Тепло стало только тогда, когда меня осторожно приподняли и устроили у кого-то на руках.
Андор рывком сдёрнул собственную рубашку, откинул её лоскуты в сторону и с силой прижал меня к себе, позволяя приложиться ледяным телом к его горячей груди. Закутал одним одеялом, как в кокон, затем следом вторым и после третьим. И после всего этого вокруг нас на широкой постели, на которой мы оказались в полулежачем состоянии, заискрилось пламя. Оно окутывало по кругу, находясь очень близко, ничего не сжигая, лишь согревая.
Кажется, Андор что-то сказал мне, но я не разобрала слов, вновь проваливаясь во тьму.
* * *
Мне снился мамин голос.
Мой милый малыш, однажды день настанет,
В чудесном и наивном колесе
Педали детства ты крутить устанешь –
Ты станешь взрослей и станешь злей, как и все.
Пела она негромко и очень красиво.
Знай, и в счастье, и в беде я отдам тебе всю любовь мою.
Над тенью сонных век словно оберег я её храню.
Погасли огни, мысли гони прочь.
Мы здесь одни, пусть нам поёт ночь Колыбельную.
Мой милый малыш, с годами ты познаешь
Огромный мир во всей его красе, но
Настанет и день, когда меня не станет –
Я тоже уйду к тонкому льду, как и все.
Знай, и в счастье, и в беде я отдам тебе всю любовь мою.
Над тенью сонных век словно оберег я её храню.
Погасли огни, мысли гони прочь.
Мы здесь одни, пусть нам поёт ночь Колыбельную.
— Мам, — хрипло позвала я и тут же закашлялась.
В горле безжалостно першило, будто я месяц ничего не пила.
— Тише, малыш, — тут же раздался её приятный голос и моего лба коснулась тёплая ладонь, — детка, ты вся ледяная!
Я чувствовала это. Чувствовала всё.
Сковывающий изнутри лёд, будто я была не живым человеком, а айсбергом в холодном океане. Горечь во рту, пересохшее горло, неровно бьющееся сердце, тяжесть в веках и онемение во всех конечностям.
А ещё сожаление. Глубоко въевшееся под кожу сожаление и обиду, только всё никак не могла понять, за что именно. Меня воротило от любой мысли, тошнило от отвращения… к себе.
— Мам, — сил сдержать слёзы не было, — мам…
— Тише, моя девочка, ну, чего ты? — мамочка придвинулась ближе и обняла мою голову руками, — Что же ты с собой сделала, глупышка моя?
Я помнила. Всё-всё-всё помнила! Человеческие трупы, лужи крови, огонь, бьющий из моих рук, злость, затопившую сердце, громкие испуганные крики… Помнила, скольких я убила, потому что не видела иного выхода. Помню, как утешала себя мыслью, что спасла я куда больше, чем убила. Помню, как оправдывалась желанием помочь…
Лучше бы я не вмешивалась! Лучше бы я не пошла с Дараком и не позволила ему влезть в мои мозги! Лучше бы я никогда не приближалась к Андору и не позволила ему начать наше объединение!
— Яра, расскажи мне, что случилось, — попросила мама с таким отчаянием, что я не смогла сдержать всхлипа.
— Я, — попыталась я ответить и не смогла из-за сжавшей горло судороги, — я…
С грохотом распахнулась дверь, заставляя нас с мамой испуганно подпрыгнуть.
— Вон, — приказал вошедший император ледяным тоном.
Мамочка не посмела его ослушаться. Сжав меня на миг сильнее, она коротко поцеловала в лоб, заглянула с тревогой в глаза и молча вышла. Дверь за ней закрылась сама, громыхнув о пазы так, что по дереву пошли трещины. С содрогающим душу скрипом закрылся массивный железный засов…
Смотреть на императора мне было страшно. Воздух с его появлением напитался силой и злостью, стал опасным, тягучим, горячим. Я кожей чувствовала направленный на меня пристальный взгляд и просто замерла, не имея сил даже вздохнуть нормально.
— Твой поступок не достоин императрицы, — отчеканил Андор почти минуту спустя.
Р-раз! Это было похоже на хлесткую пощечину без применения рук. Клянусь, ударь он меня, это произвело бы меньше эффекта, чем данная фраза. Я сжалась под одеялом, чувствуя, как щеки краснеют, и ничего не ответила.
— Это было глупо и безумно. Мне пришлось три дня разбираться с последствиями, — продолжил старательно спланированную моральную порку император, явно наслаждаясь моим жалким видом.
Слёзы защипали глаза. Пришлось сильно постараться, чтобы не позволить им сорваться вниз.
Это было жесткого. Грубо. Обидно. Я всего лишь хотела помочь! Повелась на уговоры его брата, а потом… А потом…
Сама виновата. Нужно было быть умнее. Думать головой, а не сердцем и чувством благодарности и желанием отплатить Андору. Нужно было смотреть, кому доверяешь. Сама виновата. Разве не видела, на что Дарак способен? Он убил человека в нашу первую встречу, и потом, в тавернах… Нужно было думать.
— Три дня? — хрипло переспросила я, не поднимая головы.
Голос прозвучал настолько жалко, что мне и самой стало противно.
— Ты была без сознания пять дней, — правильно понял император мой вопрос и сразу решил меня добить, — больше такого не повториться. Я провёл вторую стадию объединения, теперь нам нужно только лишь пожениться и провести первую брачную ночь так, как и полагается.
Меня после этих слов бросила в жар, дышать сразу стало очень тяжело. Дракон, будто ничего не замечая, продолжил говорить всё тем же ледяным тоном:
— Мои братья больше к тебе не приблизятся, их кольцо я снял и вернул. Знания, полученные тобой от Дарака, заблокировал. Магию, полученную от меня, заблокировал. Твоё передвижение по империи ограничено этой комнатой, без моего разрешения из неё ты не выйдешь при всём желании. Любые другие передвижения только со мной.
Ох, я… У меня от потрясения выбило воздух из лёгких. Сил ответить не было, как и собраться с мыслями и нормально обо всём этом подумать. Я просто продолжила молчать, сжимая кулаками одеяло, и не поднимала головы, с дрожью ожидая дальнейших слов императора. Дождалась:
— Единственный, кто может навещать тебя — я. Все остальные, исключительно с моего разрешения. Твоя мать отправиться в Илейну. Она получит дворянский титул и полную неприкосновенность, имение за пределами столицы и всё, что понадобиться ей для комфортной жизни, в том числе слуг и охрану. Ты остаёшься здесь. Я уже сказал это, но повторил на тот случай, если ты не поняла. Свадьба на закате через четыре дня. Можешь даже не пытаться сбежать, я…
Надо было молчать. Чёрт! Надо было молчать и согласно кивать на каждое его слово, молясь о том, чтобы не убил, но… Но! Прошедшая ночь сломала что-то во мне. И пусть Андор запечатал магию и не принадлежащие мне знания, этот разлом внутри никуда не делся. Он был там, прямо на сердце, и я отчётливо ощущала его кровоточащие рваные края.
Я не позволю ему решать за меня мою судьбу.
— Нет, — произнесла я негромко, но твёрдо.
Мелькнула позорная мысль, что он мог меня не услышать, и я бы обрадовалась… Услышал. С его-то драконьим слухом не мог не услышать. Услышал каждый звук и замолчал, направив на меня тяжёлый немигающий взгляд, который я ощущала каждой клеточкой своего тела.
Я сжалась под этим взглядом, очень боясь того, что он может сделать.
— Что? — переспросил император пару мгновений спустя тихо.
Его голос звенел от едва сдерживаемой ярости и, кажется, неверия в то, что я сказала это. И как бы я ни сжимала зубы, всё равно пришлось повторить:
— Нет, — вышло ещё тише, чем в первый раз, но вместе с тем и твёрже.
— Что нет? — я буквально видела, как дракон медленно прищурился, продолжая прожигать меня взглядом.
Сглотнув судорожно, я сжала одеяло до боли в пальцах и едва слышно прошептала непослушными от страха губами:
— Нет, я не выйду за вас. Нет, свадьбы не будет. И нет, я здесь не останусь…
Окончание моего третьего предложения потонуло в оглушительном хрусте ломаемого стола. Дёрнувшись всем телом, я чуть подняла голову и из-под бровей взглянула на императора. Он стоял в двух небольших шагах от постели, широко расставив ноги, тяжело вздымая внушительный разворот плеч и мускулистую грудь при каждом глубоком вдохе, с шумом выпуская из ноздрей пар… И держа в сжатых кулаках обломки несчастного стола, который, кажется, даже не заметил.
Его немигающий разъярённый жуткий взгляд был направлен прямо мне в глаза.
— Вот как? — нехорошо прорычал он так, что внутри меня всё задрожало от ужаса.
Не знаю, как я нашла в себе силы нервно кивнуть.
Дракон усмехнулся, изогнув уголки сжатых губ, шагнул ближе… я машинально дёрнулась назад и совершенно случайно завалилась спиной на подушки. Это оказалось моей самой огромной ошибкой, потому что Андор тут же оказался сверху, уперев ладони в изголовье кровати по обе стороны от меня и склонив своё лицо совсем близко к моему. Так, что я ощущала исходящий от него жар.
Страшно? Это был тот самый парализующий страх, когда ты с ужасом смотришь в глаза своему кошмару и не можешь даже вздохнуть. Когда ты просто замираешь, дрожишь всем телом и ожидаешь того, что произойдёт дальше, уже точно зная, что ничем хорошим всё это не закончится.
— А теперь слушай меня, дор-р-рогая, — прорычал Андор негромко, но очень проникновенно, пробираясь своим голосом мне под кожу, заставляя прислушиваться к каждому его слову, — Ты не можешь сказать мне нет. Я не приму твоего отказа.
Воздух с шумом вырвался из моих лёгких, и больше не было возможности вздохнуть, когда находящийся и без того близко император сократил расстояние между нами до минимума, накрывая мои губы своими.
Вопреки ожиданиям, он целовал меня мягко и нежно, неторопливо, каждым движением успокаивая и расслабляя, заставляя довериться и отдаться. Он целовал умело, точно зная, что делать, и мне это безумно нравилось.
Не понравилось другое: его слова, произнесённые до поцелуя, и те, что он прошептал мне в самые губы, отстранившись:
— Да, Яра, да. У тебя нет выбора.
И ещё один поцелуй, в этот раз более жадный, настырный, забирающий всё моё существо, выпивающий меня до последней капли, затмевающий разум и мысли, забирающий сознание…
Я поняла это слишком поздно, уже проваливаясь в тёплые объятья мира грёз.
=54=
* * *
— Да, Яра, — прошептал император едва слышно, с осторожной нежностью заправляя за её ухо выбившуюся чёрно-алую прядь волос.
Изначальную внешность девушки вернуть не удалось, как Андор ни пытался. А он пытался, за трое суток присел едва ли не первый раз. Почему-то только сейчас он почувствовал усталость. Ни тогда, когда выслушивал отчёты своей стражи, распределённой по семи подвергшимся нападениям королевствам, ни когда принимал потребованных Ярой новых правителей, ни даже когда выслушивал плачь и мольбы её матери.
Только сейчас, сидя в тишине рядом с тревожно спящей девушкой, император почувствовал смертельную усталость. Ему надоело это всё. Надоела вся эта империя, которую изо дня в день приходится вести по жизни, избегая её падения и пытаясь добиться её ещё большего процветания. Надоело всё вокруг, осточертело до невозможного.
— Останешься, — проговорил мужчина негромко и грустно усмехнулся, — я не смогу отпустить тебя.
Он понял это окончательно в тот самый момент, когда поймал в Илейне, когда девушка потеряла сознание. Он не мог не заметить, что это произошло после того, как она поняла, что рядом с ней он. Поняла, что в безопасности. И позволила себе слабость.
Она доверяла Андору и он не мог не понимать этого. Ему это нравилось. Нравилось её доверие, которого так не хотелось лишаться. Не хотелось, но… Он не мог найти в себе силы поговорить с ней. Не был уверен, что она услышит и поймёт. Она же ещё совсем ребёнок, что она может понимать? Зато Андор понимает, он прожил для этого достаточно. И если ему одному придётся решать за двоих ради их общего счастья, он готов пойти на это.
Яра и сама поймёт всё — со временем. Андор был в этом уверен. А пока нужно лишь подождать и дать ей успокоиться.
Мужчина осторожно поднялся, машинально стараясь не потревожить сон девушки, хоть и понимал, что наложенное им заклинание продержится ещё несколько часов, так необходимых Яре для восстановления сил.
Уходя, он бросил на неё последний печальный взгляд, искренне сожалея, что не удалось восстановить её изначальную внешность. У дракона получилось сделать больше, чем он рассчитывал, но меньше, чем хотелось бы. Запечатать магию и воспоминания Дарака, наложить с десяток охранных и отслеживающих заклинаний, чтобы всегда знать, что она в безопасности, и… на этом всё. Больше он не смог сделать ничего, и вынужден был уйти, чтобы довершить начатые девушкой дела.
Теперь каждое королевство его… нет, их империи могло похвастаться безупречным порядком и полным подчинением правящему роду. Дарак где-то на севере зализывал свои ранения, полученные от разозлившегося Арахагана, явившегося по первому же зову старшего брата. Сам Арахаган вернулся в поселения демонов, где всё ещё тщетно лелеял призрачный шанс вернуть ту, ради которой подставился почти семьдесят лет назад.
Арахаган знал, что она жива. Надежно спрятана под семью печатями, но жива. Она была слишком ценной, чтобы её отец мог позволить ей умереть. Арахаган отлично понимал это, потому и не опускал рук, перерывая мир в поисках той единственной, даже мысль о которой заставляла его сердце биться быстрее.
Андор понял его только совсем недавно и сильно сожалел, что не догадался тогда проследить за Рэни. Ему было не до этого и её отец, пользуясь случаем, увёз и надёжно скрыл своего маленького артефактора где-то в неизвестности.
Император искренне надеялся, что его брату удастся-таки отыскать свою любовь.
Ну а ему, Андору, было, чем заняться.
* * *
— Ярочка, дорогая, просыпайтесь.
Голос определенно был мне не знаком. Женский, какой-то слишком добрый, мягкий, ласковый. Как… как у бабушки. И пусть у меня не было бабушки, зато были друзья, которые пару раз приводили в гости к своим бабушкам. И вот они все были очень добрыми и постоянно норовили накормить получше и всячески поухаживать.
Любопытство — страшная вещь. Очень страшная. Именно с этой мыслью я и открыла глаза.
И увидела потолок. Это был определённо другой потолок, не под которым я засыпала. Тот был светлым и высоким, а этот — намного ниже, с какими-то морозными узорами и по цвета напоминал стальной.
Другой потолок, определённо. И стены тоже другие, да и окна с другой стороны. Что уж тут говорить, это была целиком другая спальня. Вот только не понятно пока: пугаться или радоваться?
— Ярочка! — настойчиво повторил женский голос из-за двери — улыбчивый и добрый.
— Да? — неуверенно отозвалась я, вскинув брови и замерев в ожидании ответа.
— Яра! — с неподдельной радостью воскликнул кто-то, — Рада, что ты проснулась. Собирайся скорее и спускайся в кухню, тебя нужно покормить, а то совсем изголодалась, бедняжка.
Чего? Че-го?!
Я осторожно села прямо на постели, прижимая одеяло к груди, и настороженно покосилась на закрытую деревянную дверь. Озвучивать крутящийся на языке вопрос не решилась, хотя очень хотелось.
— Ты оденешься сама или позвать тебе служанку?
— Я… Сама, спасибо.
— Не за что! Тогда одевайся быстрее! Хочешь, я подожду и проведу тебя, детка? Ты же совсем не ориентируешься в Фаэрхолле.
— Где? — заторможено переспросила я, осторожно, придерживая одеяло, спускаясь на холодный пол и тут же поджимая пальцы босых ног.
Как тут холодно! Ежась всем телом, я торопливо перешла на толстый мягкий ковёр, на кресле на котором аккуратными стопочками лежала одежда.
— В родовом замке императора Ракердон, — любезно пояснила для меня эта милая женщина, — император перенёс тебя этой ночью. Знаешь, деточка, а ведь он впервые за много лет появился в этом замке. Ещё и охрану значительно усилил, новую прислугу набрал, перевозку вещей из своего дворца в городе организовал. А всё ты, умница наша, постаралась!
Я нигде не старалась, о чём прекрасно помнила. Как и о последних словах императора, которые он мне сказал перед тем, как лишить меня сознания. И, замерев на тёплом ковре, я могла думать лишь о том, как мне на самом деле страшно.