Пока отчим осмысливает, стоит ли настаивать, вступает мама, все это время не прекращающая наблюдать за происходящим:
— Может вам коньяка предложить, раз вы от водки отказываетесь?
Ее тон кому-то может показаться учтивым, но не мне. Слишком уж много в нем нарочитости. Наверняка, хочет укорить Булата за то, что проявляет невежливость и отказывается.
Булат отпивает минералку, возвращает стакан на стол и смотрит на маму:
— Спасибо, но я не собираюсь пить.
Она поджимает губы и переводит взгляд на тетю Галю, очевидно, ища поддержки. Поддержки не находит, потому что та во все глаза разглядывает Булата. И Кристина тоже.
Тетя Галя говорит маме тост, после чего все чокаются: мы с Кристиной соком, Булат — минералкой, остальные — водкой.
Опрокинув рюмку, мама закашливается — видимо, попало не в то горло — а потом долго смеется над собой. Смеются и остальные, и обстановка понемногу разряжается.
— Как в Москве, Тай? — впервые заговаривает Кристина, вновь сосредотачивая внимание стола на мне.
Наверное, такие вопросы и задают те, с кем не осталось общим тем для бесед: обо всем и ни о чем. Но сейчас я благодарна ей за попытку приобщить меня к празднованию.
— Хорошо. Мама, наверное, говорила, что я учусь. Еще работаю в отеле на ресепшене… Получается совмещать. Квартиру снимаю… Есть щенок…Банди, — при воспоминании о нем, я начинаю улыбаться: — Дома меня ждет.
— А с Булатом вы как познакомились? — маскируя любопытство шутливым весельем, принимает эстафету тетя Галя. Спрашивает меня, а разглядывает Булата.
Я впадаю в ступор. Знала же, что они захотят узнать, и все равно не подготовила правдоподобную версию. С другой стороны, «версия» означала, что мне пришлось бы врать при Булате, и непонятно, как бы он к этому отнесся.
Я открываю рот и снова его закрываю. Комкаю салфетку, лежащую на коленях, и ругаю себя за то, что настолько растерялась. Ну что я за человек?
— Нас познакомил мой друг, — неожиданно говорит Булат. — Ему тоже нравилась Таисия, но она выбрала меня.
Из легких будто стремительно выкачали кислород — в груди начинает колоть и пылать. Я опускаю взгляд в стол, чтобы никто не успел почесть в моих глазах, насколько я ошарашена услышанным и насколько не ожидала, что он сделает это ради меня. Какая же ты, глупая, малыш. Он ведь приехал сюда со мной.
— А учишься ты на кого? — это снова тетя Галя. Мама молчит.
— Моя специальность — туризм.
— И кем ты будешь по окончанию?
— Специалистом по туризму с углубленным изучением иностранного языка с дипломом международного образца, — не удерживаюсь от того, чтобы произвести впечатление, и интуитивно ощущаю, как Булат улыбается при этих словах.
—Учится она на платном, — вставляет мама и переводит взгляд на отчима. — Вадим, чего пустые сидим? День рождения празднуем, как никак. Разлей.
Отчим начинает ерзать на диване с явным намерением подняться, но так и остается сидеть, потому что Булат снова подает голос.
— Это плохо?
Уверена, что все, включая меня, точно понимают, о чем он спрашивает.
— А чего уж хорошего, — невозмутимо хмыкает мама. — На платном учиться много ума не надо. Если бы сама поступила — другое дело.
Мне было бы обидно до глубины души от пренебрежения в ее тоне, но лед, исходящий от Булата в этот момент, задвигает обиду на задний план.
— А кто-то здесь пытался совмещать работу и учебу в вузе, пусть и на платном отделении? Я не смог.
Повисает молчание. И без того понятно, что ни у кого тут нет диплома. И даже у Кристины, судя по всему, нескоро появится.
— Могла на бюджете дома учиться. Нет, надо было упороть в Москву, чтобы там на платное поступать. Не научилась пока Таисия ценить то, что имеет.
— Отъезд в Москву был абсолютно правильным решением. Учиться здесь ей явно не нравилось, как и многое другое. Ваша дочь поступила в один из лучших вузов страны, учиться в котором совсем не просто. За нее можно только порадоваться.
— А кто сказал, что я не рада? — не сдается мама и вновь смотрит на отчима: — Ты оглох, что ли, Вадим? Мне самой, может, водку разливать?
Все дни до отъезда в Череповец я представляла встречу мамы и Булата: думала, какое впечатление он на нее произведет, и как они будут общаться. Я была уверена, что она если не полюбит его, то проникнется уважением и будет разговаривать почтительно. И только сейчас меня осенило: не будет этого. Для нее Булат — это олицетворение моей «неправильной» жизни в столице, которую я, по ее мнению, не заслужила. Мне стоило быть как она: иметь работу, не приносящую удовольствие, потому что в ее представлении работа — это тяжкий крест, и ездить в сад, до ломоты в пояснице пропалывая никому ненужные огурцы. А еще мама искренне недоумевает, почему мне достался мужчина куда лучше отчима, и почему моя жизнь должна быть легче, чем ее.
Так происходит, потому что по какой-то причине она совсем меня не любит.
36
— Сколько уже у тебя? — Чтобы пояснить свой вопрос, я указываю глазами чуть выше Кристининой тарелки.
Она опускает руку на живот и начинает улыбаться.
— Три месяца почти. На следующей неделе будет первое УЗИ.
— Волнуешься?
Спрашиваю и украдкой смотрю на Эдика. Хочется увидеть его реакцию на разговоры его ребенке. Может быть, он улыбнется, или его взгляд станет таким же мягким и мечтательным, как у Кристины, и тогда мне будет проще его простить.
Но ничего подобного не происходит. Он продолжает ковыряться в тарелке со скучающе-равнодушным выражением на лице. Неужели они не видят, какой он? Что не сделает Кристину счастливой? Почему все так радуются их свадьбе?
— Они там у себя ремонт начали делать, — с гордостью говорит тетя Галя. — В спальне обои меняют и мебель новую купили. Я говорю, погодите с обоями — цвет выберете, когда пол станет известен. Не слушают. — На последней фразе она так широко улыбается, что становится ясно: ей даже приятно, что не слушают.
— Желтые делайте, Кристинка, — отложив вилку, убежденно советует мама. — И пацану и девчонке подходит. Коляску не покупай пока — у Вальки спрошу. У них хорошая от Женьки оставалась, новая почти.
Мне становится совсем неуютно. Сейчас, когда женская половина стола так увлеченно обсуждает цвет обоев и то, что для здоровья ребенка лучше заменить линолеум на ламинат, я ощущаю себя еще большим чужаком. И о чем думает сейчас Булат? Конечно, мечтает уйти. Но потратить время на перелет и уехать еще до того, как вынесут основное блюдо, будет совсем некрасиво.
— Посидим до горячего, ладно? — трогаю Булата на колено. И словно подслушав эту мою фразу, в ту же секунду поднимается мама:
— Все доели? Сейчас мясо к картошкой принесу.
Кристина пытается встать с дивана, очевидно, чтобы помочь, но мама сварливо ее останавливает:
— Сиди уж, мамашка. Вон Таисия без дела измаялась, — требовательный взгляд на меня: — Вставай давай — тарелки вынести поможешь.
От унижения и обиды начинают пылать щеки. Я собиралась сама предложить помощь на кухне, а не быть отправленной в нее пинками.
— Мы можем уехать прямо сейчас, — не потрудившись понизить тон, Булат смотрит мне в глаза.
Я достаточно хорошо изучила его, чтобы не заметить, что он зол. Челюсть ходит напряжена, глаза опасно потемнели.
— Дай ты семье нормально посидеть, — пьяно мямлит отчим, раскачивая рюмку в руке, из-за чего водка льется на стол. — Сам не пьешь и другим праздновать мешаешь. Тайка-коза два года домой не приезжала…
— Рот свой пьяный закрой, — брезгливо отрубает Булат.
Я застываю. Тетя Галя на противоположной половине стола тихо ойкает, Кристина прикрывает рот ладонью.
— Таисия! Живо! — мама повышает голос почти до крика и, топая пятками, уносится на кухню.
— Все нормально, — лепечу я, заглядывая Булату в лицо. — Пожалуйста… Я сейчас вернусь.
От волнения я так резко отодвигаю стул, что он едва не заваливается на пол, и лишь чудом успеваю его поймать. Мне приятно, что Булат осадил напившегося отчима, и одновременно тревожно и страшно. Какую же я все-таки глупость совершила, приехав сюда, и тем более с Булатом.
Дверь кухни плотно за собой прикрываю. Мама не пытается скрывать свое негодование и гневно громыхает тарелками. Внутри все сжимается, потому что я знаю, что последует за этим. Она станет кричать и, с большой вероятностью, бросаться оскорблениями. Это услышит Булат.
— Довольная? — развернувшись, она впивается глазами в мое лицо. — Прикатили москвичи деревню унижать. Чего ты зенки пучишь? Думали манерами нас поразить? А не поразили. Ни хрена потому что вести себя не умеете. Притащила ебаря своего костюме, который не пьет и не жрет. Чего показать ты этим хотела? Что ниже вашего царского достоинства салаты с майонезом поковырять? Он твою семью ни в грош не ставит! Думаешь, тебя, что ли, уважает?
— Хватит повышать на меня голос, — цежу я, сжимая ладони в кулаки.
— Нахваталась, ты смотри! Чуть что — голос на нее не повысь! Ты кто такая, сикушка драная? А он кто — человеку старше рот закрывать?
— Закрыл — и правильно сделал, — дрожащим от злости голосом выплевываю я. Я имею право. Имею право. — Потому что твой муж ведет себя как пьяная скотина. И возраст тут не причем. Булат не позволяет так с собой разговаривать. И если наше общество тебе так не угодно — мы уедем.
И пусть сейчас я слишком разъярена, чтобы плакать, на эмоциях глаза все равно становятся влажными. Я имею право. Имею право.
— Позорить меня перед людьми не нужно, — понизив голос, шипит мама. — Поедут они. Еще час посидите за столом, как приличные люди — потом пиздуйте.
— А зачем тебе я? У тебя Кристина есть, которую ты считаешь примером для подражания. А я лучше всю жизнь одна буду, чем выйду замуж и рожу, от такого как Эдик. — Голос снова начинает дрожать, но на этот раз уже от слез: — Я не хочу ни как ты, и ни как она… Я выучусь, открою свое турагентство, буду путешествовать по странам и стану по-настоящему счастливой!
— Лягушка-путешественница, твою мать, — снисходительно фыркает мама. — Работу лучше ищи — не всю жизнь за счет мужиков получится выезжать.
В горле клокочет обида и концентрированная ненависть. Сейчас я действительно ее ненавижу. За то, что топчет мои мечты, за то, что пытается уничтожить все то, что я с таким трудом стараюсь взрастить: уверенность и любовь к себе. Взгляд падает на половник, зажатый в маминой руке, и на одно короткое, неправильное мгновение я представляю, как ударяю им ее.
— Тая.
Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. На пороге кухни стоит Булат. С нечитаемым выражением смотрит на мое заплаканное лицо и твердо произносит:
— Тебе нечего делать в этом зоопарке. Поехали домой.
Сглотнув соленый вкус, я киваю и шагаю к нему. Да, да, уехать. Мне нужно отсюда уехать.
К счастью, у мамы хватает здравого смысла, чтобы промолчать.
В прихожей нас провожает одна тетя Галя.
— До свидания, — говорю ей перед выходом и на мгновение замираю, чтобы дать себе проститься с квартирой, которую не планирую больше видеть. Булат прав. Здесь мне действительно нечего делать.
— Ты голодный, — виновато смотрю на Булата, когда мы оказываемся в такси.
— Времени у нас уйма, — хрипло отвечает он, изучая меня глазами. Его зрачки все еще расширены и гневно мерцают, но сам он выглядит странно-спокойным. — Найдем какой-нибудь ресторан по пути в аэропорт.
— Ты назвал меня Таей. Не надо… Я уже привыкла, что ты называешь меня Таисией. В смысле, мне уже нравится.
Говорю и замираю, потому что Булат проталкивает ладонь мне за спину и притягивает к себе. Щека утыкается в мягкий ворс его пальто, я затаиваю дыхание и жмурюсь. Еще один идеальный момент. Когда мир, проносящийся за окном, теряет значение, и остаемся лишь я и он, который меня обнимает.
— Хорошо, что ты тогда ко мне подошла.
37
Свыкнуться с мыслью о разрыве с семьей оказалось сложнее, чем мне казалось после отлета из Череповца. Я как-то читала про фантомные боли: когда в месте ампутированного органа по инерции что-то болит. Вот и у меня также. Общение с мамой мучило меня подобно воспаленному аппендиксу, который рано или поздно пришлось бы удалить. Проблема заключается в моей привычке считать этот отросток частью тела, и потому мне не просто распрощаться с идеей, что веди я себя в прошлом иначе, возможно, оставался шанс его сохранить. Глупости, конечно. Сохранить ничего бы не удалось, ведь я с детства ощущала, что мама по какой-то причине зла на меня. Во мне говорит потребность найти объяснение тому, почему она меня не любила, хотя ответ я давно знаю: просто так бывает.
При звуке входящего сообщения я ныряю в карман за телефоном и тут же начинаю улыбаться. Новая фотография испанских каникул Марины: она, две девушки и темнокожий парень широко улыбаются в объектив камеры.
«В баре познакомилась с французами. Их здесь очень много. Классные ребята».
Я вдруг понимаю, что невероятно по ней соскучилась. По ней и по Даше. Когда Марина вернется из Барселоны, нужно обязательно организовать девичник с вином и разговорами обо всем на свете. Ведь помимо любви семейной, существует и другая: любовь к друзьям, любовь женщины к мужчине, любовь к своим питомцам.
«Вы все такие красивые! Значит, у тебя появилась компания?»
«Собираемся вместе на экскурсию по готическому кварталу Барселоны, а потом завалиться в бар и выпить». Подмигивающий смайлик.
Даже через эти короткие интернет-сообщения понятно, что Марина прекрасно проводит отпуск. Но по-другому и быть не могло: она открытая, искренняя и притягивает хороших людей. Свое веселье она заслужила.
«Жду фотоотчет твоих танцев на барной стойке».
Дзинь.
«Выпить, а не напиться, Тая! Как дела у тебя?»
Ответить я не успеваю, потому что экран темнеет и на нем появляются заветные пять букв, вызывающие неизменный трепет в животе и улыбку на губах. Звонит Булат.
— Я внизу. Спускаешься?
Я на ходу заматываю шарф и выхожу в прихожую, где натыкаюсь на понурый взгляд Банди: дескать, опять оставляешь меня одного.
— Я знаю, что ты на меня обижаешься, но сегодня для этого нет причин. Я приду ночевать домой, как и обещала.
Банди склоняет голову набок и с подозрением щурит глаза. Мол, попробуй только обмани.
Я выскакиваю в подъезд и, сбегая по ступенькам, быстро набиваю Марине честный ответ:
«У меня все просто замечательно».
***********
— Снова итальянский ресторан? — смотрю на Булата с лукавой улыбкой.
— Ты разлюбила итальянскую еду? — отвечает он мне в тон и протягивает руку, помогая выйти из машины.
Я издаю кокетливый смешок:
— Боюсь, тебе придется ждать этого очень долго.
Булат ничего не отвечает, лишь усмехается уголками губ и берет меня под руку — мол, я так и думал.
Говорят, что если в чем-то жизнь дала трещину, то обязательно наладится в другом. Вот так и у нас с Булатом после поездки в Череповец. Не то чтобы наши отношения сильно изменились. Дело, скорее в другом: это я стала чувствовать себя увереннее в них. Например, могу пошутить как сейчас и не заглядывать при этом Булату в глаза: а не перегнула ли палку? Та поездка сблизила нас, сделала роднеее, хотя я не до конца понимаю, чем именно. Вечер-то получился ужасным.
— Я немного изменила прическу. Нравится? — я легкими движениями взбиваю постриженные пряди и кручу головой из стороны в сторону, давая ему разглядеть. Снова кокетничаю. Чем внимательнее и ласковее ведет себя Булат, тем сильнее становится моя потребность привлекать его внимание. Это ни с чем несравнимое удовольствие: получать от него комплименты, пусть даже скупые как сейчас:
— Да, тебе очень идет. С утра постриглась?
Я киваю. Конечно, время стрижки ему вовсе не интересно, и Булат это спрашивает, чтобы сделать мне приятно. Наверное, в этом и кроется причина моей растущей уверенности: в нашем «До» я сбивала пятки, пытаясь его догнать. В нашем «Сейчас» мои ступни целы, потому что мы оба идем друг другу навстречу. Он интересуется моей стрижкой а я прошу его называть меня как и раньше: Таисия. Мое полное имя больше не имеет ничего общего с ругательством из моего детства — из уст Булата оно звучит эксклюзивно, став частью нашего общего прошлого, которого у меня не получается стыдиться, хотя бы потому что оно наше.