- Если только Хэнсон, - развел руками в стороны оборотень.
- Плохая идея, - покачал я головой. Волчица без нюха, много она тут напроверяет. – Кто-то еще?
- Саманта попросила выходной. А Хэнсон одна зал не вытянет.
Я продолжал рассматривать ящики и тихо звереть. Знаю я, почему Саманта попросила отгул, знаю я, кто виноват в том, что виски пришел дерьмовым, знаю я, что…
- Босс? – голос Тобиаса выдернул из мыслей.
- Оставайся здесь, - бросил пиджак на ближайшую коробку, - а я пока постою за баром.
- Решили тряхнуть стариной?
- Если не заткнешься, решу тряхнуть тобой, - улыбнулся, разворачиваясь на каблуках. – Где твоя запасная форма?
- В шкафчике.
- Чистая? – обернулся, уже держась за ручку.
- Обижаете, босс. Только она вам коротка будет.
- Подкатаю рукава, остальное – не принципиально.
Рубашка официанта действительно оказалась чиста и… мала. Я плюнул на форму, убрал одежду в шкафчик, и вышел в зал. Между столиками сновали Хэнсон и Лиам – третий официант. Они проверяли салфетницы, сахарницы и тому подобную мелочь. Я выругался еще раз сквозь зубы. Может, дернуть кого-то из официантов клуба или ресторана? Так себе идея, сегодня среда – ни то, ни другое не работает, за оставшиеся десять минут до открытия даже оборотни не доберутся до «Берлоги».
Дерьмо.
Взгляд снова упал на новенькую. Девчонка заставила нахмуриться еще сильнее.
Кристин Хэнсон… От нее будут проблемы, от нее будет очень много проблем, но…
Хмурое выражение на роже сменил оскал.
Малявка стала действительно интересной. Очень хороша – стройная, гибкая, аппетитная, настолько, что мне, как щенку, приходилось себя одергивать, напоминать, что трогать девчонку нельзя. Но с каждым днем причина существования этого самого «нельзя» казалась все более и более несущественной. С другой стороны, и трогать ведь можно по-разному…
Я улыбнулся еще шире, тряхнул головой.
К тому же это такой отличный повод подергать за усы старика Джефферсона. Не то чтобы мы враждовали, скорее наоборот, но не давать ему расслабляться – полезно. Для нас обоих.
Я хмыкнул и вскрыл банку оливок.
Для Джеймса же будет лучше, если он поторопится.
Проверил кофе машину, включил музыку, отвернулся к бутылкам, прикидывая, хватит ли того виски, что есть в зале, на сегодняшний вечер.
- Конард? – голосок Кристин за спиной раздался как-то неуверенно. – Почему ты тут?
- Очевидно, потому что Джеймс там, - прозвучало гораздо грубее, чем я рассчитывал.
- Ты всегда так тупо шутишь, когда чем-то недоволен? – Хэнсон скривила мордашку.
- Разве похоже, что мне смешно?
- Хватит брызгать ядом, на барной стойке следы останутся. Могу я помочь чем-то?
- Просто хорошо выполни свою работу. Этого будет достаточно.
- Да, большой босс, - широко и задорно улыбнулась девчонка, а уже через пятнадцать минут в «Берлоге» появились первые посетители, и я выкинул из головы все мысли.
Все-таки чертовски давно я этим не занимался. Но на удивление сноровку не потерял: руки помнили, что и как делать, что и как смешивать. Хотя, должен признаться, работал в целом я гораздо медленнее того же Джеймса, а ведь и он не то чтобы «бармен от Бога». Бар потихоньку заполнялся, Хэнсон и Лиам сновали от столика к столику, на кухне булькал фритюр, звонил в колокольчик Скотт.
Вдруг вспомнилось, как когда-то давно выглядело это место, как когда-то давно мне хватило смелости, наглости и глупости начать.
Сумасшедший волк. Дурной, слишком молодой, с мятой двадцаткой в кармане и бешенством в душе.
Меня поперли из стаи. Сейчас понимаю, что поперли из-за моей же глупости, но да что уж теперь… Молодой дурак. Сколько нас таких? Кому на месте не сидится, кому кажется, что они умнее, сильнее, быстрее, круче? Да каждый второй волк такой. Животное начало – соревнование у оборотней в крови. И похер с кем соревноваться, хоть с самим дьяволом.
Нет бы немного подождать, нет бы просто пересидеть, но я же не могу просто сидеть? Нет. Конард-придурок-Макклин всегда считал, что ожидание для неудачников. В итоге оказался с мятой двадцаткой вне стаи, в чужом городе, полный «праведного гнева» и честолюбивых, дерзких планов.
Я влюбился в это место сразу, как только увидел. Это как любовь к тачке или мотоциклу – ты видишь и понимаешь, что вот он, монстр души твоей. Только он даст тебе тот драйв и кайф, который нужен. Как доза, как стакан ирландского виски для Хемингуэя.
Тогда… десять лет назад «Берлога», само это здание, было похоже на хреново замаскированное гетто. Бычки, пустые жестянки из-под пива, вонючая стоянка, на которой в основном по ночам останавливались дальнобойщики, неумелые, кривые граффити, местами битые и заделанные фанерой окна, дешевый рок из колонок и обоссанный сортир. О, если по чему и стоит судить о популярности и контингенте бара, так это по его сортиру.
Стены «Берлоги» повидали многое.
Я устроился барменом. Особых навыков Люк от меня не требовал: знай себе разливай пиво для дальнобойщиков, джин с тоником для «дамочек» и паленый виски для тех, кому хочется приключений. От того виски голова на следующий день гудит так, что смерть кажется тебе благословением.
Веселые были времена.
Я разнимал дерущихся проституток, сутенеров дерущихся проституток, местных наркош и бандитов, отмывал полы от пива, блевотины и крови, чинил и чистил те самые сортиры, иногда подменял на кухне ушедшего в очередной запой повара, проверял счета и вел учет, спал в коморке, в которой сейчас, по старой памяти, иногда работал, держал старые документы и проводил собеседования, разбирался с местечковой мафией.
Тогда, десять лет назад, здесь редко появлялись оборотни, только такие же отщепенцы, как и я, но они не задерживались. А вот я задержался. Сначала, чтобы просто выжить, потом – чтобы получить это место себе.
От местных бандитов избавиться получилось просто, но процесс был чертовски долгим. Пришлось выслеживать и отлавливать по одному, с кем-то достаточно было просто поговорить, кого-то пришлось убить. Старина Люк долго не мог поверить своему счастью, когда однажды в день сбора дани никто не появился. И через неделю, и через месяц, и через полгода. Я же продолжал протирать стаканы со сколами и молчать.
Люк был человеком. В принципе, неплохим малым: он принял меня на работу, позволил ночевать в подсобке, платил немного, но столько, сколько мог. Бывший хозяин «Берлоги» любил закладывать за воротник, погонять шары на бильярде, отстойное кантри и пережаренную картошку. А когда надирался, садился в самом конце барной стойки, рядом с допотопным телефоном, которым никто никогда не пользовался, открывал засаленный и замусоленный сборник коротких рассказов папаши Хэма и читал. А примерно через полчаса такого чтения отключался прямо за стойкой. Как-то Люк сказал, что так он видит, как Хемингуэй сидит напротив и черкает, черкает в своем блокноте и на чеках... Может и видел, кто его знает. Иногда мне казалось, что Люк – динозавр, что он гораздо старше, чем говорит и выглядит, хотя уже тогда выглядел он на добрую сотню.
Через пять лет после моего появления здоровье у старика стало совсем ни к черту: отдышка, слабость, утомляемость, пятна на ладонях, он стал еще более рассеянным, чем был, нередко из носа текла кровь, его запах изменился… стал еще более кислым… нездоровым.
Я почти пинками тогда затолкал его в больницу, чуть ли не привязал к байку и не отвез силой.
У Люка диагностировали цирроз печени.
Еще бы чуть-чуть и старик скатился бы в третью стадию, где пересадка, хождение под себя и прочие «радости жизни». Вот только не было бы той самой пересадки – Люк был слишком стар для этого.
В общем, успели мы вовремя. Через год бывший хозяин «Берлоги» вернулся в строй и стал почти другим человеком. Смерть его напугала. Сильно напугала. Настолько, что он соблюдал диету и режим, посещал ААА, а глядя на бутылки с виски горестно вздыхал, теребя в руках чертов сборник Хемингуэя. Хватило, правда, старика Паттерсена ненадолго. Примерно месяца через два после того, как он вернулся, я застал его с другой стороны барной стойки, тянущегося за бутылкой с пивом.
Люк вздрогнул тогда, как девчонка, уронил бутылку, опустил голову. В глаза мне не смотрел, пролетел мимо, как все та же девчонка, и выскочил за дверь с удивительной прытью для мужика его возраста. С того момента каждый раз перед уходом я пересчитывал бутылки в баре, на кухне и на складе, а с утра пересчитывал снова. Мы не говорили с ним о том, что произошло. Паттерсен не решался, я не хотел давить. Я видел, как каждый день старик сражается с собой и своей зависимостью. Неприятное зрелище, отвратительное. Потому что чаще всего мне казалось, что еще немного, и он проиграет.
Через два месяца Люк сел за барную стойку, на свою любимое место, и положил передо мной папку.
- Я отдаю тебе мою девочку, - он называл «Берлогу» «моя девочка». Это поначалу дико забавляло, потом привык. – Позаботься о ней… - мужик говорил словно сам с собой, снова не смотрел на меня. – Хотя о чем это я… Ты обязательно позаботишься. Я знаю. Как заботился все это время, как заботился обо мне.
- Люк… - я не знал, что ему сказать. Не знал, что ответить. Мысль была только одна: куда, мать его, старый пердун собрался? Какая-то очень тревожная мысль. И, видимо, что-то прозвучало в моем голосе или отразилось на лице, но старик тут же вскинул голову.
- О нет. Нет-нет, - замахал он сморщенными руками. – Это не то, о чем ты подумал, - улыбнулся подрагивающей улыбкой, во всегда слезящихся блеклых голубых глазах сверкнуло ехидство. – Я просто собираюсь переехать.
- Переехать? – нахмурился я, все еще не понимая и радуясь: судя по всему, переезжать он собирался не на кладбище.
- Ага. Я не собираюсь на тот свет. По крайней мере, не в ближайшие лет шесть-семь, но… Тебе приходится вставать на час раньше и уходить на час позже, мой мальчик, с тех пор, как… - он пожал тщедушными плечами, не договорив. Люк никогда не был особо в теле, а из-за диеты стал совсем тощим. Хрупкий седовласый старичок, с седыми кудрями и аккуратной бородкой. Паттерсен был похож на Кристофера Ллойда, но никак не на владельца бара. Особенно сейчас.
- Это не проблема, поверь, - улыбнулся через силу я.
- Для тебя нет, - кивнул Люк. – А для меня да. Мы оба знаем, что я не сдержусь. Теперь «Берлога» и подобные ей места для меня под запретом.
- Куда ты поедешь?
- На юг… - он отвернулся, бросил взгляд за окно, голос звучал твердо, - куда-нибудь…
Эта фраза взбесила меня. Просто вывела из себя. Все еще не знаю, как удержался тогда.
- Что значит куда-нибудь?
- В Саммервэлли живет муж моей сестры. Может, к нему…
- Значит так, - шарахнул я по стойке ладонью, - сейчас ты валишь отсюда вместе со своими документами и приходишь через две недели.
- Конард…
- Иначе я пущу эту дыру с молотка, как только ты покинешь город.
- Но…
- Все, Люк. Проваливай!
Паттерсен тяжело поднялся на ноги, сгорбился, зашуршал к выходу. А я выскочил через заднюю дверь, обернулся и бросился в лес. Мне надо было стравить злость. У него не было машины, а значит, старик решил добираться «на юг» либо поездом, либо на автобусе. На автобусе, мать его! К какому-то там мужу сестры, если он вообще существует.
Хрен тебе!
За отпущенные две недели я узнал о человеческих домах для престарелых все и даже больше. Узнал даже то, чего не хотел. Еще раз поговорил с лечащим врачом Паттерсена. В принципе, климат на течение болезни влияет мало, но…
Хочется ему на юг, устрою старику юг.
Через две недели мы сидели в самолете, а через несколько часов уже были недалеко от Ричмонда. Люк дорогу пережил хорошо, был бодр, полон оптимизма и все еще что-то лепетал про то, что отдаст мне деньги и вообще я не обязан…
- Ты подарил мне мечту. Так что заткнись, пожалуйста, - улыбнулся я, подталкивая старика ко входу.
Это был не тот дом престарелых, которые ожидаешь увидеть, слыша подобную характеристику. Поселок из тридцати домиков на берегу Капилано-Лейк и главное здание с лечебными кабинетами, столовой, кинотеатром, комнатами для посетителей, решивших остаться на ночь или более длительный срок, и прочим, прочим, прочим. Я пробыл там вместе с Люком еще четыре дня, потом уехал.
«Брайтфилд» вообще ни хрена не дешевый, а поэтому надо было работать и зарабатывать.
Звонок колокольчика из кухни вырвал меня из воспоминаний, я улыбнулся.
Старый хрен все еще жив. Играет в бридж, смотрит черно-белые фильмы, а недавно у него, кажется, появилась даже подружка. Я навещаю его раз в месяц, звоню несколько раз в неделю: мобильник Паттерсен освоил быстро. Я несколько раз предлагал ему купить дом и нанять сиделку, повара, медсестру и кого там еще потребуется – теперь я мог это позволить - но Люк не хочет. Говорит, что только в «Брайтфилде» медсестры настолько хорошенькие и горячие, что он в состоянии терпеть их «издевательства». А еще говорит, что его любимица Люси напоминает ему бывшую любовь – проститутку Марго, частенько отсасывающую дальнобойщикам за десятку в туалете той «Берлоги». Старый чертов извращуга.
Я снова улыбнулся. Надо будет позвонить ему завтра.
- О, Конард, совсем дела плохи? – передо мной стоял Стив Купер из стаи Джефферсона и скалился улыбкой трехлетнего мальчишки, впервые угодившего на колени к Санта-Клаусу. Вообще с появлением в «Берлоге» Кристин волки из стаи Джефферсона стали слишком часто сюда захаживать, а ведь раньше они это место не жаловали.
- Я даю тебе ровно пять секунд, Купер, чтобы ты убрался отсюда, и тогда, возможно, я прощу тебе твою глупость.
- Конард, извини его, - рядом с Купером нарисовался Колдер, в отличие от других оборотней из стаи, он ко мне захаживал частенько. Нормальный парень, на удивление нормальный, учитывая стаю, в которой ему пришлось расти. Без лишних иллюзий, без этого праведного пафоса, которым забивает головы Аллен, простой, обычный, иногда нарушающий правила, иногда их соблюдающий. От настроения зависит. – Купер немного не в себе сегодня, - и, подавшись слегка вперед, схватив волка за руку, прошептал, - на охоте не задалось, да и Линда опять… - Купер-тупица дернулся, пальцы Колдера крепче обхватили его руку.
Я открыл правый ящик, достал оттуда леденец, положил на стол перед Купером.
- На, утешься, - и снова отвернулся к бутылкам, надо было поменять бочонок с пивом, точнее шланг. Прозрачный намек. Очень прозрачный. Даже такой дебил, как Стив, должен был понять.
За спиной раздалось рычание. Что-то зашипел Колдер. Потом все стихло.
- Извини, Макклин, - раздалось полное ярости и унижения бормотание сзади.
- Отправь своего друга домой, Колдер, - посоветовал я. – Мы щенков не обслуживаем. Это незаконно, - я был достаточно на взводе, чтобы желание приложить Стива башкой о стену разгорелось огнем, разбудив кровожадного сегодня зверя. Волк внутри поднялся на лапы, оскалился.
Успокойся, Макклин. Мы щенков не жрем, особенно щенков из чужой стаи. Свое он получит от собственного альфы.
Купер что-то рычал, приглушенно, но рычал.
Ох, не твой сегодня день, пацан, явно.
Я начал оборачиваться.
Но в следующий миг послышалась какая-то возня, а дальше все стихло.
Артур все-таки увел придурка. Что ж… беру свои слова обратно – повезло щенку-Куперу, все-таки детство – это состояние души.
Я оглядел зал, ставя перед одним из оборотней скотч. Что-то многовато народа для среды. Бар почти полный. Но Хэнсон с Джеймсом справлялись.
Зарплату бармену и официантам, что ли, повысить?
Мысль оборвал звонок мобильника, вместе с ним раздался очередной дзынь колокольчика на кухне.
- Конард, - голос Сэма звучал раздраженно, я махнул Лиаму, чтобы он занял мое место, и вышел из бара, – он сейчас в «Берлоге».
- Какого… - вот сейчас я действительно зарычал, внутренности обжег гнев.
- Не бесись. Зайти в бар ему никто не дал. Ждем тебя на складе.
Я сбросил вызов, сжал руки в кулаки и направился на склад.
- Какого хрена вы притащили этот кусок дерьма сюда? – рыкнул я с порога, оглядывая двух своих силовиков. Волки покаянно склонили голову. Тобиас был в углу позади меня. Между силовиками на коленях стоял мужик. Узнал я идиота сразу, несмотря на дебильный парик и попытки изменить внешность. Он исправил себе нос, явно что-то сделал с челюстью, вставил контактные линзы. А вот про запах забыл. Нет, в толпе я бы наверняка прошел мимо, но вот так… Надо же… Макгрэгор…