— Сколько времени прошло между брачным ритуалом и твоим похищением?
— Месяц.
— О!
— А ты написал завещание?
— Конечно! Это обязанность лендлорда — позаботиться, чтобы в случае его кончины не было неразберихи и междоусобиц. Я указал, что в случае моей гибели титул наследует кузен, а земли — мой сын, если он будет. Если ребенок не родится, все богатства, кроме вдовьей доли, переходят императору.
— Почему?
— Кузен и сам не бедный, ему хватит титула. Своему ребенку я не желаю такой участи, когда он не сможет сам себе принадлежать. Имея деньги и не имея обременения, он будет жить так, как захочет, а не как ему указывают правила. Если же ребенка не будет, то пусть всё достанется Империи.
— Таким образом…
— Таким образом, никто от моей смерти не получал выгоду. Да, я и об этом подумал. Уж больно вовремя взорвались кристаллы, когда оба милорда оказались в карете вместе. Расследование проводилось, но ничего не нашли. Единственно — когда кристаллы заряжали, их переполнили. Не знаю, как это получилось, они не растягиваются, и вместить больше не в состоянии.
— Как? Например, энергия, которой их заправили, оказалась более концентрированная, — пожала плечами зельеварка. — Ты говоришь, твоя смерть никому не выгодна? Не соглашусь. Она выгодна кузену и ребенку, если твоя жена беременна.
Маг задумчиво посмотрел на женщину.
— Странно, что никому это не пришло в голову. Когда я вернусь, то подниму дело заново.
— Ладно, тебе виднее, — не стала настаивать Мариэта. — Итак, твои родственники погибли при подозрительных обстоятельствах, а когда ты выполнил условие завещания, то оказался с рабским ошейником. По-моему, кто-то убирает конкурентов. И ты еще хотел объявить, что выжил?
— Насчет же кузена и, особенно, Гвинет ты ошибаешься. Когда произошла трагедия, кузен был в другой стране, а женщина выжила только чудом. Но мне давно надо было поговорить с кем-то наблюдательным, с кем-то, у кого не замыленные глаза, — пробормотал граф. — И надо было выговориться. В загоне рабов это сделать было не с кем.
— А дома? С женой?
— Гвинет — хорошая женщина, но она больше моего пережила. Потеряла разом мужа и ребёнка. Потом — новый брак. Я старался лишний её не тревожить.
— Вам обоим было непросто, — вздохнула Мариэта. — Вернешься, сможешь со всем разобраться.
— Надеюсь. Я благодарен тебе, что выкупила, вылечила и терпишь. Ты права — мне надо пересидеть здесь. Заодно тебе помогу, и пятна сойдут.
Мариэта внимательно смотрела на мужчину, решаясь.
— Если ты пообещаешь, что не бросишь, не уйдешь, дождешься, когда я соберу необходимую сумму и сама отвезу тебя в столицу, если согласен помочь мне с участком, я сниму с тебя ошейник. Прости, что не сделала этого раньше.
— Марита! — раздалось со двора. — Марита, мы пришли топчан доделать. Ты где?
— Это Смияда с Пронием, — торопливо объяснила она графу. — Быстро ложись назад в постель, одеяло под горло подведи, вдруг решат заглянуть в дом?
Михаэль выразительно показал на стол — две чашки, две ложки — не одна Мариэта отвар пила. Если он смог до стола дойти, то зачем назад улёгся? Подозрительно…
— Иди, занимай гостей, колотите там, что собирались, а я надену ту рубаху, с воротом под горло.
— Она же вся грязная от жира, золы и…
— Ты права, значит, придется лезть в постель. Чашки убери.
Зельеварка проследила, как Михэ ныряет в кровать, зарываясь в одеяло по самые уши, смахнула чашки с ложками в тазик для мытья посуды и, поправив выбившийся локон, вышла наружу.
— Ты чего долго так? — встретила соседка. — Проний какие-то доски за сараем нашёл и лавки выволок, вон, слышишь? — уже стучит.
— Зелье готовила, нельзя было прерваться, — объяснила Мариэта. — Повезло тебе с мужем, Смияда, золотые руки у мужика!
— Это да, — довольно расцвела женщина, — на все руки мастер и характер золотой.
— Потому что тяжелый? — улыбнулась Мари, не понаслышке знавшая, какие, порой, у соседей приключались баталии.
— И поэтому тоже, — весело поддержала Смияда. — Главное — мужчина в доме. Вот ты — хозяйка отличная, свой дом, своё дело, а мужа нет! Непорядок!
— Ты же знаешь. Дереш…
— Замечательный был человек, но он умер, а ты — жива. Зачем хоронить себя, в твои-то годы? Еще и деток не успела понянчить, а уже записала себя в старухи. Давай, я тебя с племянником мужа познакомлю? Хороший мужик, вдовый второй год, прям, как ты, один остался. И детей родить не успел. Соглашайся, не век же в холодной постели спать!
— Что ты, Смияда, как можно! Я из Империи, там траур три года держат, рано мне невеститься. Потом, стара я уже для замужества.
— Так я только познакомить, не сватаю! Потом — для ни разу не женатых мужиков ты стара, верно, но есть же вдовцы, для них ты в самый раз будешь! Брат твой надолго ли приехал, сказал уже?
— Я не спрашивала. Он едва с того света вернулся, не до разговоров ему, и человек только на порог ступил, а его в лоб — когда уезжаешь? Невежливо, Смияда, не могу я так! Выздоровеет, окрепнет, сам скажет, — ответила Мариэта.
— Ну, да, мы тебя об этом уже спрашивали, — кивнула соседка. — Как бы хорошо было — сойдись ты с Егером, он сюда переедет. А нашу Аяну взял бы за себя твой брат. Породнились по кругу! В гости бы в Империю ездили, да и тут объединить дворы можно, заборы порушить, что на меже стоят, — размечтавшись, женщина зажмурилась, порозовела.
— Притормози, — улыбнулась зельеварка, — а то тебя не остановишь — ты имена нашим будущим детям начнешь придумывать. Не возьмет мой брат за себя твою Аяну, хоть она у тебя красавица, и умница. Рассказывала же — помолвлен он, свадьба по зиме. А я, пока три года не минует — даже слышать не хочу о других мужчинах! Не обижайся, но больше не вспоминай об этом. Пойдём, посмотрим, что Проний мастерит.
Смияда поджала губы, но промолчала.
Проний своё дело знал — пока женщины судачили, он успел соединить две лавки и теперь набивал доски, сооружая топчан.
— Соседка, я широкий не стал делать — досок мало, — объяснил он, — да и к чему широкий, если он один спать станет?
— Правильно, — согласилась Мариэта. — Спасибо, Прон!
— По-соседски, как не помочь? Есть ли взвар у тебя, холодненький? Взопрел.
— Есть, как не быть? Сейчас принесу! — Мариэта метнулась на ледник, радуясь, что ушла от неприятного разговора.
Вот же, сваха какая, соседка-то! А ну, как и остальные примутся ей мужа подбирать? Кошмар, хоть из города беги.
Соседи провозились еще с три четверти оборота, а потом вернулись к себе.
Мариэта бросилась в дом — Михэ давно пора было принимать следующую порцию лечебного зелья.
— Долго вы, — встретил её мужчина.
— Проний всё делает не спеша, зато очень качественно, — объяснила Мари, отводя глаза от ладного тела «брата». — Что ж ты не оделся?
— Жарко под одеялом, а если еще и рубашку надеть, сварюсь, — объяснил Михаэль, с интересом рассматривая порозовевшие щёки «сестры». — Ты чего смущаешься? Замужем была, ночью лечь ко мне голая не побоялась, а тут глаза отводишь. Я всего лишь без рубашки.
— Да ну тебя! — рассердилась Мариэта. — То Смияда, то ты, сговорились, что ли, меня доставать? Я грела тебя, в лечебных целях, а не что-то другое. Вот зелье. Пей, надо обустраивать новые хоромы, Ваше Сиятельство.
Граф хмыкнул, залпом опрокинул в рот содержимое чашки, поморщился и закашлялся.
— Что ты туда намешала? Дерёт-то как!
— Меньше знаешь — крепче спишь, — отрезала Мариэта. — Вот новая рубашка. У меня их не полные сундуки, постарайся с одеждой бережнее обращаться.
— Марита, ты снимешь ошейник? — тихо проговорил мужчина. — Я сам не могу дать магическую клятву, а покупной у тебя, наверное, нет, но могу поклясться родовым именем, что не стану убегать или вредить. Я понял, что ты права, поэтому обещаю вскопать эту грахову землю, и во всём помогать, пока мы не соберем денег на поездку. Обещаю, что втройне верну всё, что ты на меня потратишь.
Мариэта замерла, глядя в невозможно-синие глаза «покупки». Нельзя быть таким привлекательным, это можно расценивать, как ходячее приворотное зелье! Хорошо, что он попал под её охранку, вряд ли соседи будут вблизи его лицо рассматривать, а с пятнами, да издали, может быть, не разглядят, насколько её «брат» привлекателен.
— Марита, ты слышишь, что я говорю?
— А? Да, слышу. Торговец говорил, что для того, чтобы снять ошейник, его сначала надо активировать. В смысле, мне вступить в права хозяина.
— Ты, что, до сих пор этого не сделала? — поразился мужчина. — Довольно глупо с твоей стороны, ведь ты могла приобрести не потомственного аристократа, а лиходея или убийцу. Они бы тебя не пожалели!
— Но у меня есть магия, поэтому я не чувствую себя совсем уж беззащитной, — пожала плечами женщина. — Посиди спокойно, я сейчас всё сделаю.
Зельеварка вытащила договор купли-продажи, который ей вручил торговец, и внимательно его перечитала.
Удивительная вещь — один человек оказывается в полной власти другого. Разве это правильно?
Вздохнув, женщина взяла ножик и примерилась порезать ладонь — для активации нужна была кровь хозяина. При оформлении покупки кровь ей пустил сам продавец — провёл по ладони так быстро, она ничего не успела почувствовать, а тут надо самой.
Зажмурившись, Мариэта взмахнула ножом и ахнула, когда её руку перехватил граф.
— Так ты себе полруки отхватишь, — пробормотал он. — Давай, я. Не бойся, это почти не больно.
С последними словами мужчина сильно сжал её средний пальчик и быстрым движением кольнул мякиш. Сразу же выступила большая рубиновая капля, и Мари стряхнула её на перстень. Жидкость немедленно впиталась, перстень мигнул синим, и погас, внешне снова став обычным, не слишком дорогим, украшением.
Одновременно с перстнем мигнул, но уже красным, ошейник, и граф тихо зашипел.
— Больно? — испугалась Мариэта. — Сейчас сниму! — и потянулась к шее «брата».
Со стороны выглядело так, будто она его обнимает: тонкие руки закинуты на шею, пальцы гладят ошейник, нащупывая защелку.
— Надо вставить камень перстня, там должен быть паз для него, — подсказал мужчина и опустился на колени. — Тебе так удобнее будет.
Действительно, теперь она нашла выемку сразу, приложила перстень, и ошейник развернулся, став полоской.
— Вот и всё, — тихо сказала Мариэта и медленно убрала руки, но в последний момент одну ладошку перехватил Михаэль. Осторожно сжал и, глядя на женщину снизу вверх, поцеловал пострадавший пальчик.
— Что ты делаешь? — Мари собиралась сказать это возмущённо, но голос предательски дрогнул.
— Залечиваю ранку, — ответил мужчина. — Спасибо!
Грах его знает, что это такое!
Мари была сердита. Очень. На себя.
После того, как она сняла ошейник, Михаэль неуловимо изменился. Будто бы стал выше или внезапно стал полностью здоров. Нет, конечно, он остался прежнего роста, а выздоровление шло своим чередом, просто мужчина снова стал свободным. Осознание этого изменило его осанку, взгляд, манеру держаться.
Они перенесли в пристройку соломенный матрас, Мариэта застелила постель, кинула салфетку на неказистый стол, поставила чашку и кувшин с водой. Подумав немного, принесла сменную рубаху и штаны, повесила на крючок у очага свежее полотенце, оглядела помещение. На магические светляки денег не было, поэтому Мари, как и все её соседи, обходилась свечами. Конечно, с ними хлопот больше, надо следить, чтобы не подожгли чего, вовремя снимать нагар и чистить потёки, зато дюжина свечей стоила одну самую мелкую медяшку, а за светляк надо было отдать целую монету.
В колеблющемся на лёгком сквозняке пламени свечи, летняя кухня выглядела немного мрачновато, и женщина решила завтра повесить на окно и дверь занавески, а на пол положить коврик. Всё станет уютнее.
— Ну, вот и управились. Ты не голоден? — почему-то не хотелось уходить.
— Нет, спасибо, — Михаэль прошел по комнате, провёл рукой по столу, — хорошо получилось. Доброй ночи, Марита!
— Тихой ночи, — отозвалась Мариэта. — Дверь лучше закрой или свечку погаси, а то налетят мошки, покусают.
— Непременно, — заверил её Михэ, замерев возле топчана.
Внезапно женщина поняла — да он же ждёт, когда она его оставит, а она, как дурочка, мнется и никак не уйдёт!
Развернувшись, Мариэта выскочила во двор, остановилась, будто забыла, куда шла и с облегчением увидела висящее белье. Оно же высохло уже, надо собрать! Машинально снимая простыни, женщина сама себя ругала.
Единый, что же она творит? Разве можно так смотреть на мужчину? Чужого мужчину, мага, графа! Женатого графа, на минуточку. Что он о ней подумает? Она — честная вдова. За все годы, что она жила с Дерешем и то время, которое провела без него — ни один человек не мог сказать о ней ничего дурного. А тут, стоило появиться этому мужчине, как у неё голова пошла кругом.
Да, ей хочется семью и детей, но дерево надо по себе рубить. Заглядываться на мага — себя не уважать. Она же сбежала только из-за того, чтобы не стать женой такому вот Михаэлю, а прошли жалкие семь лет, и она уже пускает на мага слюни?