- Забыл. Да, все забыл!
- Ну же, постарайся, я хочу, чтобы ты вспомнил. Ты же понимаешь, что завтра я должна выйти замуж за Ричарда Пеннрояла - за Ричарда Пеннрояла!
- Дядя Ричард, дорогой дядя Ричард. Я люблю дядю Ричарда!
- Неужели ты никого не любишь, кроме него? Разве ты не любишь меня?
- Я не люблю тебя. О, нет!
- Арчи, неужели ты забыл, как мы поженились в саду за домом, как ты говорил, что я - твоя маленькая жена, и как ты хотел драться на дуэли с Ричардом, потому что он посадил меня к себе на колени и поцеловал?
- Смотри, как красиво! - воскликнул Арчи, чье внимание, пока она говорила, было приковано к двум рабочим, разворачивавших кусок алой ткани, которую нужно было прикрепить к портьерам.
- Что за создание! - пробормотала Кейт себе под нос. То, что этот простак не обратил внимания на ее романтические воспоминания, немного раздражало ее. Возможно, у нее имелась и другая причина сожалеть о глупости своего спутника. Она помнила, что когда-то любила его, - или то, что называлось им, - больше, чем сейчас любила человека, за которого завтра выходила замуж. Почему сейчас он не тот, каким был тогда? Его лицо, руки, фигура - все было таким же, вернее, даже более красивым и возмужалым, чем прежде. Почему же душа, - или что бы там ни существовало в человеке этой таинственной невидимой движущей силой, - не смогла окрепнуть за эти семь лет? Рядом с ней имелось пять футов одиннадцать дюймов хорошо вылепленной живой глины, которая росла и совершенствовалась в течение более чем двадцати лет; и все-таки, так и осталась мягким глупым ребенком, лишенным памяти, ума и страсти. Такие мысли, возможно, приходили в голову молодой наследнице; и тогда она, возможно, думала, глядя на него: "если бы мой Арчибальд был здесь, завтра мы могли бы стать свидетелями другого зрелища, чем то, которое предполагается программой". Она могла бы подумать так, но не сказала этого и, конечно, ни в коем случае не сказала бы этого вслух. Но было бы несправедливостью по отношению к ее вкусу предположить, что, помимо мирских и прочих соображений, она действительно предпочла бы остролицего, коротко стриженного, чопорного джентльмена сорока лет, молодому человеку вдвое моложе его возрастом, наделенному всеми достоинствами и красотой, не говоря уже о семидесяти тысячах фунтов мисс Тремаунт. Разве можно винить ее, если она вздохнула с мимолетным сожалением о таинственном исчезновении своего героя? Да, он исчез еще более таинственно и безвозвратно, чем старый сэр Чарльз семьдесят лет назад. Где же он теперь - на небесах, на земле или под землей? Существовал ли он вообще? Могла ли она мечтать когда-нибудь снова встретить его? Фи! Что за чепуха!..
- Красиво! - повторил Арчи, который, несмотря на угасание других своих способностей, сохранил способность к восприятию цвета.
- Бедный мальчик... бедное существо! - сказала Кейт. - Ты очень много потерял, когда утратил рассудок. Между шафером и женихом существует огромная разница. А тебе все равно, хотя, возможно, это твоя самая большая потеря... ха, ха! Идем, Арчи, малышам, вроде тебя, настало время ложиться спать.
- Кейт... - начал Арчи и замолчал.
- Что?
- А ты кого-нибудь любишь?
Сначала она встретила его взгляд, полный тупой серьезности, с презрительной улыбкой, но потом улыбка сошла с ее губ, и она ответила:
- Один раз со мной это случилось.
- Со мной тоже! - ответил Арчи, с каким-то вялым энтузиазмом.
- Ты тоже... когда? - спросила она, ее сердце забилось быстрее.
- Мне кажется, это со мной случилось... во сне.
Она коротко рассмеялась и отвернулась.
- Да, Арчи, сон - самое лучшее для тебя; теперь для тебя лучшее - это все время спать; завтра просыпаться будет уже поздно. Спокойной ночи, Арчи.
VIII
Старая мисс Тремаунт по случаю бракосочетания приехала из Корнуолла в сопровождении своего пуделя, своей служанки и своего исповедника. Добрая леди изменила свое завещание несколько лет назад, узнав об изменении состояния своего любимого племянника, и все опасались, что она оставит свое состояние Римской Церкви, к которой принадлежала. Но, получив известие о ее предстоящем визите, леди Малмезон стала тешить себя надеждой, что сэру Эдварду удастся произвести столь благоприятное впечатление на свою тетю, что он сумеет заполучить хотя бы часть ее денег.
Но мисс Тремаунт вряд ли прибыла в Малмезон с подобным намерением; на самом деле, причина ее приезда была никак, или, точнее, почти никак не связана с семьей покойного баронета. Мало кто знал, что сорок-пятьдесят лет назад между полковником Баттлдауном и этой чопорной старой девой, чья душа в настоящий момент разделилась поровну между картами и псалтирью, существовали нежные отношения. Тем не менее, было именно так; они даже были помолвлены, хотя помолвка и держалась в секрете, поскольку в то время полковник был сравнительно бедным молодым лейтенантом, а потому, отнюдь не желанным зятем с точки зрения родителей. Когда юная леди должна была достигнуть совершеннолетия, она собиралась бежать из дома; тем более трудно объяснить причину дурацкой ссоры между влюбленными, закончившейся тем, что леди стала поддразнивать джентльмена, заботясь только о своих деньгах, - это и стало причиной разрыва помолвки. Без сомнения, все можно было поправить; но лейтенанту был отдан приказ отправиться на действительную службу в американские колонии, где он пробыл несколько лет. Позже он служил в Индии, а когда в следующий раз встретил свою любовь в Лондоне, то был уже на двадцать лет старше, чем когда они виделись в последний раз, и он был майором, с наградами на груди и женой на руках. Мисс Тремаунт никогда не выказывала ни тени горя или разочарования, но осталась незамужней, а в последнее время стала чрезвычайно набожной и обратилась к иезуитам. Но когда полковник умер, и она узнала, что его дочь вот-вот выйдет замуж, она решила отправиться в Малмезон; и кто знает, не лелеяла ли она в глубине души, скрытой даже от исповедника, тайную цель сделать своей единственной наследницей Кейт? Во всяком случае, было совершенно очевидно, что она привезла с собой свое завещание.
Этот роман, как уже сказано, был известен лишь немногим, а поскольку мисс Баттлдаун не входила в их число, то она и вела себя с пожилой леди менее приветливо, чем могла бы при иных обстоятельствах. Кейт, по своей натуре, не любила пожилых женщин, да и сама не была настолько взрослой, чтобы понимать: ни один, по-настоящему разумный человек, не должен обходить своим вниманием семьдесят тысяч фунтов, независимо от того, насколько он нуждается в деньгах. Поэтому ее манеры можно было назвать скорее снисходительными, чем уважительными; а добрая леди Малмезон, хотя очень любила Кейт и была бы счастлива, если бы та унаследовала семьдесят тысяч фунтов от персидского шаха или президента Соединенных Штатов, не была идиоткой настолько, чтобы посоветовать молодой леди изменить линию своего поведения. Что же касается мисс Тремаунт, то она хранила самообладание, держалась прекрасно и никогда не упоминала о своем завещании, даже в те моменты, когда удержаться от этого было очень сложно. Она была учтива с сэром Эдвардом, снисходительна к Арчибальду, добра по-сестрински к леди Малмезон и спокойно наблюдала за всем и вся. В утро свадьбы она восхищалась туалетом невесты и давала советы с таким вкусом, что глаза гордой молодой красавицы искрились; а как раз перед тем, как гости вошли в зал, она нежно пожала Кейт руку и произнесла, самым нежным тоном, что надеется на ее счастливую семейную жизнь. "Я всегда считала вашу мать одной из самых счастливых женщин, моя дорогая, - добавила она. - Пусть ваша удача превзойдет ее!" Это добродушное пожелание вызвало у леди Малмезон некоторое беспокойство; сэр Эдвард улыбнулся в сторону, как показалось, с легкой иронией; Кейт же задумалась и пожалела, что стала выказывать мисс Тремаунт признаки того, какой очаровательной пожилой леди считает ее.
В то утро большой зал выглядел величественным, как никогда прежде. Мартовское солнце пробивалось сквозь высокие окна, и его лучи образовывали яркие пятна на широком полу, блестели на древних мечах, нагрудниках и празднично украшенных портьерах. В верхнем конце комнаты собралось довольно много светских и титулованных особ, перешептывающихся и шуршащих нарядами по последней тогдашней моде. За несколько минут до одиннадцати сам преподобный декан и его помощник, вместе с женихом и Арчибальдом, вошли и с большой помпой и достоинством заняли свои места под балдахином, сооруженным специально для этого случая, покрытом свежими цветами, благоухание которых распространялось над собравшимися подобно священному фимиаму. В одиннадцать часов наступила всеобщая тишина ожидания, и вскоре дверь в дальнем конце зала распахнулась, и появилась свадебная процессия. Она выглядела очень живописно, двигаясь по длинному ковру, расстеленному на полу и усыпанному цветами. Невесту, под вуалью, с цветками апельсина, поддерживал под руку сэр Генри Роллинсон (год назад добрый доктор был посвящен в рыцари благодарным монархом), который и должен был выдать ее замуж. Она выглядела спокойной, бледной и чрезвычайно красивой. Вдову полковника Баттлдауна сопровождал лорд Эпсом, старший брат достопочтенного Ричарда; на голове у нее был великолепный розовый тюрбан, а глаза ее были красными. Впрочем, все эти подробности и многое другое можно прочесть в "Морнинг Пост" от 7 марта 1821 года, куда мы и отсылаем любопытного читателя.
Служба началась. Когда сэр Генри Роллинсон передавал невесту, он случайно взглянул на Арчибальда и заметил, что у того на лице застыло очень странное выражение, а через мгновение молодой человек опустился на стул, оказавшийся рядом с ним, обхватив голову руками и тяжело дыша. Никто больше не заметил этого происшествия, а сэр Генри, полагавший, что юноша вот-вот упадет в обморок, конечно же, не мог оказать ему никакой помощи. Служба продолжалась. Ричард Пеннроял и Кэтрин Баттлдаун были объявлены мужем и женой, и отныне ни один человек не мог разъединить тех, кого соединил сам Господь. На пальце новоиспеченной жены сияло кольцо. Сам преподобный декан благословил пару. Все это время Арчибальд сидел, обхватив голову руками, а врач не без опаски наблюдал за ним и мысленно проклинал глупость тех, кто решил использовать бедное полоумное существо в этом действе.
Принесли книгу регистраций, в которой счастливая пара и ее друзья должны были записать свои имена. Первыми расписались муж и жена. Настала очередь Арчибальда. Заранее проверили, что он способен вывести на бумаге свое имя. Но он продолжал сидеть, обхватив голову руками. Сэр Генри тронул его за плечо.
- Ну же, парень... Арчи! Вставай! Иди сюда! Тебя ждут!
Он говорил резко и повелительно, надеясь сначала вывести молодого человека из оцепенения, а затем, как можно приличнее, вывести его из зала.
Арчибальд поднял смертельно бледное, покрытое потом лицо, и с каким-то вызовом взглянул на окружающих. Вскочил на ноги, опрокинув при этом стул, покатившийся по ступеням помоста и с грохотом упавший на каменный пол внизу.
- Я вошел через дверь на лестнице! - произнес он взволнованным голосом, поразившим всех, кто его слышал, - настолько тон его отличался от обычного. - Если вы думали, что она заперта, то ошиблись. А как еще я мог войти?.. Как я здесь оказался? Это же большой зал! Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали?
Наступила мертвая тишина. Все чувствовали, что сейчас произойдет что-то ужасное. Несколько женщин истерически засмеялись. По-видимому, сначала показалось, что Арчибальд сменил свой безобидный идиотизм на состояние буйного безумия. Старый врач был, вероятно, единственным из присутствовавших, кто был близок к тому, что могло оказаться правдой. В отличие от достопочтенного Ричарда Пеннрояла. Он протиснулся между почтенным рыцарем и его шафером и, полагаясь на свое многократно доказанное влияние на последнего, крепко взял его за руку и посмотрел прямо в глаза.
- Не строй из себя дурака, Арчи, - тихо, но отчетливо, произнес он голосом, в котором слышалась приглушенная угроза. - Все в порядке. Ты же знаешь, что ты - мой лучший друг. Ты должен написать свое имя как один из свидетелей бракосочетания - только и всего.
- Какое бракосочетание? - удивленно спросил Арчибальд. - Кто вы такой? - через мгновение спросил он. А затем воскликнул: - Вы - Ричард Пеннроял, я не сразу вас узнал. Вы выглядите таким старым!
- Этот парень совсем спятил! - пробормотал Ричард, отворачиваясь и пожимая плечами. - Мне следовало хорошенько подумать, прежде чем подвергать себя риску связаться с сумасшедшим. Нам нужно немедленно вывести его из комнаты.
Юный сэр Эдвард услышал эту последнюю фразу.
- Простите, но вынужден вам напомнить: мой брат находится в своем доме, в Малмезоне, - серьезно произнес он.
- О, конечно, как вам будет угодно, - нахмурившись, ответил Ричард.
Арчибальд, тем временем, заметил Кейт и сразу же узнал ее; отойдя от матери и сэра Генри Роллинсона, пытавшихся успокоить его; он подошел к ней, и взял ее руки в свои.