— Подожди, не торопись. Известно, кто она? Как её зовут? Почему её взяли?
— За ней следили. После того, что у нас в городе творилось, полиция на ушах стоит. Никто не хочет опять войн между кланами. За всеми приезжими, особенно, подозрительными, следят в оба. А девчонка подозрительная была. Без документов. За ней наблюдали какое-то время, а потом что-то обнаружили. Попытались арестовать. В итоге — куча трупов.
— Так. Я понял. Могу её увидеть?
— Думаю, это возможно. Я поэтому и позвонил: вдруг ты её знаешь. Полиция не может от неё и слова добиться. Только давай поторопимся. Сегодня за ней из Владимира люди приедут.
— Скоро буду, — я положил трубку.
В отделении нас встретил полицейский урядник, знакомый Якова — солидный мужчина с моржовыми усами.
— Доброе утро, господа, — он поклонился нам. — Вы по вопросу задержанной особы? Это очень хорошо. Если сможете пролить свет на её личность, буду несказанно вам благодарен. Мы ни слова из этой дамы не вытянули.
Камеры находились в подвале. Мы спустились, подошли к одной из железных дверей с небольшим зарешечённым окном.
В крошечной одноместной камере царил полумрак. Свет исходил от тусклой мутной лампы под потолком. На нарах сидела Катрин — я сразу её узнал. Она мельком взглянула в нашу сторону, а потом снова уставилась в стену напротив.
— Вам известна сия особа? — снова спросил урядник, когда мы отошли от двери.
— Я её знаю, — сказал я. — Я могу с ней поговорить наедине?
— Поговорить? — урядник нахмурился и почесал затылок. — Это запрещено, если вы не адвокат задержанной… Впрочем, за скромное вознаграждение я могу посодействовать. Но учтите, эта особа очень опасна. Двое стражников, что имели неосторожность вчера днём зайти к ней в камеру, отправлены в больницу с переломами. Надеюсь, вы понимаете, что делаете?
«Вот же жук, за вознаграждение, значит», — подумал я, доставая из кошелька пятирублёвую ассигнацию.
— Я прекрасно понимаю. Мне нужно поговорить с задержанной, — я протянул банкноту, и в следующий миг она исчезла в кармане кителя урядника.
— Что ж, прошу, — урядник подозвал стражника и приказал открыть камеру.
Когда я вошёл, Катрин посмотрела на меня без особого энтузиазма. Только теперь я заметил, что у неё опух нос, разбиты губа и бровь, а на лице красовались синяки. На ней было старое поношенное платье, какие часто можно увидеть на женщинах из рабочих районов.
Я сел рядом.
— Как чувствуешь себя? — спросил я, осматривая её лицо.
— Могло быть и лучше, — усмехнулась Катрин.
— Что произошло? Почему тебя взяла полиция?
— Я тебе говорила, что за мной следят. Вчера ночью, когда я вернулась домой, они вломились, хотели схватить. Я отстреливалась. Что мне оставалось делать? Шестеро мертвы. Патроны закончились. Пришлось сдаться. Вначале я думала, что это род за мной прислал людей, думала, они только назвались полицейскими, чтобы увезти меня обратно.
— Не надо было это делать, — проговорил я. — Хорошо, что тебя не убили. Если бы ты не оказала сопротивление, всё было бы иначе.
— Прости, я совершила глупость. Но с тех пор, как я здесь, постоянно жду, что за мной явятся. В городе я беззащитна. Если Птахины узнают, что я в руках полиции, они сделают всё, чтобы достать меня и предать суду, — Катрин замолчала, а потом посмотрела на меня умоляющим взглядом. — Прошу, не дай этому случиться. На допросе я не сказала ни слова, и буду молчать даже под пытками, но рано или поздно они узнают.
Я взял Катрин за руку:
— Сделаю, что смогу. Полиция тебя не выдаст. Ты же знаешь, как тут относятся к Птахиным. Они и тебя взяли только потому, что подумали, будто ты подослана либо Птахиными, либо Барятинскими. Они боятся.
— Если бы ты не отказал мне, они бы так не подумали, — тихо произнесла Катрин, отвернувшись.
— Или если бы ты не открыла стрельбу… Ты сама всё прекрасно понимаешь. И не надо обид, хорошо? Я тебя вытащу. А там уже будем разбираться, что делать.
Мне стало жалко Катрин. Я действительно был виновен в том положении, в котором она очутилась. Ведь, прими я её на службы, посели в поместье, полиция бы не докопалась. Вот только для этого я должен был поверить словам Катрин. А я всё ещё сомневался, не находя доказательств ни за, ни против.
Будучи полностью уверенным в том, что деньги помогут вытащить Катрин из неприятностей, я вместе с Яковом проследовал за урядником в его кабинет.
— Вы можете что-то рассказать о ней? Это ваша знакомая? — спросил урядник, когда мы расположились за столом.
— Лучше вы расскажите, почему вы арестовали её? — задал я встречный вопрос. — Она связана с Птахиными или Барятинскими? Вам удалось что-то выяснить?
— Нет… Э… Михаил, простите, но я не могу раскрывать детали следствия, — растерялся урядник, припёртый к стенке шквалом вопросов. — Это не в моей компетенции, да и я, признаться, сам мало знаю. За девушкой следили несколько дней. А потом управление решило её арестовать.
— Ладно, — сказал я, — тогда она должна выйти отсюда. Деньги — не проблема, сами знаете.
Урядник тяжело вздохнул и запыхтел, всем видом показывая, что я ставлю его в трудное положение.
— Понимаете, Михаил, — ещё раз вздохнув, начал он мне объяснять, — к сожалению, ситуация такова, что этот вопрос от меня мало зависит. Шестеро полицейских, шесть подданных короны, мертвы. При исполнении, прошу заметить! Это факт, который невозможно просто так игнорировать. Эта дружинница принадлежит вашему роду?
— Нет, но это и не имеет значения, — ответил я. — Какие есть варианты? Понимаю, я из боярского рода, и поэтому вы не хотите мне помогать. Но в городе наверняка найдутся люди, к которым вы прислушаетесь.
— Не в этом дело, Михаил, — замотал головой урядник. — Поймите правильно. Я бы ни за что не отказал вам, будь на то моя воля. Но ситуация гораздо сложнее. Мои полномочия здесь всё… окончены. Дело пошло выше. Сегодня приедут люди из Особой Императорской Службы. Обратись вы вчера, ещё можно было как-то уладить вопрос. Но теперь я просто не имею права.
— Когда они приедут? Я поговорю с ними.
— К сожалению, я не поставлен в известность. Да и не стоит вам рисковать так. Сотрудники ОИС — не те, с кем легко договориться. Я бы с радостью помог, но… — урядник развёл руками. — Поймите правильно.
По дороге обратно я рассказал Якову о том, кто такая задержанная. Он немало удивился, узнав, что это та самая девушка, которой в голову попал осколок и которую он вёз ко мне домой в тот вечер, когда я схлестнулся с главой младшей ветви.
— А что она тут делает? — спросил Яков. Машиной управлял он. Я не стал садиться за руль: слишком сильно мутило в голове из-за бессонной ночи.
— Кто бы знал? Она утверждает, что ушла из рода, — я не стал вдаваться в подробности.
— Да ну, враньё. Зачем ей это? Шпионит, небось.
— Вот это я и пытаюсь выяснить.
— И ты хочешь её освободить?
— Именно. Если она говорит правду, то оставить её на произвол судьбы — с моей стороны свинство. Если же она явилась сюда по приказу Птахиных, я это узнаю, так или иначе, и разберусь сам, будь уверен. Это не дело полиции. Тут личное.
Вскоре я уже сидел в гостиной дома Якова на втором этаже. Приятель мой расхаживал из угла в угол. Я же опёр голову на руки: она болела всё сильнее и сильнее. Поспать бы. Жаль, что сейчас не до этого.
— Проблема, однако, — резюмировал Яков. — На ум пока ничего не приходит. Обычно урядник более сговорчивый, но тут иная ситуация. ОИС — организация серьёзная. Служба эта создана, чтобы зарвавшихся боярских дружинников пресекать. И ладно бы твоя подруга грохнула нескольких простых рабочих, глядишь, и сошло бы с рук, не стали бы бучу поднимать. Но тут шестеро полицейских при исполнении! В общем, проблема. Я не знаю того, кто бы мог Катьку вытащить. Дворяне нам не помогут.
— С этой ОИС можно договориться?
— Вряд ли. Туда самых честных и неподкупных набирают. Межсословные дела, как-никак, приходится урегулировать. Это тебе не лаптем щи хлебать. Им такие взятки предлагают порой, какие нам и не снились.
— И куда повезут Катрин?
— А пёс её знает. Во Владимир, скорее всего. Там — суд и казнь.
— Поездом?
— Да я-то откуда знаю? Чего у меня спрашиваешь? Ну поездом. Наверное. А может, дирижаблем.
— Слушай, я должен её вытащить. Без разницы, как.
— Сомнительная идея, — усмехнулся Яков. — План хоть есть?
— Пока нет. Поможешь?
— С ума сошёл? Не-е, я в эти вопросы не лезу. Я законопослушный человек и проблемы мне не нужны. Извиняй, Мишка, но тут уж как-нибудь сам без меня. Да и тебе не советую. О твоей силе уже многим известно, и почерк твой узнают сразу. А с такими врагами, как ОИС, единственный путь — бежать из страны на край света.
— Не волнуйся, всё сделаю аккуратно. Мне одно нужно: узнать, когда за ней приедут. Всё. Больше ничего от тебя не прошу.
— Ладно, так и быть, я поговорю с урядником. А тебе поспать надо. Вид у тебя совсем ни к чёрту, как будто неделю квасил.
Я лёг спать в гостевой комнате. Яков обещал разбудить, когда станет известно о прибытии людей из ОИС. И он сдержал обещание. Не прошло и трёх часов, как он меня растормошил и уведомил о поступившем звонке. За Катрин явились сотрудники.
Чувствовал я себя, казалось, ещё хуже, чем до того, как лёг спать. Голова не проходила, глаза слипались. Обычно бессонные ночи я переносил гораздо легче.
И тем не менее, я тут же сорвался и поехал на вокзал. Боялся, что не успею, что Катрин увезут раньше. Я знал: если с ней что-то случится, буду себя винить в этом до конца своих дней. Если она по-прежнему работает на Птахиных, они точно позаботятся о дружиннице — не пропадёт. А если нет… Вот тут уже вопрос сложный. Ведь что тогда получается? Она доверилась мне, а я её бросил на произвол судьбы, не защитил. Так или иначе, когда освобожу её, наши пути разойдутся. Катрин придётся уехать подальше отсюда и остаток жизни скрывать от властей. А я перестану, наконец, ломать голову над тем, за кого она. Это уже будет не моя проблема.
Прождал я несколько часов, сидя в машине и наблюдая за вокзалом. Думал даже, что не успел, и Катрин давно увезли. Ну или отправили на дирижабле. И всё же ждал. Глаза слипались, хотелось откинуться на спинку и уснуть. Часто выходил из машины и бродил взад-вперёд, пытаясь отогнать сонливость.
И всё же моё упорство было вознаграждено. Когда стемнело, к вокзалу подъехала чёрная машина, из неё вышли трое. Они вели Катрин, закованную в кандалы.
Я тут же побежал брать билет. А минут через десять уже подъехал поезд, и я стал свидетелем того, как Катрин и ещё трёх заключённых, тоже закованных в кандалы, погрузили в один из двух тюремных вагонов, прицепленных в конце состава.
Поезд стоял больше часа — после начала войны это было в порядке вещей. Я устроился на своей полке в вагоне третьего класса и ждал отправления. Чуть не уснул, но важность предстоящей операции всё же помогла держать себя в руках, хоть и рубило меня не по-детски.
С собой у меня имелся револьвер — короткоствольный, воронёный, небольшого калибра: 3,5 линии. Его было удобно носить в нательной кобуре под одеждой, а барабане помещалось аж целых семь патронов. С ним-то я и собирался отбивать Катрин от конвоиров.
Наконец поезд тронулся, остались позади городские огни. Я выждал два часа, пока все пассажиры уснут.
Слез с полки, проверил револьвер. Пора.
Глава 7
Из пассажирских вагонов в тюремные попасть было невозможно: путь преграждала запертая дверь. Я повязал на лицо платок, чтобы меня никто не опознал, вынул револьвер и, войдя в «энергетическое» состояние, ударом в район замка, вышиб её.
Вошёл в тамбур. На всех окнах — решётки. Открыл следующую дверь и столкнулся нос к носу с мужчиной в тёмно-синей полицейской форме. Тот держал в руках карабин.
— Бросай оружие, — приказал я, наводя на него ствол.
Конвоир растерялся. Я выхватил из его рук карабин и повесил себе за спину.
— Не двигаться! Делай, как скажу, и никто не пострадает, — проговорил я.
На миг я даже подумал, что удастся провернуть дело без кровопролития. Наивный…
Из ближайшего купе выскочил второй стражник с карабином. Грохнул выстрел. Пуля ударилась в дверной косяк. Противник стрелял с трёх шагов, и всё равно промазал — слишком торопился. Я перевёл ствол на него, нажал на спуск. По стене вагона расплескалась кровавая клякса. Стражник упал. В это время первый, видимо, решив, что успеет достать револьвер, потянулся к кобуре. Действительно, успел, но я уже взвёл курок и, направив оружие в голову конвоира, вышиб ему мозги. Кровь брызнула во все стороны, капли попали мне на руки и лицо, поскольку стрелял я почти в упор.
Каждый выстрел давал по мозгам. Заложило уши. У меня и без того болела голова, а теперь в неё словно гвозди забивали.
С другого конца вагона грянула винтовочная пальба, но в меня не попала ни одна пуля. Они врезались в дверной косяк, били стёкла в коридоре. Пули мне были не страшны, но бесконечное число попаданий я тоже выдержать не мог. Я не знал, со сколькими противниками веду бой, и как долго он продлится, так что следовало проявить осторожность: не лезть на рожон, не подставляться под пули. Не строить из себя терминатора, одним словом.
Я прижался к стене. Выстрелил в ответ.
Передо мной была распахнутая дверь купе. Я заглянул в неё, и тут же над ухом просвистела пуля. В четырёхместном купе на нижней полке сидел мужчина в полицейских штанах и рубахе, в руке он сжимал револьвер. Я выстрелил. Он — в ответ. Я снов нажал на спуск. Мужчина откинулся к стене обмяк и сполз на пол. На плече и на груди его расплывалось два кровавых пятна, а рукаве моего пальто образовалось крохотное едва заметное отверстие.
В это время с противоположного конца вагона не прекращали стрелять. Я спрятался в купе, снял с плеча карабин. Это была укороченная армейская винтовка с поворотно-скользящим затвором и семизарядным магазином.
Я выглянул с оружием наготове. В моём направлении по коридору шли двое, держа дверь купе под прицелом. В следующий миг грохнули два выстрела. Залязгали затворы. Я пальнул в ответ. Промахнулся. «Эх, — подумал я, — была бы Катрин, она бы их в считанные секунды уложила». Но Катрин сейчас сидела в одной из камер, и помочь мне ничем не могла. Так что придётся самому.
После того, как мои противники выпустили ещё по одной пуле, я включил ускорение. Выглянул. Прицелился. Конвоиры словно в замедленной съёмке перезаряжали оружие. Выстрелил в одного. Тот упал. Я передёрнул затвор, опять прицелился. Слишком долго. Второй противник уже достал патрон и выстрелил практически одновременно со мной. Он вскрикнул и свалился рядом с первым. Его пуля пролетела перед самым моим носом и врезалась в стену. Я убрал голову.
Только что смерть промелькнула в паре сантиметров от меня. Когда я направлял энергию в ускорение, защита пропадала, поэтому в такие моменты следовало быть крайне осторожным. Я отчётливо видел летящие пули, и иногда даже получалось от них уворачиваться, но это была игра с огнём.
Я перенаправил энергию в защитную оболочку. Передёрнул затвор, высунулся из двери. В меня опять принялись палить. Я — в ответ. Осталось ещё несколько человек — кажется, двое или трое.
Когда магазин опустел, я отставил карабин в сторону. Перезарядил свой револьвер и взял револьвер убитого полицейского. Пока выполнял эти действия, оставшиеся в живых конвоиры подошли к купе, где я прятался. Из-за угла выглянул стражник с винтовкой. Ствол смотрел мне в живот. Противник нажал на спуск. Не успев прицелиться, я выстрелил сразу с двух рук. Полицейского отбросило к стене напротив, и он сполз вниз, оставляя кровавые разводы. Я взвёл курки.
Заглянул следующий. Вражеская пуля продырявила мой сюртук под распахнутым пальто. Я поочерёдно выстрелил из обоих стволов. Опять кровавые брызги: одна из пуль попала в лицо противника. Тело грохнулось на пол.
Прислушался — никого. Выглянул: передо мной был пустой коридор, в котором лежали шесть трупов: четверо в моём конце, двое — дальше в проходе. Осторожно двинулся по вагону, готовясь к засаде и одновременно осматривая узников сквозь решётчатые двери камер. Заключённые просили выпустить, но я не обращал на это внимания. Прошёл весь вагон, но Катрин не обнаружил. Значит, она ехала в следующем.