мгновенно меня обнявшего. Он не сказал ни слова, но немыслимым образом сам понял всё.
В следующий миг нас уже заглатывала тьма созданного им магического перехода.
* * *
Холод! Ледяной холод бушующего здесь смертоносного ветра показался мне летней прохладой. У меня горело тело! Я вся горела! Бурлила кровь, кипели вены, выворачивало мышцы!
Ноги бессильно подкосились, и я бы непременно упала в сугроб, не удержи меня Андор.
Мысли о лорде Ракердоне заметно отрезвили. Да что там, внутри меня будто что-то явственно щелкнуло! Громко и отчётливо, отгоняя подступающую тьму подальше, притупляя боль, делая мысли более осязаемыми.
Андор фактически держал меня на руках, не позволяя упасть, что-то успокаивающе шептал и… что-то делал. Я не знаю, что это было, но отчётливо ощущала волнами расходящуюся от него энергию. Пульсирующую, сильную, уверенную.
А ещё я точно знала, что это не подействует. Что бы он ни делал, оно было обречено на провал. Я осознавала это очень отчётливо, я была уверена в этом, я… это была не я.
«Открывай портал, вышвыривай его и изолируй себя» — велел голосок в голове.
Столь отчётливый, что заглушил мои собственные мысли. Он был громким, хоть и не кричал, а звучал каким-то даже ленивым и безразличным. Я расслышала каждый звук.
И не смогла противиться.
Взмах руки, которого я не делала. Вспышка внутри моего сознания и одновременно с этим нарастающий рёв чего-то жуткого, пробивающего до костей. Я это не контролировала! Я не могла даже пошевелиться, всё вокруг происходило полностью без моего на то участия!
И я не знаю, каким образом, но глухо выругавшийся Андор вдруг исчез! Вот он стоял здесь, обнимал меня, не позволяя упасть, поддерживая, а теперь его не было! Не было ничего! Лишь я, холод, вой злого ветра и бесконечное снежное полотно.
Не удержавшись на ногах, я по колено провалилась в сугроб, в который до этого по какой-то причине не проваливалась.
— Рано отдыхать, — раздался насмешливый голос совсем рядом, прямо у меня над головой, — тебе ещё изолировать себя надо.
Стало страшно. Ужасно, кошмарно, невообразимо страшно! Мне не было так страшно в пещере с братьями Андора, как стало страшно сейчас! И дело не в том, что я была неизвестно где и могла вот-вот замёрзнуть. Дело даже не в том, что я, кажется, себе больше не подчинялась.
Всё дело было в голосе. Потустороннем, внушающем дикий, животный ужас, пробивающем до самых костей. Меня откровенно затрясло от сковывающего ужаса.
=37=
— Это просто, — будто не замечая моего состояния, продолжил насмехаться невидимый собеседник, — разводишь руки в стороны, концентрируешь внимание на своём внутреннем «Я» и выплетаешь вокруг себя защиту. Давай, начинай.
Я не пошевелилась. Да даже если бы я этого захотела, всё равно не смогла бы и пальцем пошевелить!
— Ты что, глухая? — ощутимый пинок сзади вынудил вздрогнуть, но не броситься выполнять приказ.
Жуткий и ненормальный. Я не стану скрываться от Андора и оставаться наедине с этим неизвестным мне… чудовищем! Да я уверена, что это кровожадный монстр!
В этот момент где-то там, далеко-далеко отсюда, я отчётливо ощутила удар. Сильный, злой, мощный удар, что дошёл до меня лишь рябью по воздуху.
Меня уже просто трясло. Слёзы замерзали прямо в глазах, всё тело колотило.
Мне было больно. Нестерпимо больно! Выворачивало наизнанку каждый орган, каждый нерв, каждую клеточку! Всё внутри меня полыхало диким неудержимым пламенем, сжирающим абсолютно всё, до чего могло добраться!
— Ты меня вообще слышишь? — потерял терпение тот, кто был за моей спиной и к кому мне совершенно точно не хотелось поворачиваться.
А затем я отчётливо расслышала его недовольное бубнение сквозь вой ветра.
Боль!
Ослепительно яркой вспышкой она появилась в моём сознании, выжигая то изнутри! Боль слепила! Боль убивала меня! Боль!..
Я закричала, схватившись за голову обеими руками, бессильно повалившись на снег! Слёзы застывали на лице, но мне не было до них никакого дела. Мне не до чего не было дела, я просто хотела, чтобы это прекратилось! Боже, пожалуйста, пусть это закончится!
И боль, будто издеваясь, медленно ослабила свою хватку, позволяя мне сделать судорожный вздох содранным горлом. Лёгкие отозвались болезненным жжением, но оно не могло сравниться с той болью, что я испытывала до этого.
Напряженные мышцы не спешили расслабляться. Ныла каждая кость, каждое сухожилие, каждая капелька крови обжигала изнутри, сердце бешено ломилось о грудную клетку.