Решительно я отвергла пресную овсянку и произведя фурор на кухне, собственноручно приготовила пышный омлет с зеленью и козьим сыром. Эстель оценила мой кулинарный подвиг, уплетая завтрак за оби щеки. Врачи рекомендовали ей определенный рацион, и, хотя чаще всего обедала и ужинала она вне дома, за завтраком ей приходилось отбывать диетическую повинность.
- У тебя реальные проблемы? - обеспокоенно спросила я. На вид старушка выглядела боевой машиной, но кто знает, чего ей стоит эта бодрость.
- Мой врач - идиот, он считает, что после шестидесяти нужно переходить на пророщенные культуры и самые простые каши, мол так я дольше проживу. А какое удовольствие в пресной жизни?
- Мы то, что мы едим, Эсти. И пусть мы знакомы всего пару дней - ты мало напоминаешь мне овсянку, скорее ты молекулярная кухня*.
- А?
- Ты не то, чем кажешься. - Засмеялась я, а бьющиеся в экстазе вкусовые рецепторы припомнили мне спагетти из апельсина и свекольное джелатто 1. - А теперь мы с тобой отправляемся приводить себя в порядок к сегодняшнему балу.
Косметологии как таковой в этом мире не было, зато был её аналог - магия красоты. Конечно, сделать из крокодила кошечку не под силу даже волшебным ручкам, но освежить кожу, скульптурно вылепить овал лица, подтянуть шею, подкрасить ресницы и брови, привести в порядок волосы и ногти - запросто. Спустя ванну с тонизирующими травами и обертывание бурыми водорослями, маску из глины и аромамасел, массаж головы и зоны декольте, маникюр и педикюр, стрижку и укладку мы выползли из недр салона с желанием дерзнуть.
Хотя кое-кто дерзнул еще в заведении нессы Кри: мне в массажистки досталась немолодая мастерица, с приятным низким голосом и сильными руками, а вот Эстель отхватила загорелого, мускулистого симпатягу, похожего на молодого Антонио Бандераса. Вернувшись с «расслабляющего массажа», тетушка так сияла, что её впору было использовать как прожектор, освещая дорогу до дома во внезапно сгустившихся на город сумерках. Но я не ханжа и искренне порадовалась за Эсти, пусть шалит на здоровье.
Разговор с кухаркой, подавшей к ужину тушёные овощи и рис сырец, привел к тяжелому разговору с Шапокляк. Я всегда была из тех людей, что предпочитают открытую конфронтацию холодной войне, поэтому пришлось выразить конкретное «фе» домомучительнице:
- Его Сиятельство особенно настаивал на пресном меню, беспокоясь о состоянии родственницы, - настаивала на своем «накрахмаленный воротничок».
- Но не моём, - давила я, - к тому же и диетическая еда может быть вкусной, а то, что подают на стол есть можно лишь умирая с голода. Вы сами пробовали тушеную гемиферу*** с кабачком? А пшено, что хрустит на зубах? Или супруг задал вам цель побыстрее отправить любимую тётушку к праотцам? - Домоправительница побагровела и хватая ртом воздух (я бы посоветовала ослабить белоснежный воротничок) замотала головой в знаке чрезмерного отрицания. - Завтра я составлю приблизительное меню на ближайшую неделю и впредь, согласовывать его будет нашей рутинной обязанностью. Мы друг друга поняли?
- Да, Ваша Светлость, - поджав губы, ответила она.
- И Грета, отныне Мина моя камеристка, надо бы подобрать ей обучение, но так, чтобы оно не сказалось на её обязанностях.
- Будет сделано, несса, - сделала книксен женщина и вышла.
- Ну ты даешь, - восхитилась Эстель, резво похрустывающая морковью. - Я её откровенно побаиваюсь.
- И зря. Произвол - безумие власти, таким как она спуску давать нельзя, чревато.
Очень надеюсь, что на маскараде смогу вкусно поесть, потому как пока в этой реальности чувство сытости посещает меня много реже, нежели в студенческой общаге. Или завтра очумевшие слуги увидят поехавшую крышей герцогиню, соображающую шашлычок на заднем дворе дома.
*Молекулярная кухня её задача не накормить до отвала, а удивить и иногда даже приятно ошеломить. 1 ***Гемифера - брюссельская капуста.
Глава 8.
Под масками приличия столько лживого двуличия.
Вообще, за суетой прошедших дней я впервые смогла рассмотреть себя в зеркале в полный рост и, честно говоря, увиденное меня слегка ошеломило.
Неверяще, я провела по абсолютно чистой коже правой коленки, стесанной практически до кости во времена казаков-разбойников, обвела плоский живот без шрама от аппендикса, что расходился уродливой змейкой от пупка к паху, а еще пропали веснушки, родинки и даже пара отметин-оспинок с лица. В общем и целом, я выглядела свежее, сочнее, моложе, что довольно странно звучит в двадцать пять, и тем не менее мелкие мимические морщинки у рта и уголков глаз исчезли как не бывало.
Всё чудесатей и чудесатей. Хорошо, что моя внешность по большому счету не претерпела кардинальных изменений, за четверть века я уже как-то свыклась с такой вот собой. К тому же если следовать простой логике и вспомнить неожиданные ощущения от брачной ночи, то, судя по всему, у меня и миндалины на месте, а это неплохо.
Заколдованные маски, скрывающие личность гостя, прилагались к приглашению, но с легкой руки Эстель то, что предназначалось Айзеку стало моим:
- Ах, Клэр, ему они всё равно без надобности, - расправляя складки на платье горничной, смеялась тётушка. И уже меняя тему, - ты произведешь фурор. Ах, какая тонкая ирония и скрытая насмешка.
- Ты расскажешь Хантингтону? - замерла я на миг.
- Милая, я его тётка. Я не обязана ему рассказывать что-либо, даже то, что вчерашняя его невеста вырядилась вдовушкой. Сам виноват, - вновь засмеялась Эстель.
Ассиметричное корсетное платье с единственным крошечным буф-рукавчиком, сложной пышной юбкой с тканью внахлест и небольшим бантом, подчеркивающим талию, было из темной ткани с ультрамариновым цветочным принтом. Крошечная черная вуаль из шантильского кружева с флоранс рисунком, прикрепленная сапфировыми шпильками к уложенным в тяжелый узел волосами, черные перчатки и тяжелые серьги, что подчеркивали оголенную грудь и острые ключицы, завершали образ «безутешной вдовицы».
Я не ставила пред собой задачу опозорить или унизить Айзека, но почему бы не заявить о себе таким вот эксцентричным способом. По случайным обмолвкам Эстель я догадалась, что чванливое высшее общество чуралось её, продолжая даже спустя столько лет держать в некоем вакууме отчуждения и великосветского пренебрежения, а она не заслуживала такого обращения.
Тем паче, Эсти искренне нравилась мне - что решительно значило для меня куда больше, чем всё остальное. Мне хотелось ткнуть этих спесивых засранцев носом в лужу, словно несдержанного щенка, нашкодившего в любимые ботинки хозяина. Я герцогиня - венец дворянского сословия после Цесса и его супруги, а раз так, то я постараюсь сделать всё, дабы обернуть ситуацию против них.
Мина ахнула, увидев наряд и я лишний раз уверилась в правильности своего выбора, ну что ж - добро пожаловать на бал, Клэрисса.
Из всех мужчин, что когда-либо встречались на моём жизненном пути герцог Александер Рэйдж производил, пожалуй, самое неоднозначное впечатление. Его ангельская внешность никак не вязалась с порочным изгибом тонких губ, а глаза напоминающие цитрины завораживали и пугали одновременно. В тот момент, когда хозяин особняка приветствовал вновь прибывших гостей поцелуем, его узкие ноздри затрепетали, вдыхая аромат пиона на моём запястье, а круглые зрачки, всего на мгновение, вытянулись в тонкие ниточки.
Герцог моргнул и наваждение, вызванное странной связью наших взглядов, исчезло, оставив неприятное ощущение там, где под перчаткой вился брачный браслет. Единственный из полного дома разодетых гостей, он был облачен в обычный бальный наряд и не носил маски, пожелав нам прекрасного вечера и нескучной ночи, он вернулся к своим обязанностям хозяина вечера.
- Александр большой друг твоего мужа, милая, - просветила меня Эстель, щедро наполняя серебряную кружечку фруктовым пуншем. Где-то на пол часа мы выпали из реальности, поглощая вкуснейшие деликатесы, приготовленные рукой одного из лучших кухмейстеров, и сейчас пьяная сытость слегка замедлила меня и сделала куда благодушнее, нежели я была часом ранее, - кажется он единственный, кто знал о том соглашении между твоим батюшкой и Хантом.
- Хантом? - удивилась я.
- Да, это его кличка со времен Академии, - стала обмахиваться горничная, - ну что разбегаемся? Дальше столовой или музыкальной комнаты я не уйду, а ты насладись балом.
Отказываться я не собиралась, и действительно, проводив Эсти в музыкальную залу, где на сцене выступал восхитительный тенор, очаровывая звуками своего дивного голоса безмолвно внимающих слушателей, покинула тетушку.
Дом герцогов Рэйджей был эдаким симбиозом Версальского дворца и Петергофа в миниатюре, мне с трудом удавалось не пялиться на дорогую обстановку или фрески, что оживали стоило вглядеться повнимательнее в картину эпического сражения или мифическое животное, которые были выписаны с такой точностью к деталям, что казались живыми. Напоследок я вышла на увитый плющом балкон и с наслаждением вдохнула свежий, пропахший горьковатой хвоей воздух, что ж - пора.
Посмотрев, как кружатся в незнакомых мне танцах пары, я несколько раз отклонила предложения с улыбкой попивая игристое и ссылаясьсь на недавнее вдовство, вынужденное ношение траура и отказ от мирских удовольствий, чем вызвала смех и встречные шутки столпившихся возле меня мужчин. Затем я сбежала в зал, где желающие сразиться на биллиарде облюбовали несколько столов, покрытых зеленым сукном.
Понаблюдав за игрой, я с удивлением признала Малую русскую пирамиду и Винт* в которых была если не мастером, то два из трех точно била без промаха. Сознательно провоцируя игроков, я слишком нежно сжимала кий или рискованно наклонялась над столом во время удара, привлекая распаленных алкоголем, азартом и вседозволенностью тайны масок идиотов. Затем играя уже в карты и шарады, я, как и прежде, держалась на грани фола, стремясь очаровать как можно больше мужчин, но не преступая грань дозволенного приличиями.
Я старалась избегать верхних этажей, запертых комнат или тайных альковов, где вовсю веселились менее благочестивые нессы. То тут, то там, разбросанные по темным уголкам и секретным закоулкам мелькали сплетенные в танце страсти тела, и я посчитала нужным ретироваться, дабы не быть замеченной. Я хотела пикантных слухов, а не скандала. Да и сбегать от навязчивой, удушливой толпы незамеченной, с каждым разом становилось всё сложнее. О вдовушке уже вовсю шептались, желая узнать кто же скрыт под маской.
Я кокетничала и флиртовала, покидая ту или иную залу под благовидным предлогом, мой план был прост - открыться и сбежать, словно Золушка, впрочем, туфельки я намеривалась оставить при себе. Это были удивительно удобные лодочки из чёрного бархата с пряжками из топаза - а в сложившихся обстоятельствах разбрасываться комфортной обувью не престало. А затем, появиться на каком-нибудь чопорном суаре под руку с тёткой и обливать презреньем всех тех, кто посмел её обидеть, нагнетая молчаливую тайну.
И всё шло прекрасно до тех пор, пока в великосветском прайде не появился новый хищник, куда опасней, чем все вместе взятые. Я узнала его сразу, и моё пугливое сердце на несколько мгновений зашлось в истеричном стуке.
Пронзительный, изучающий взгляд небрежно шарил по одетым в кружево пальцам, осторожно сжимающим бокал с ледяным вайном, задержался на крупном, каплевидном аметисте серьги, едва касающемся ключицы, и плавно перешёл на губы буквально проецируя на меня свои откровенные желания. Неосознанно я увлажнила пересохшие губы, ощущая вкус терпкого вина и пряных специй, щедро добавленных в пунш.
Рассекая людское море, он оттеснил особо прытких из моих кавалеров и практически силком утащил меня из залы, обжигая горячими пальцами сквозь тонкую ткань. Кто я такая чтобы противится мужу? Он ничего не говорил, ну а я не смела, ожидая вспышки гнева. Казалось, Айзек протянул ко мне удушливые щупальца, лишающие воли и сил сказать нет, но вдруг меня отпустило, словно пал и разбился на тысячи осколков рабский ошейник страха.
Ну не убьет же он меня в самом-то деле?
Если только сожрет, взгляд был такой плотоядный, что моё предположение вполне могло оказаться правдивым:
- Несс, - наконец обратилась к нему я, останавливаясь в центре картинной галереи и высвобождая руку, расплетая наши пальцы, - куда вы так настойчиво меня ведете? Я, право слово, растерялась, но ведь конечная цель существует?
- Безусловно, - улыбнулся он, демонстрируя белоснежный оскал, - нам туда.
И правда, через пару метров от того места, где я буквально пустила корни, виднелась закрытая дверь. Её нахождение в картинном зале интриговало, и я позволила любопытству
взять вверх над осторожностью, несмело ступая за уверенно шагающим в раскрытый тёмный зев Зеноном. А когда мы поднялись по узкой лесенке на самый верх мему взору открылась потрясающая картина.
Благодаря игре света, оптической иллюзии и механического гения - крошечная комната представляла собой внутренность гигантского калейдоскопа. Пол, потолок и стены преломляли свет, отражая картины, небо и людей, то есть нас. Удивительно и причудливо, невероятно и головокружительно - во все глаза я наблюдала за малейшим смещением граней и получившимся рисунком, меняющимся вновь и вновь.
Сочленение между шеей и плечом опалило осторожным поцелуем, и еще одним, и еще.. .так приручают свободолюбивую птицу, осторожно, но неумолимо. Я откинулась на широкую грудь супруга, наслаждаясь его силой и растекающимися волнами небывалого удовольствия, да что, чёрт меня дери, они добавляют в это вино?
Айзек развернул меня лицом, приподнял вуаль и припал к губам, врываясь словно пожар в засушливый лес, сметая на своём пути все преграды, не щадя и не размышляя. Его руки шарили по моему телу, умудряясь находить все чувствительные точки сразу, грудь болезненно ныла, царапая острыми сосками подкладку платья, а влажное напряжение в трусиках грозило перерасти в бушующий оргазм, лишь от его поцелуев.
Не заморачиваясь крючками, он просто освободил грудь из корсета платья и впился ртом, одаряя лаской то один, то другой сосок, не забывая при этом мять мою попку. Мне казалось, отпусти он меня, и я шмякнусь ему под ноги, изнывающая и влажная от желания, готовая на всё.
Я потянулась к шейному платку, заколотому крошечной булавкой, и расправляя шелк стала расстегивать петли сорочки, одну за второй, третью за четвертой. Мои дрожащие пальцы накрыла твердая ладонь, и он отстранился. Даже сквозь маску я видела недовольный прищур его глаз. А затем герцог будто что -то для себя решил, отпуская, позволяя, и я долгожданно распахнула сорочку приникая губами к чуть солоноватой коже груди.
В разрезе горловины мелькнула деталь татуировки, и я прикусила место, на век испачканное чернилами. К этому моменту уровень мужского интереса был столь высок, что практически прорывался с боем на свободу, и я сжала тугой ствол сквозь ткань мужских бриджей, одновременно обводя языком чернила. Айзек застонал.
А затем развернул меня к себе спиной и прижал к прозрачной стене башни, впечатывая меня голой грудью в стекло, и после задрав юбку вонзился, пришпиливая словно распластанную бабочку - булавкой. Он вбивался в меня медленно, продлевая удовольствие и агонию, сминая клитор волнующими движениями, проводя по тонкой грани удовольствия и боли. Раз за разом подводя меня к краю, но не отпуская, дергая за ниточки, мастерски, как опытный кукловод.
И вдруг раздался хлопок и темное небо расцветили тысячи разноцветных огней, гаснущих и загорающихся вновь, умирающих и возрождающихся, как мы. Я с предвкушением и легкой тревогой наблюдала как толпа людей, стоящая прямо под нами, на освещенном факелами и фейерверком огнями, наблюдала за салютом. Острое удовольствие запретного щекотало нервы, и пусть умом я понимала, что увидеть нас они не смогут, адреналин, будто пузырьки в шампанском, бурлил и лопался в крови добавляя к удовольствию слияния все иновые и новые оттенки.
А затем я кончила, колотя по стеклу и требуя еще. Зенон смял мою грудь вторгаясь в последний раз и замер, тяжело дыша мне в шею.
Потом последовала возня, он оправил мне юбку и взбил рукавчик, я тем временем заправила грудь и опустила взгляд на внушительное достоинство супруга, едва ли опавшее после вспышки нашей страсти: