— … для обоснования своей позиции я бы хотела продемонстрировать запись…
Плохо говорит, слишком тихо. Иногда это срабатывает, заставляет прислушиваться, но не в такие моменты. Сейчас её вовсе не замечают.
Картинка, оживлённая пассом адвокатши, в полумраке зала вспыхнула по-особенному ярко: цвета насыщенные, почти ядовитые. Фигуры куда объёмнее и рельефнее, чем в жизни. И звуки слишком чёткие, слишком громкие.
Тейлор закрыл глаза, растёр переносицу. Инквизитору на самом деле показалось, что у него галлюцинации начались. Глянул — да нет, не мираж. На изображении действительно женщина была: голова откинута, губа закушена, ко влажному лбу прилипла тонкая прядь волос. А между её широко разведённых ног кто-то копается. Судя по ширине плеч и спины — мужчина. «Давай, милая, ещё немного!» — и что-то такое причмокивающее, сосущее.
— Остановите запись! — тоненько вскрикнул встрепенувшийся судья.
Обалдевшая секретарша метнулась в одну сторону, в другую. Замерла, зачем-то растопырив руки, как курица крылья. Женщина на записи застонала — долго, протяжно.
— Госпожа Рейсон! — грохнул молотком Грокк — и промахнулся по подставке, по столу попав.
— Конечно, ваша честь, — невозмутимо отозвалась рыжая. — Сию минуту.
Махнула рукой, остановив картинку.
Лучше бы она этого не делала. Женщина на изображении — с полузакрытыми глазами, с судорогой на лице — выглядела удивительно неоднозначно.
— Вы издеваетесь над судом?! — рявкнул господин председатель.
— Ни за что на свете! — искренне поклялась адвокатша. — И в мыслях не было!
— Тогда что это?!
— Разрешите, я продемонстрирую конец записи? Думаю, всё сразу станет понятно, — смиренно попросила ведьма.
— Вы уверены, что… ваша демонстрация не нарушает… э-эм… закон?
— Ни в коей мере.
— Ну, хорошо, — не слишком уверенно кивнул судья.
Рейсон снова сделала пас — довольно изящный, надо заметить. Изображение «поплыло», пошло пятнами и опять обрело чёткость. Мужчина, кстати, обряженный в странную хламиду и круглую шапочку вроде поварского колпака, выпрямился, держа на руках что-то шевелящееся, окровавлено-слизистое и пищащее.
— Итак, уважаемый суд, — громко, в полный голос заявила рыжая, — эта запись не что иное, как ознакомительное пособие для медицинских училищ. На записи, как вы понимаете, обычные человеческие роды. Между прочим, показанные весьма целомудренно, без лишних подробностей. Пособие рекомендовано министерством образования для студентов старше шестнадцати лет.
— Какое это имеет отношение к делу? — спросил то ли проснувшийся, то ли от шока оправившийся защитник-инквизитор.
Тейлор поставил бы на второе, потому что щеголь не додумался даже вальяжной позы сменить. Выглядел он откровенно глупо.
— Косвенное, — с искренним акульим дружелюбием улыбнулась ему Рейсон. — Всем известен постулат: «Вещи не всегда являются тем, чем кажутся!» И моя маленькая демонстрация подтверждает эту истину. Слишком часто люди, заметив шокирующие детали, не видят картины целиком. Ваша честь, разрешите мне вернуть запись на начало?
— А устным описанием обойтись никак нельзя? — даже жалобно попросил судья.
— Можно, — покладисто согласилась адвокатесса. — Итак, мы увидели картинку, вырванную из контекста. И возникшие ассоциации скрыли от нас детали…
Тейлор, опершись подбородком о сплетённые в замок пальцы, не столько слушал рыжую, сколько рассматривал её. И не без удовольствия.
Завладев общим вниманием, Рейсон его больше не отпускала. Она не ходила, не размахивала руками. Стояла у своего стола, вроде как даже присела на его краешек — точь-в-точь кошка, эдак лукаво на собравшихся посматривающая. И умудрялась разговаривать с жюри, напрямую к ним не обращаясь.
— Согласитесь, простой человек не всегда может разобраться в особенностях работы профессионала. Лавочник не соображает в водопроводных кранах, а ювелир ничего не понимает в словесности! — присяжные послушно закивали, — И в жизни бывают ситуации, типа: «Дорогая, ты всё не так поняла!» — заулыбались, кто-то даже хихикнул неуверенно, — А если дама приподняла юбку, это ещё не значит, что она пытается завлечь мужчину. Может, у неё чулок поехал?
— Я протестую! Это уже демагогия! — чересчур резко, излишне голос повысив, встрял защитник. — Не стоит сравнивать ведьмовские оргии и… недопонимание! Всем известно…
Господи, какой идиот! Но всё же правильно его кандидатуру подобрали.
— Прошу прощения, что перебиваю, но господин защитник абсолютно прав: это недопонимание и банальное незнание терминологии. Я не хочу быть голословной, обратимся к толковому словарю, — и этот самый словарь с закладочками на стол судье — шлёп! — «Шабаш — торжественные ночные собрания ковена для совместного проведения обрядов». Ну а уточнять значение второго слова мы тут не станем, все люди приличные.
Рейсон вернулась к своему столу, покачала головой, мельком улыбнувшись защитнику, присяжным: ах, боже мой, какие глупости, право!
— Протест отклоняется!
— Вы отрицаете, что в орг…
— Господин защитник! — укорила разбушевавшегося молодца рыжая, разве что ухом раздражённо не дёрнула.
— Прошу прощения, переформулирую свой вопрос. Вы отрицаете, что в шабашах ведьм присутствует сексуальная составляющая?
— Отрицаю!
— Ваша честь, прошу обратить внимание! Адвокат профсоюза нагло врёт!
— Поясните свою позицию.
— Всем известно, что…
— Прошу прощения, ваша честь, — мурлыкнула ласково. — Сегодня я ужасно невежлива, но не хотела бы утомлять уважаемое жюри… эм!.. фантазиями защитника. Его возражения мне понятны. Только прежде, чем уточнить свою позицию, позвольте вопрос: в традиции мужского обрезания есть сексуальная составляющая?
— Вы опять пытаетесь увести суд в сторону!
Кажется, защитник даже вскочить хотел — в последнюю минуту сдержался.
— Отнюдь. Проблему подняли вы. С точки зрения профессионала, сравнение не совсем корректно, поэтому я обращусь к уважаемому жюри: есть ли в обрезании, традиционном для ведьмаков и… инквизиторов, сексуальная составляющая? И чем одна традиция отличается от другой?
Кажется, кто-то считал, будто она вовсе не стерва?
— Ваша честь!
— Да, госпожа адвокат, я тоже вынужден сделать вам замечание. Вы пока не имеете права обращаться к суду присяжных.
— Прошу прощения, ваша честь, виновата, — скромно потупила глазки Рейсон. — Разрешите продолжить?
— Продолжайте.
— Спасибо. Господин защитник, я предлагаю перестать искать то, чего нет.
— Что вы имеете в виду?
— Вы хотите, чтобы я ответила прямо? Извольте! Давайте прекратим пытаться придать культурным обрядам и специфическим нюансам той или иной профессии… Как бы это поделикатнее сказать? Развлекательную окраску, наверное, так.
— Протестую, ваша честь!
— В чём суть протеста?
— Адвокат намерено искажает мои слова.
— Защитники, оба подойдите ко мне, будьте добры.
Тейлор, конечно, не слышал, что там говорил судья, да ему и не слишком интересно было. Присяжные шушукались, посмеивались. У защитника-инквизитора на скулах горели кирпичные пятна. Оно и понятно: одно дело выглядеть в глазах жюри некомпетентным — уже неприятно, но, в принципе, исправимо. И совсем другое показать себя некомпетентным и озабоченным. Тут не сразу и сообразишь, как реабилитироваться.
А вот рыжая была безмятежна, всё ту же кошку, перевернувшую кастрюлю и уверенную, что накажут за это пса, напоминая.
— Прошу внимания! — постучал молоточком судья. — Продолжаем процесс.
— Итак, в защиту своей позиции я выдвигаю три постулата. Первый: «Слишком часто вещи оказываются не тем, чем кажутся». Второй даже не постулат, а закон: никто не имеет права порочить либо осуждать культурные и религиозные традиции конфессий. Если, конечно, они не противоречат существующим статутам[2]. И третий: любые профессиональные манипуляции имеют право на конфиденциальность…
И эдак лапочками перебрала, хвост аккуратно колечком свернула, сощурила лукавые глазки.
Н-да, это вам не опыт, господа. Пожалуй, это что-то очень смахивающее на талант.
***
На балконе было сумрачно. Единственным источником освещения служила свеча, горящая в пузатом бокале на столе, да ещё не слишком яркие звёзды, но и их загораживала тёмная гребёнка парковых деревьев. Поэтому инквизитора Кира заметила только тогда, когда он заговорил.
— Странный вы человек, госпожа Рейсон, — инспектор стоял, облокотившись о перила — спиной к ведьме. И голову не повернул даже из вежливости. — На работе отказываетесь одеваться по форме, а на свидание приходите в мантии.
Адвокат открыла уже рот, чтобы спросить, как он узнал, во что она одета? Но вовремя сообразила: проверяльщик её просто сверху видел, когда в ресторан заходила.
— Не додумалась я на заседание суда вечернее платье захватить, — покаялась Кира, — а до дома мне как раз часа три добираться, да столько же обратно. Никак бы к назначенному времени не успела.
— Я уже говорил, что умею ждать.
— Да как-то оно… невежливо.
— Невежливо обманывать чужие ожидания, — заявил Тейлор оборачиваясь.
И опять положил локти на балюстраду, только теперь у себя за спиной. Поза его Рейсон показалась на удивление хамской.
— Так вы бы хоть потрудились мне сообщить о своих ожиданиях. Я, может…
— Сообщаю. В следующий раз хочу вас видеть в вечернем платье.
— А следующий раз будет?
— Непременно.
— Жаль.
— А мне нет.
— Тем более жаль.
— Вы за день не напререкались? — Кира молчала, глядя на проверяльщика исподлобья. — О нет, — инквизитор усмехнулся, будто в отчаянье головой покачав. — Только не начинайте.
— Что?
— Ну вы же хотели сказать: «Я много думала»?
— Вы специально оставили то письмо в вашем номере?
Нет, вот так в лоб выпаливать Рейсон не собиралась. Она и план по хитрому выяснению ответа составила. Даже флиртовать собралась. А тут вдруг решила напрямую спросить. Почему-то это сейчас казалось правильным.
— Естественно, — едва заметно пожал плечами Тейлор. — Я же не наивный мальчик с улицы. И работаю не первый год.
— И расписали всё, на чём мы могли… проколоться, — кивнула Кира. — Чтобы я могла исправить ошибки и вчистую выиграть дело.
— Идеи с записью, выставление защитника дураком и апеллирование к культурным корням ведьм — это исключительно ваши придумки, — развёл руками инквизитор. — Кстати, выиграли вы не вчистую, не обольщайтесь. Вердикт ещё не вынесен, да и инквизиция, конечно, подаст апелляцию. А уж в Верховном-то суде решение непременно опротестуют. Хотя волна с вашей подачи поднимется приличная. Что-то мне подсказывает, многие региональные профсоюзы примером вдохновятся.
— Зачем?
— Зачем апелляция? — приподнял бровь инспектор. — Зачем опротестуют или зачем вдохновятся?
— Зачем вас всё это нужно?
— Вариант, будто во мне проснулся альтруизм, вам не подходит?
Рыжий отлип, наконец, от перил и медленно пошёл к Рейсон, до сих пор в дверях стоящей.
— Нет, — честно ответила Кира, машинально отерев вспотевшие вдруг ладони о мантию.
— Тогда, может быть, я развлекался так?
— Нет.
— Пал жертвой ваших чар?
— Нет.
— Пожалел маленького неопытного адвоката?
— Нет…
Он опять нависал над адвокатом и из-за темноты казался гораздо больше, чем был на самом деле. Кира даже его лица толком разглядеть не могла. Лишь понимала, что смотрит инспектор серьёзно, странно серьёзно. И эта серьёзность ну никак не вязалась ни с насмешливым тоном, ни со словами.
— Вы совсем не боитесь? — тихо, с намёком на угрозу спросил инквизитор.
— Чего?
— Кого, — поправил инспектор, — меня.
— Нет, — сама не слишком понимая чему, усмехнулась Рейсон.
— Вы можете сказать что-нибудь, кроме нет? — нахмурился рыжий.
— Нет! — ведьма, как давеча, вскинула голову, чуть не задев инквизитора по носу. Правда, на этот раз он даже и не отшатнулся. — Других ответов у меня для вас нет. И не будет. Кстати, ужинать с вами тоже не стану. А инквизиторские игры можете смело оставить при себе.
— Хорошо, — каким-то странным — человеческим, что ли? — совсем несвойственным ему тоном сказал Тейлор. — Просто провести вместе вечер откажитесь? Без далеко идущих планов? Честно говоря, я уже выть готов от гостиничных номеров и ужинов в одиночку.
— Не думаю, что вам сложно найти себе подходящую компанию.
— Зря не думаете. Я уже говорил, что это бывает крайне полезно, — а вот теперь интонации стали вполне узнаваемыми. — Впрочем, как угодно. Тогда не смею вас больше задерживать, госпожа Рейсон. И помните о моей просьбе насчёт вечернего платья.
— Непременно, — Кира едва удержалась, чтобы реверанс не сделать. — Спокойной ночи вам, господин инспектор, и вашему гостиничному номеру!
— Ведьма… — пробормотал Тейлор, отворачиваясь.
— Вот именно, — кивнула адвокат и вышла, всё-таки чувствуя себя победительницей.
В зале суда такое ощущение ни на минуту не возникло, а сейчас холодок торжества пробирал по позвоночнику. Да, по-настоящему сильной ведьмой Рейсон никогда не стать. Но даже её хиленьких способностей хватало, чтобы почувствовать… некоторые определённые желания. Даже и через инквизиторские щиты.
Недаром же она столько толковала присяжным про природу ведьм, берущую своё начало от жриц богов плодородия. И очень плотно завязанные… Как там защитник выражался? На сексуальной составляющей? Ну, вот на ней и завязанной.
***
Уже потому, сколько грандмастер заставлял приёма ждать, можно было предсказать, доволен ли он подчинённым. Сегодня Тейлора под начальственными дверьми продержали не то чтобы долго, но и не так уж мало. Минут двадцать пришлось промариноваться, рассматривая картины на стенах.
Неизвестно чем руководствовался декоратор, но приёмную Великого инквизитора почему-то отделали в золотисто-бежевых тонах, украсив изображениями подсолнухов и ромашковых полей. От этого помещение, безусловно, выиграло, став не по-канцелярски уютным. Но со статусом хозяина солнечный комфорт монтироваться не желал. Хотя, наверное, приди кому в голову идея раскрасить тут всё в чёрно-красное, а в качестве украшения поставить вместо неизменной пальмы дыбу, приёмная выглядела бы хуже. Зато эффектнее.
— Проходите, вас ожидают, — постно возвестил секретарь, подчиняясь одному ему ведомому знаку.
По крайней мере, Тейлор никаких внешних проявлений того, что его ожидают, не заметил. Видимо, ему и не полагалось.
Великого Инквизитора мало кто в лицо знал. Конечно, портреты его и в газетах печатались и даже в книжных магазинах продавались. Но не для кого секретом не было — в самом отделе расследований-то уж точно — что картинки эти походили на оригинал так же, как дамская собачка на волка. И то правильно, нечего обывателей искорёженной шрамами физиономией пугать. Инквизиция, конечно, должна внушать страх, но не настолько же!
Самому Тейлору каждый раз приходилось заново привыкать к светлому лику начальства.
— Ну, как съездил? — хриплый голос господина Нартана больше на воронье карканье смахивал.
— Мне кажется, вполне успешно, — отрапортовал Тейлор, глядя прямо в мутные очи шефа.
— Ты вот это называешь успешным? — Великий приподнял стопку листов и опять бросил бумаги на стол.
— Насколько я понимаю, вы имеете в виду мой отчёт? — рискнул предположить инспектор.
— А что ещё я могу иметь в виду? — по-стариковски брюзгливо переспросил шеф.
Была у Нартана такая забава, любил он иногда прикинуться эдаким зудящим старикашкой.
— Например, донесения тех, кто за мной следил? — невозмутимо отозвался Тейлор.
— А за тобой следили? — удивился шеф.
Инспектор позволил себе едва заметно улыбнуться, показывая, что начальственный юмор он оценил.
— Ладно, присаживайся, — махнуло начальство. Рука, с которой широкий рукав мантии съехал, выглядела откровенно страшной — скрюченная в куриную лапу, перетянутая сизоватыми шрамами старых ожогов. — И рассказывай, ради чего завалил всё дело. Если мне память не изменяет, тебе поручалось начать процесс ликвидации профсоюза, а не делать из них героинь дня.