— Давай-давай! — торопил филёр извозчика, чувствуя азарт погони. Очередной поворот закончился быстрее, чем возница успел поправить вожжи, лошадь, увидев впереди обрыв, испугалась, отпрянула в сторону и, поставив коляску на два колеса, почти сразу уткнулась мордой в стоящий экипаж сыскарей с неподвижно и безучастно сидящим на облучке Прохором.
Оглянувшись вокруг и не увидев никаких признаков хоть какой-то жизни, филёр пожал плечами и бросился к напарнику, ругая себя за неосторожность, из-за которой он, наверняка, раскрыл себя и его.
— Прохор, эй! Куда седока подевал? — тронул он коллегу за рукав, после чего тот начал неловко заваливаться прямо на руки товарища, пальцы которого, подхватившие падающую голову, мгновенно сделались влажными и липкими.
* * *
Евстратий Медников и Аркадий Кошко разбудили Ширинкина, когда уже светало. Привыкший по роду службы к неурочным подъёмам, генерал по лицам сыщика и «отца филёров» понял, что произошло нечто неординарное.
— Раненый агент в больнице без сознания, состояние тяжёлое, характер ранения похож на ранение мичмана Головина, — торопливо докладывал Аркадий Францевич, размещаясь рядом с генералом в коляске, — его напарник быстро сообразил, отправив извозчика с раненым и запиской в город. А вот дальше началось самое интересное. Оставшись один, филёр обследовал дорогу на полверсты до и после злосчастного поворота и не нашёл никаких видимых причин, заставивших пассажира именно в этом месте напасть на агента. Агент, вынужденный прекратить осмотр ввиду изрядных сумерек, уже собрался возвращаться в город, как услышал шум ещё одного экипажа. Спрятавшись за придорожные камни, филёр наблюдал подъехавшего на двуколке морского офицера, который остановился на том же месте, аккуратно и детально обследовал оставленную бричку и затем исчез в придорожных зарослях вереска, как под землю провалился…
— Дайте я угадаю, — нетерпеливо перебил сыщика Ширинкин, — этот морской офицер был в форме мичмана?
— Так точно, Ваше высокопревосходительство! Судя по описаниям — это и есть наш первый раненый — мичман Головин, который сейчас должен лежать в больнице…
— Вы проверили?
— Так точно — отсутствует!
— Продолжайте.
— После того, как на место прибыла ещё одна группа, было проведено повторное тщательное исследование местности и найдена потайная тропинка, скрытая придорожными зарослями, ведущая к старой рыбацкой хибаре, прилепившейся прямо к скале в двадцати аршинах от моря. Там они и находятся в настоящее время.
— Кто находится?
— Мичман Головин и господин Витте… У дороги выставлен двойной пост. Кроме тропинки, другой дороги из дома не обнаружено.
Ширинкин уставился на Кошко, потом на Медникова глазами человека, собственноручно лицезреющего загробный мир.
— Когда всё случилось? Когда выставлен пост?
— Между шестью и восемью вечера…
— Так вот, дражайшие… Сергей Юльевич в яхт-клубе с шести и до трёх пополуночи изволили штосс подрезать, чему я, ваш покорный слуга, свидетель…
Теперь уже в каменные изваяния превратились сыщики…
— А кого же тогда стерегут ваши люди? — обращаясь к Медникову, задумчиво произнес Кошко.
— Очевидно, того, кто уже один раз устроил маскарад на яхте, — усмехнулся Ширинкин. Впрочем, скоро сами всё узнаем… Хибару обследовали?
— Как можно? Даже близко не подходили! Там же министр…Ну то есть агенты думали, что министр… Взяли под контроль тропинку от дороги к домику. Она одна туда только и ведёт. Другой нет. Не свернешь, не обойдешь. С одной стороны скала, с другой — обрыв. Хибарка в тупике. Так что наш пост у дороги, как пробка в бутылке — перекрыл выход намертво — мышь не проскочит!
— Ну-ну, посмотрим на вашу пробку…
* * *
— Аркадий Францевич! А ведь это привет лично Вам! — с издевательской улыбкой прокомментировал начальник дворцовой полиции найденные в хибаре накладные усы и парик, точь в точь повторяющие усы и прическу сыщика. Рядом с ними на давно неиспользуемых по назначению деревянных полатях, аккуратно сложенные, покоились генеральская шинель Ширинкина и мичманский морской мундир. Из-за неплотно сбитых досок слышался тихий, но выразительный мат Евстратия Медникова.
Лучший филёр империи стоял у второго выхода из хибары, полностью скрытого со стороны тропинки, а у ног его начиналась крутая, вырубленная в скале лестница, упирающаяся в волны Чёрного моря.
Глава 14 Время собирать камни. Начало
Декабрь 1900. Париж. Латинский квартал.
Она сегодня опять шла домой пешком, несмотря на протесты мужа, настоятельно требующего пользоваться конкой или извозчиком. Милый Пьер, также пылко влюблённый, как и в первые годы знакомства. Он готов был снять с себя последнюю рубашку, чтобы облегчить её долю. Сам работал за троих — и в их бедной, больше похожей на сарай, лаборатории на улице Ломон, и на кафедре в Сорбонне, которую он получил по протекции Анри Пуанкаре.
Денег всё равно катастрофически не хватало. Ни на подрастающую дочь, ни на нормальный быт (*). Но самое главное — их не хватало на исследования радиоактивных элементов. Супруги Кюри считали это делом всей своей жизни и отдавались ему упоённо и без остатка.
Из-за постоянной нужды Мари начала преподавать физику в Севрской высшей женской школе. Экономила на всём и, в первую очередь, на своём здоровье. Семь километров туда, семь километров обратно… От недоедания и недосыпания постоянно кружилась голова. Сегодня что-то стало совсем худо…
Молодая женщина присела на парковую скамейку и тяжело опустила голову на руки. Господи! Дай силы дойти! Осталось-то всего триста шагов, не более…
— Мадам Кюри-Склодовска? Вам плохо? Требуется помощь? — раздался над ухом бодрый, слегка вальяжный голос.
Мари с трудом разлепила кажущиеся свинцовыми веки и с удивлением уставилась на франтовато одетого кавалера, сквозь цивильный костюм которого явно проступали военные эполеты и аксельбанты.
«Какого чёрта?!» — хотела уже произнести она, будучи не расположена к уличным знакомствам. Но молодой человек упредил её, подняв руки, и умоляюще сложив их перед собой.
— Прошу прощения, мадам, мы не представлены. Граф Шереметев, к вашим услугам. Флигель-адъютант Его Императорского Величества. Нахожусь здесь по высочайшему повелению и уполномочен Вам вручить личное послание Его Величества, а также оказать всемерную помощь, если таковая понадобится… Я не думал знакомиться на улице, направлялся к Вам домой и совершенно случайно увидел Вас в сквере…
В этот день Мари Кюри явилась в свою семью позже обычного. Точнее, явилась не она, а внушительная гора самых различных коробок и упаковок из магазинов с Елисейских полей, а также записка мужу с просьбой срочно приехать в ресторан «La Tour d'Argent».
— Пьер! Дорогой! — Мари буквально прыгнула на шею супруга, как только он поднялся на второй этаж, с которого открывался дивный вид на собор Нотр-Дам, — познакомься, вот это — посланник русского императора, а вот это, — Мари сунула в руки мужа пухлый конверт, — приглашение организовать в России и возглавить Радиевый институт под его личным патронажем и с начальным бюджетом… ты только посчитай, сколько там нулей!.. (**)
-------
(*) Только после присуждения в 1903 году Нобелевской премии, супруги Кюри смогли позволить себе такую роскошь — купить ванну и оснастить свою лабораторию необходимым научным оборудованием.
(**) Радиевый институт в реальной истории образован в январе 1922 года по инициативе и под руководством академика В. И. Вернадского при активном содействии его соратников и помощников В. Г. Хлопина, А. Е. Ферсмана и И. Я. Башилова путём объединения трёх организаций, занимающихся изучением с разных сторон явления радиоактивности:
радиевое отделение Государственного рентгенологического и радиологического института; радиевая лаборатория Академии наук, в которую была преобразована Комиссия по организации и эксплуатации пробного Радиевого завода; радиохимическая лаборатория при Геологическом и Минералогическом музее РАН.
Декабрь 1900. Киев. Дом генерал-губернатора
— Я полностью разделяю ваш скептицизм насчёт этих скорострельных винтовок, Михаил Иванович. Но приказ есть приказ, и я не могу просто взять и выбросить в мусорник Высочайшее повеление. Поэтому мне придётся воленс-ноленс отправиться к полковнику Мадсену с предложением, от которого я лично не в восторге, и которое, уверен, не принесёт никакой пользы нашей армии. Я уже и так изрядно подзадержался у вас в гостях, и дальнейшее промедление, боюсь, приведёт к неприятностям…
— Спасибо, голубчик, спасибо, утешили старика, разбавили своим визитом мою тоску по столице, — генерал Драгомиров промакнул краешки глаз белоснежной салфеткой и, тяжело вздохнув, приступил к трапезе. — Вы знаете, я совсем покрылся мхом в этой дыре. Киевское генерал-губернаторство — это, по существу, такая ссылка, такая ссылка… Ну, а как вообще государь? Знаете ли, тут у нас такие слухи ходят…
Флигель-адъютант князь Оболенский кивнул лакею, держащему наготове запотевшую бутылку шампанского, и благодушно вытянулся в кресле. «Мне бы такую ссылку, старый пень!» — подумал он, с презрением поглядывая на престарелого генерала.
— К моему сожалению, — сказал он уже вслух, — я видел государя крайне мало, мельком. Представился — получил предписание — отбыл. Могу засвидетельствовать — после болезни он крайне резко поменялся. Будто это совсем другой человек… Вы меня понимаете? — и князь красноречиво покрутил пальцами в воздухе, едва касаясь головы… — Понимаете?
— Бедный мальчик, — генерал покачал головой и со вздохом упёрся глазами в тарелку, чтобы не выдать свои эмоции. — А какой удар для Марии Фёдоровны… Такое несчастье… Слава Богу, его батюшка до этого не дожил…
Собеседники истово перекрестились, глядя в потолок, украшенный затейливой лепниной. Несколько минут прошло в полной тишине, нарушаемой только звяканьем приборов о посуду…
— Полагаю уважаемый Владимир Николаевич, — прервал длинную паузу Драгомиров — дело сиё настолько сложно, что Государь проявил истинную мудрость, поручив его именно вам. Эти иностранные изобретатели народ весьма капризный и больно не любят иметь дело с нашими казенными ведомствами. Ежели не получится договориться с этим полковником, — генерал сделал акцент на слове «не получится» и выразительно посмотрел на Оболенского, — не огорчайтесь… Я напишу верноподданейшую записку Его Императорскому Величеству о вредности сих инвенций… Даже если не послушает — не будет же он казнить старика. Всё же для общего блага пекусь, а не живота своего ради… А, может, он уже и забыл этот свой каприз… А вас ждут гораздо более неотложные дела. Вы ведь знаете, кому надо доставить ту прискорбную информацию о состоянии императора, которой вы только что со мной поделились?
— Даже не сомневайтесь, Михаил Иванович, всё будет исполнено в точности…
— Ах, Владимир Николаевич, мне бы вашу лихость… Я вообще не колебался, когда был поручиком, а теперь вот делаю это постоянно… Например, я совсем не уверен, надо ли вам немедленно отправляться в дорогу или можно повременить с отъездом до Новогоднего бала?
— Змей вы-искуситель, Михаил Иванович… Но… Благодарю, мне пора…
— Ну, как знаете, голубчик, как знаете. Пойду приготовлю для вас сопроводительное письмо, а вы спокойно заканчивайте трапезу — сегодня уж точно на ночь глядя никуда не тронетесь. Утро вечера мудренее…
Крупнейший военный теоретик Российской империи, один из ведущих военных педагогов своего времени, генерал-адъютант, а ныне киевский, подольский и волынский генерал-губернатор Драгомиров не спеша поднялся из-за стола, по-старчески шаркая ногами вышел из столовой, плотно закрыл за собой двери, после чего распрямился, расправил плечи и уже упругим шагом профессионального военного направился к письменному столу. Не садясь в кресло, набросал несколько торопливых строк. Запечатал конверт. Подумал. Отложил перо. Расплавил на свече сургуч и приложил собственный перстень. Щелчком пальцев подозвал бесшумного, как тень, адъютанта. Вручил конверт.
— Кому доставить, знаешь. Выйдешь через чёрный ход, чтобы гости не видели, и поспешай, братец. Чтобы мухой!
Декабрь 1900. Лонг-Айленд
Начало строительства башни — центрального сооружения проекта «Уандерклиф» — откладывалось, наверно, уже в десятый раз. Подрядчиков пугал нестандартный проект с огромным «набалдашником» на высоте 130 футов, гарантированно делающим башню опасно неустойчивой.
Автор архитектурного проекта Стэнфорд Уайт уже откровенно грустил, исподволь предлагая амбициозному заказчику «урезать осетра», ибо знакомые строители уже закончились, а желающие создавать «грандиозу» так и не начались. Хотя шансы договориться с ними были. Подрядчики готовы были приступить к работе при условии снижения проектной высоты башни до 100 футов и уменьшении в два раза размера и веса верхней площадки. Но заказчик — «сумасшедший серб» — не уступал ни на йоту и требовал вообще невозможного… Переговоры срывались одни за другими…
— Мистер Уайт! К вам посетитель! — секретарь посторонился, пропуская плотно сбитого мужчину, с лобастой головой, украшенной гусарскими усами и низко посаженной на короткую шею. Весь этот явно армейский внешний вид и выправка слабо вязались с модным котелком, суконной тёмно-синей курткой и широкими, не стесняющими движения, брюками.
— Чем обязан? — архитектор напрягся, подозревая визит федерального налогового агента, которые весьма пристально наблюдали за любой активностью в прибрежной зоне, подозревая контрабандистов в каждом новом собственнике.(*)
— Слышал, что ваш заказчик испытывает некоторые проблемы с поиском подрядчика на сооружение весьма специфического строения? — в беглом английском посетителя явно присутствовал акцент, и Уайт выдохнул. Налоговиков-иностранцев, слава Богу, не бывает…
— Позвольте полюбопытствовать, а какое вы отношение имеете к строительству? — разглядывая гостя, уже спокойно спросил архитектор. — Простите, но я прекрасно знаком со строительной публикой и даю руку на отсечение — вы за свою жизнь не построили даже собачьей конуры…
Гость оказался не обидчивым. Коротко хохотнув, он подошёл к архитектору, внимательно осмотрел его с головы до ног и с лёгким превосходством раздельно произнес:
— Мистер! Вам что-нибудь говорит словосочетание «стальной сетчатый гиперболоид вращения инженера Шухова?»
— Мистеру Уайту, может, ничего не говорит, а вот я определённо что-то читал, — послышался голос откуда-то сверху. И по лестнице, ведущей на второй этаж, буквально скатился моложавый высокий человек с чёрными густыми волосами на прямой пробор, светлыми глазами, чуть прикрытыми длинными ресницами, из-за чего они приобретали мечтательный вид. Элегантная, стильная внешность его явно диссонировала с большими руками и просто громадными пальцами разнорабочего, привыкшего перемещать тяжести посредством мускульной силы.
— Мистер Тесла, — вскинулся Уайт, — я как автор проекта не могу позволить всяким проходимцам…
— Спокойно Стэнфорд, — заложив руки за спину Тесла подошёл вплотную к гостю, бесцеремонно изучая его американский цивильный костюм, на те вяжущийся с манерами европейского профессионального военного, — мистер…
— Нарышкин, к вашим услугам… — прищёлкнув каблуками модельных туфель, представился гость.
— Мистер Нарышкин вряд ли проделал путь через океан, чтобы разорить меня, — хохотнул Тесла. — И мне крайне любопытно, чем я так заинтересовал Старый Свет, что его представители собираются помочь мне построить мой «Уандерклиф»?
— Извольте, — коротко кивнул гость и протянул инженеру тубус. — Здесь описание гиперболоида инженера Шухова на Нижегородской выставке, а также некоторые расчёты, учитывающие ваши требования. Пославшее меня лицо предполагает, что с помощью этой конструкции вашу башню, мистер Тесла, можно поднять не только на проектные 130 футов, но и на 200 и даже на 400…
Вздёрнутые брови инженера не только убрали с его глаз заслон из пушистых ресниц, но и округлили их, сделав выражение лица по-детски удивлённым и беззащитным. Ни слова не говоря, Тесла схватил чертежи, и начал жадно их изучать, периодически прищёлкивая своими громадными пальцами и делая какие-то пометки на полях.