Марис рывком поднялся на ноги, не обращая внимания на боль дикую боль в повисшей плетью левой руке и рваных ранах на боку, куда тоже добрались когти проклятой твари. Его каменный покров начал восстанавливаться.
— Копьё в ручье! — сквозь зубы процедил Эдван и смазанной тенью помчался прямо на дезориентированную тварь.
Одним движением он вырвал топор из головы зверя и тут же вонзил его обратно — прямо во второй глаз, полностью лишая тварь зрения. Хассирва взревела, бросилась на парня, заметалась на месте, бешено размахивая лапами и могучим хвостом, но куда бы она не кидалась, Эдвана там уже не было. Каждый раз он успевал ловко уйти из-под удара чудовищно острых когтей, но увы, это было всё, на что хватало его скорости. Даже полностью ослеплённая, оглушенная молнией, с забитым вонью травы носом хассира оставалась невероятно опасной тварью. Опалёные вибриссы всё ещё позволяли ориентироваться в пространстве, а отменное чувство атры подсказывало, куда постоянно уходит мерзкий двуногий.
Краем глаза юноша вновь заметил яркую вспышку и, в очередной раз уклоняясь от когтей твари, отпрыгнул назад. Огромный огненный шар на этот раз угодил точно в цель, разбившись о голову твари, утопив её фигуру в пламени. Как и в прошлый раз, через миг прямо в огонь влетел Марис и пронзил шею твари копьём, которое держал двумя здоровыми руками.
Эдван в мгновение ока вернулся обратно к твари, одним движением руки вырвал из её живота клинок и тут же принялся осыпать тварь настоящим градом ударов, пока его заклятый друг прижимал шею зверя к земле копьём. Тварь ревела, рычала, брыкалась, но не могла справиться с копьём и когда парням уже начало казаться, что победа близко, её тело вдруг покрылось лёгкой зеленоватой дымкой.
— Быстрее, утяни её в землю! — заорал Эдван, вонзая меч твари куда-то под лопатку.
— Пошёл ты, — огрызнулся Марис, но, замерев на долгое мгновение, поднапрягся, и всё-таки заставил грунт на мгновение расступиться, чтобы тварь утонула в ней, словно в болоте. Стоило земле схватить её, как Эдван тут же воспользовался драгоценным мгновением. Присев, он в мгновение ока начертил атрой на почве кривой знак, очень похожий на «Слово Земли», но чем-то от него отличающийся, после чего поднялся, вытянул клинок из тела твари и, наполнив его атрой до отказа, вогнал туда, где должно было располагаться сердце.
Тварь жалобно взревела, забилась, но сковавшая её земля, что была ещё несколько мгновений назад мягкой почвой, вдруг стала твёрже гранита и удерживала хищницу словно стальной капкан. Марис резко выдернул копьё из шеи твари и, хорошо размахнувшись, вонзил ей в голову. Увы, лезвие не вошло далеко. Кошка сильно сопротивлялась. Эдван, оставив меч в ране, взялся за топор и тоже принялся наносить удары твари по голове, время от времени уворачиваясь от подвижного хвоста. И с каждым его ударом кончик копья благородного входил всё глубже и глубже череп, ибо защита кошки слабела, а когда наконечник полностью вошёл в её башку, тварь забилась в агонии. Окутанная зелёной дымкой, с копьём в голове и мечом в сердце, она изо всех сил цеплялась за жизнь, пытаясь залечить свои раны. Дёргала хвостом, пытаясь вытащить плотно засевшее в столь важных местах оружие, но всё было тщетно. И лишь с последней каплей атры погасло проклятое зелёное свечение, а тварь, наконец, издав последний предсмертный хрип, сдохла, бросив на мучителей последний, полный ненависти взгляд одного восстановленного глаза.
— ДА! — радостно воскликнул Лаут, вырывая из тела твари меч, — сдохла!
— Проклятая тварь, — поддакнул Марис, плюнув на мёртвую тушу.
Вздохнув, парни устало рухнули на землю. Переглянулись и радостные улыбки тут же стёрлись с их лиц. Покосившись на клинок в своих руках, Эдван молча бросил его хозяину, который точно так же молча его поймал. Несколько долгих секунд они буравили друг друга взглядами, после чего благородный поднялся на ноги и убрал оружие в ножны.
— Тебя никто не просил встревать, чернь, я справился бы сам, — заявил он и, выдернув копьё из черепа твари, направился прочь, прихрамывая.
— Пошёл ты к Первому, дерьма кусок! — крикнул ему вслед Эдван.
— От куска слышу! — огрызнулся Марис и исчез из виду.
Лаут вздохнул и осмотрелся по сторонам. Ночь уже почти вступила в свои права, времени на то, чтобы вернуться к изрядно поломанным зарослям воньтравы было мало. Улыбнувшись, он взял топор и, запихнув топорище под губу мёртвого зверя, поддел клык и попытался его вырвать. Ничего не вышло — зуб сидел невероятно крепко. Тогда, юноша не стал заморачиваться, а попросту пару раз ударил обухом по челюсти, сломав его, после чего отрубил твари два пальца с когтями и ушёл, забрав с собой трофеи. Эта ночь обещала быть очень долгой…
Глава 39. Башня отверженных
Марис быстрым шагом двигался вдоль ручья, внимательно поглядывая на окрестности. Настроение было паршивым. За одну ночь его гордость была растоптана вновь. Мерзкий простолюдин спас его от смерти, причём не единожды! Лишь от одной мысли о том, что он теперь в долгу у этого выскочки, у парня сводило зубы. А ведь вчера… да, вчера лишь случайность уберегла его.
Даже сейчас, когда он задумывался о произошедшем, по спине юноши бежал холодок. Закусив губу, Марис тяжело вздохнул. Слова отца, которые тот повторял всегда заиграли в голове юноши новыми красками. «Лишь способность мыслить, держать свои порывы в узде, да руководствоваться разумом и отличает нас, людей, от тварей, что слепо следуют своим инстинктам, не в силах им сопротивляться», — часто повторял Горан Морето ссылаясь на необходимость подчиняться закону Города, взяв на себя добровольное обязательство следовать ему. Вернее, говорил он несколько иначе, но именно так Марис трактовал для себя его речи. И вчера, он едва сам не стал животным. Поддался злобе, ненависти, захотел отомстить, и едва сам не убил этого мерзкого простолюдина. Случайность. Да, лишь случайность помогла ему сохранить остатки человеческого облика. А после той битвы с сумеречной смертью… ни о каком убийстве не могло быть и речи. Даже если бы он очень хотел, то не смог бы этого сделать, ведь такой поступок окончательно лишил бы Мариса последних крупиц чести, которые у него ещё остались. Прежде всего, в его собственных глазах.
«Настоящий мужчина всегда несёт ответственность за свои поступки», — пронеслись в голове юноши слова главы клана, — «А настоящий лидер — за действия своих людей.»
«Что-то часто мне начал вспоминаться отец», — подумал Марис, чувствуя в груди лёгкую тоску от того, что больше никогда, возможно, не увидит свою семью. Короткое воспоминание о родных развеялось, словно дым на ветру, а перед глазами парня вновь встал образ проклятого простолюдина. Заскрипев зубами от злости, юноша помотал головой, прогоняя его и с трудом погасил вспыхнувшую глубоко внутри злость.
«Отец был прав. Пора бы уже, наконец, посмотреть правде в глаза. Я сам виноват», — подумал парень, но мысль эта совершенно не желала уживаться в его голове. Ему очень хотелось найти ещё кого-то, хоть немного виноватого, вроде Чэня, проклятого патриарха Джоу, сестры ублюдка, мерзкого выскочки, да кого угодно, лишь бы не его, но, увы, правда была только одна. Именно он не сумел распознать лести и обмана в словах Чэня, он попросил контракт в обмен на родственницу. Он, и никто другой. Вины этого Лаута здесь не было, ведь даже в том бою на арене никто бы ничего не узнал, если бы он победил. Хотя… задумываясь о произошедшем теперь, Марис сомневался, что сумел бы долго держать контракт в тайне. Ведь, если отец был прав и всё это действительно было хитрой задумкой Джоу, его, рано или поздно, всё равно бы вывели на чистую воду. Скорее всего, ещё и крупно подставив при этом отца. Возможно, что сейчас всё сложилось даже лучше, чем могло быть…
— Да, во всём виноват я сам, — тихо пробормотал парень, крепко сжимая рукоять клинка.
Следовало поступить осторожнее и браться за глупые городские правила лишь после получения титула главы города. Прав был мастер Ганн, в этом проклятом мире уважается лишь сила. Если бы он был самым сильным, то никто бы не посмел даже слова поперёк сказать! Жаль, что он понял это так поздно. Вздохнув, юноша покачал головой. Нечего горевать по волосам, коли голова с плеч. Сейчас уже ничего не поделаешь. Остаётся лишь выполнить последний завет отца. Прожить свои последние дни, как настоящий мужчина и умереть с честью, как подобает члену клана Морето. Он поднял взгляд на Ледяной пик, что маячил на горизонте и прибавил шагу. Больших трудов ему стоило подавить желание обернуться, чтобы ещё раз взглянуть на фигуру простолюдина, который до сих пор следовал за ним на некотором отдалении. Нечего тигру обращать внимание на жалкую крысу, которая, между прочим, сейчас буравила взглядом спину благородного.
«Справился бы сам, дерьма кусок, конечно! Да если бы не я, ты бы уже варился в желудке проклятой кошки!» — думал Эдван, крепко сжимая в ладони клык сумеречной смерти. Слова Мариса, брошенные им после боя, задели его довольно сильно, — «Да чтоб я тебя ещё хоть раз спас, ублюдок!»
Фыркнув, юноша сплюнул в траву и убрал клык зверя в карман. Он и сам толком не понимал, почему так сильно обозлился на этого напыщенного индюка, но ничего не мог с собой поделать. Стоило вспомнить об этом высокомерном отродье, как в глубине души тут же разгоралось пламя негодования. Особенно мерзко было осознавать, что без помощи врага он бы этой ночи не пережил. Тварь оказалась слишком сильной. Если бы не контракт земли Мариса, она бы имела все шансы ещё и выйти победителем из той драки. Правду говорил мастер Ганн, без второй ступени за городскими стенами придётся не сладко. Что кабан, что хассира, оказались довольно трудными противниками. А со сколькими ещё только предстоит сразиться…
Единственное, что не могло не радовать юношу, так это то, что он сумел сдержать данную самому себе клятву. Не струсил и вступил в бой с дикой кошкой, несмотря на страх и страшную опасность. Стал на несколько шагов ближе к тому, чтобы, наконец, полностью одолеть собственных демонов. Рано или поздно, он полностью поборет этот глупый страх, и вновь сможет стать тем великим воином, каким был в прошлой жизни. Если выживет, конечно.
Со стороны ручья послышался слабый шорох. Эдван тут же схватился за топор и замер на месте, повернувшись на звук. В зарослях рогоза показалась небольшая тень, трава раздвинулась и на дорогу вылез бобёр. Его колючая шерсть напоминала острейшие шипы, огромные зубы как два ножа торчали из-под верхней губы, а крупные когти на лапах устрашающе тёрлись друг об друга, и не будь эта тварь всего полметра высотой, Эдван бы уже, наверное, дал дёру. А так он всего лишь злобно оскалился, глядя на воинственно настроенного грызуна. Прислушался к себе, задвинул лёгкие отголоски страха куда подальше и отпустил рукоять топора, наполняя тело атрой. Несколько долгих мгновений они с бобром буравили друг друга злобными взглядами, понимая, что эта дорога у ручья слишком тесна для них двоих. Дальше пройдёт только один. Первым не выдержал бобёр. Взвизгнув, он молнией сорвался с места и рванул прямо на Эдвана, в высоком прыжке пытаясь достать до горла. Правда, не долетел. Нога юноши встретилась с головой грызуна и, сминая череп зверушки, отправила её в полёт на добрых сорок шагов. Проводив взглядом улетающую тварь, парень вздохнул и поспешил убраться отсюда. Он помнил, что бобры живут либо в одиночку, либо семьями, и отбиваться от родственников убитого ему не слишком-то хотелось.
День прошёл практически без происшествий, если не считать ещё нескольких мелких стычек с обитателями прибрежных зарослей, да внезапно нагрянувшего на водопой стада шрии, которое пришлось огибать весьма окольными путями. Расстояние между ребятами оставалось всегда примерно одинаковым. Сколько бы Эдван не смотрел вперёд, он всегда видел фигуру Мариса вдалеке и точно так же Марис, сколько бы не оглядывался назад, всегда натыкался взглядом на заклятого врага. Несмотря на то, что в мыслях они поносили друг друга на чём свет стоит, подсознательно парни сохраняли между собой это расстояние. Каким бы темпом не шли, с кем бы по пути не сталкивались, и в сумерках, и днём, они старались не выпускать друг друга из виду, сами того не замечая. Ведь там, глубоко в подкорке оба помнили схватку с хассирой. И встретиться с чем-то подобным в одиночку им не хотелось.
К вечеру третьего дня парни добрались до места, где ручей начинал поворачивать в сторону леса, и впервые за долгое время расстояние между ними сильно сократилось. На ночлег они остановились буквально в сотне шагов друг от друга, потому что ночевать на открытой равнине близ Туманной чащи не хотелось ни простолюдину, ни благородному. К тому же, гора уже предстала перед ними во всём своём великолепии, упираясь пиком прямо в небо, а значит, до Башни оставалось меньше дня пути. Так зачем лишний раз рисковать?
Погрузившись в ночную медитацию, Эдван заметил небольшую странность. Несмотря на то, что он вообще не занимался развитием в эти два дня, количество атры в сосуде души как-то неуловимо увеличилось, а стенки стали чуть прочнее. Да и тело, пусть и привычное к такому количеству атры, словно лучше пропускало через себя большее количество силы. Это показалось ему странным. Память почему-то молчала о таком странном феномене… может быть, это из-за того, что он замкнул сосуд, возвращая туда утекающие излишки атры? Или по какой-то иной причине?
Увы, за ночь Эдван так и не нашёл ответа на возникший вопрос. Здесь были нужны более подробные наблюдения. Всё-таки, сосуд его изменился слишком слабо, чтобы делать из этого какие-то серьёзные выводы. В конце концов, это могло случиться даже от того, что он восполнял запас атры по-пути.
Едва небо начало светлеть, парни двинулись в путь. Марис вышел несколько раньше, а Эдван, поднявшись с земли, заметил его удаляющийся силуэт в утренних сумерках, и двинулся следом. Довольно быстро они преодолели равнину и приблизились к Ледяному пику. Громада возвышалась над округой подобно колоссу, рядом с которым ребята чувствовали себя ничтожными букашками. Здесь, у горы, высокая трава равнины мельчала, становясь такой низкой, что скрыться в её зарослях могла разве что крупная крыса. Однако, на счастье путников, ни одна тварь этим ранним утром не вышла прогуляться по равнине. Вокруг царила пустота, лишь редкие птицы кружили в небе, время от времени пикируя на землю за насекомыми.
Смазанными тенями ребята помчались через пустырь, выжимая из себя максимальную скорость. Остановились они лишь через несколько минут бега, когда достигли подножья горы и сумели спрятаться за крупными валунами. Ледяной пик оказался настолько огромен, что путь до его противоположного склона у них занял чуть больше четырёх часов. Парни шли осторожно, от укрытия к укрытию, постоянно внимательно рассматривая окрестности в поисках возможных врагов. В конце концов, о стадах горных баранов, способных взбираться по отвесной стене почти бесшумно и страшных горных пумах, что водились в окрестностях Ледяного пика, им рассказывали ещё в академии. Наткнуться на тварь, по силе примерно равную сумеречной смерти не хотелось ни Эдвану, ни Марису.
Цель своего путешествия они заметили издалека и оба тут же поняли, почему это место прозвали Плешью. Башня расположилась на верхушке поросшего травой холма, который заканчивался небольшой отвесной скалой. И, если смотреть со стороны Ледяного пика, то он, и вправду, напоминал чью-то лысую голову, на которой, подобно смешной шапке, находилась древняя башня. Она выглядела именно так, как её описывал мастер Ганн — старой, полуразрушенной. Камень строения давным-давно почернел, а в стенах виднелись многочисленные трещины.
Отбросив предосторожности, Марис быстрым шагом направился к цели всего их похода, а Эдван, наоборот, скрылся за валуном и потратил несколько мгновений на то, чтобы быстренько прикопать свой топор под приметным камнем, а нож спрятать в ботинке, прикрыв штаниной. Он не забыл предупреждений мастера о местных порядках и, в отличие от заклятого попутчика, не был настолько самоуверен, чтобы светить своим богатством и лишний раз подставляться перед неизвестными людьми.
Их заметили довольно быстро. Не успели они преодолеть и половину пути, как у входа в башню уже собралась небольшая группа людей. Эдван насчитал всего семь человек. Самые обычные мужики, в старой, помятой и местами рваной одежде. Довольно худые, грязные. Именно такие, как и должны выглядеть люди, выживающие на буханке старого хлеба и атре в этих ужасных местах. Вот только, что-то никак не давало парню покоя. Интуиция подсказывала ему, что впереди его ждёт опасность, правда, какая именно, он не знал. Мариса обуревали очень схожие чувства, и потому он, ещё на подходе к башне, непроизвольно замедлил шаг так, что навстречу к местным обитателям они с Эдваном подошли почти одновременно. На расстоянии всего в каких-то тридцать шагов друг от друга.