- Надо же! - невольно восхитился Йонард. - С одного удара! Хотел бы я встретиться с человеком, который так наказывает своих врагов...
Внезапно ему показалось... Ощущение было совсем детское, полузабытое, словно его поймали на чем-то не совсем хорошем. С тех пор, как минула пора детства, Йонард успел повидать многое, и свою врожденную совестливость, если только она у него когда-нибудь была, он давно растерял, но отчего-то варвар почувствовал себя неловко, когда увидел прямо над собой проницательные глаза Дзигоро которые, казалось, видели все его недавние мысли.
Китаец смотрел на него с явным неодобрением, ошибиться в этом было невозможно. Положив легкую руку на широкий лоб собаки, Дзигоро проговорил:
- Будь же ты, наконец, осмотрительнее. Я ведь тебе уже говорил - не желай опрометчиво - твое желание может исполниться.
Тут Йонард заметил, что спутник его вертит в руках срезанный кусок дорогого халата с узорной вышивкой. Он осматривал находку с непонятным вниманием, и даже понюхал. Понюхал и Йонард, и для этого ему не пришлось подносить его к самому носу. Запах был отчетливо уловим и так, пахло чем-то знакомым и неприятным, пожалуй, даже опасным. Но что это - Йонард вспомнить не смог.
Наконец он бросил ломать голову и сел, а потом лег, наблюдая, как Дзигоро внимательно осматривается, разглядывает истоптанную полузасыпанными следами землю, садится нnbsp; "Кто ты такой? Или что ты такое? Когда-то я знал тебя. Ты слишком легко впадаешь в ярость и поддаешься опьянению боем. Это - твое слабое место. Уж его то я ни с кем не спутаю. Говорят, что путь змеи на камне непостижим для мудрецов. Я не мудрец, но я различу след на камне, если он оставлен Сетхом. Кто же ты такой, пес?"
&а корточки и осторожно вынимает клочок конской шерсти, застрявший в спутанных узлах седельных сумок.
- Вот, дорогой мой, - проговорил Дзигоро, подходя, - за что я и не люблю Иран. Неумеренность - один из самых страшных пороков... Мудрец обогревается головней, а глупец ей же сжигает свой дом. А ведь он был неплохим человеком. Сильным, отважным даже, по своему честным...
Был во времена не слишком давние такой случай. В Куте, недалеко от базара, был постоялый двор, где постоянно останавливались самые богатые купцы, и поэтому он был огорожен высоким забором, за который невозможно было проникнуть ворам. - Услышав о подобном, бывший король воров Кашмера иронически хмыкнул. Уловив его недоверие, Дзигоро согласно кивнул. - Ты прав, замки, они в основном от честных людей. От ловкого вора никакой замок не спасет. А на этом постоялом дворе был вырыт колодец, сразу же за забором была городская баня. Один ловкий вор прорыл подземный ход от банного очага прямо в тот колодец и в полночь, когда постоялый двор закрыли и на дверь навесили увесистый замок, он забрался в подземелье, выбрался из колодца наверх, и все, что было самого ценного на постоялом дворе, унес тем же путем.
Ранним утром купцы подняли шум и потребовали найти вора. На постоялом дворе собралась городская стража и судья. Стали размышлять, как исчезли деньги и вещи, когда двери были на замке. Наконец решили, что это дело рук сторожа. А сторожем был уже старый человек. Привели его к судье, но тот не поверил в его невиновность, сколько тот не клялся Ахура-Маздой. Тогда решили сторожа подвергнуть пытке - подвесить за большие пальцы рук. Вор стоял тут же и все слышал. Ему стало жаль ни в чем неповинного старика. Он вышел вперед и сказал:
- Старик ни в чем не виноват, постоялый двор обокрал я.
Его спросили:
- Раз ты признался, тогда скажи, куда ты унес добро, и что с ним сделал?
- Спрятал в колодце, - ответил вор, - принесите мне веревку и я достану ваше добро, но за это вы должны меня отпустить.
- Ишь какой хитрый! Он украл, и его же теперь и отпусти! - возмутился почтенный судья. - Нет уж! Сначала достань добро, потом я тебя судить стану...
- Хорошо, - согласился вор и стражники принесли веревку. Один конец вор обвязал вокруг пояса, а другой схватили стражники. Вор спустился в колодец, развязал веревку, прошел по подземному ходу, выбрался наружу, схватил добро и был таков. Долго ждали его стражники, потом спустили в яму человека, и тот нашел подземный ход. И тогда только судья догадался, что вор сбежал.
- Хитер! - Восхитились люди. - И безвинного освободил, и сам ушел, и добро унес.
Тогда и прозвали вора - лисицей... Только вот благородства у него с тех пор заметно поубавилось. Хитра лисица, а в ловушку попадается, так и этот хитрый вор попал в ловушку, да в такую, из которой не выбраться ни хитрому, ни сильному, ни отважному...
С этими словами Дзигоро вновь поднес к лицу обрывок халата и Йонард, наконец, догадался, чем он пахнет.
Внезапно Йонард сообразил, что, слушая притчу Дзигоро о собрате по ремеслу, непростительно увлекся. На горизонте возникло облако пыли, которое быстро приближалось к оазису, и вскоре Йонард различил глухой топот копыт по песку и высокие выкрики.
- Ты куда? - Удивленно спросил Дзигоро, хотя Йонард еще с места не двинулся, но, видимо, его напряженная спина и подрагивающие уши были достаточно красноречивы. Отряд приближался со стороны Хорасана, который Йонард не любил давно и прочно, еще с юности. А появление хорасанской конной стражи доставило бы ему примерно такое же удовольствие, как тарантул за пазухой. Но китаец с места не двигался и, волей-неволей, остался и Йонард.
- Отряд сабель тридцать, не меньше, - оценивал пес, - драные халаты, грязные тюрбаны, а оружие в серебре... хотя сталь ни на что не годится. Они и есть, кому же больше. Нанес Танат!
Всадники, меж тем, окружили Дзигоро, с опаской посматривая на пса. Один из них, в ярко-голубом халате, похоже, был здесь за старшего.
- Эй, оборванец! - крикнул он, не слезая с седла. Видимо, это было в обычае у всех военачальников, начиная с Шапура.
Дзигоро не шевельнулся, чтобы подойти ближе, но смотрел на хорасанца без неприязни, спокойно и доброжелательно.
- Ты давно здесь околачиваешься? Я преследую шайку Хаима-Лисицы, ты его не видал?
Если до этого Йонард никак не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь до сегодняшнего дня лицо всадника, то, услышав его голос, больше не сомневался - Ардашир! От былого его великолепия не осталось и следа, видно, правитель Хорасана все же был парень не промах, знал, как наставить своих подданных на путь истинный. Вспомнив Патмарка, германец с удивлением обнаружил, что в отношении начальника конной стражи он не был настроен столь решительно. В конце концов, каждый из них был по-своему прав. Один убегал, другой догонял. Победитель прав. А тут еще северянин взглянул на китайца.
Улыбка, осветившая его малоподвижное лицо, могла означать только одно - китаец решил позабавиться.
- Господин имеет в виду невысокого, толстого человека, который ездит на лошади саловой масти, носит зеленый, расшитый шелком халат, а за отворотом рукава прячет лепешку гашиша?
Едва Дзигоро начал говорить, как хорасанец насторожился. С каждым словом китайца волнение его нарастало. Наконец он не выдержал и перебил:
- Да, это он! Куда провалилась эта грязная компания?
- Господин, я их не видел...
Лицо Ардашира перекосила ярость. Он ястребом слетел с седла и скогтил Дзигоро за ворот.
- Ты что, оборванец, на солнце перегрелся? Или думаешь, что я не смогу развязать тебе язык?
Йонард почувствовал, как шерсть на его загривке приподнимается а верхняя губа, подрагивая, ползет вверх, обнажая белые, похожие на сабли клыки. Словно по команде, хорасанские стражники потянули свои скверные сабли из ножен. Сабли скверные, но три десятка!
Дзигоро осторожно обхватил запястья хорасанца большим и указательным пальцами и отвел его руки без заметных усилий.
- Я не видел разбойника по имени Хаим-Лисица, - повторил Дзигоро, - но я нашел клочки его одежды меж двух кустов, где худой человек прошел бы свободно. Масть лошади я узнал по клочку шерсти, а про гашиш догадался по запаху. Еще я видел неостывшие следы его шайки, и прочел их. Они направились на юго-запад, в сторону гор, и если вы поспешите, вы их еще нагоните. Хаим слишком тяжело нагрузил своих усталых коней.
Хорасанец был, видимо, из тех, кому ничего не нужно объяснять дважды. Он не стал расспрашивать Дзигоро, по каким признакам тот догадался, что шайка уходит в горы. Взлетев в седло, он махнул рукой и вскоре, подняв тучи пыли, конная стража исчезла за горизонтом.
Йонард-пес лежал в сарае, за запертой дверью, и слушал, как наверху суетится трактирщик, легконогие девушки торопливо разносят кувшины с вином, а на вертеле проворачивался аппетитный кусок жаркого. В желудке заурчало. Еще никогда он не был так зол на свою "собачью" жизнь. Если бы не проклятый колдун, не лежал бы сейчас в мерзком сарае, облизывая собственные лапы, а сидел бы наверху, рвал крепкими зубами сочное мясо, обсыпанное сухарями, заливал фалернским вином и ловил на себе восхищенные взгляды молоденьких служанок. Вот жизнь была! Йонард едва не взвыл от тоски, но вовремя сдержался. китаец пристроил его сюда за две монеты, убедив трактирщика, что "собачка смирная, не кусается". При этих словах Дзигоро шерсть на загривке у Йонарда встала дыбом, но легкая, сухая рука мягким похлопыванием по спине напомнила ему, где он находился и как нужно себя вести.
Через небольшое оконце в стене, до которого он смог дотянуться, пес оглядел улицу. Мимо проходил всякий сброд, жаждущий только дешевой выпивки.
"И чего Дзигоро занесло в эту зловонную дыру?" - проворчал Йонард, провожая взглядом, выползающего из таверны, длинного иранца. "Вот ведь налакался", - облизываясь, подумал пес. Жаль, но вкус вина давно позабыт как сладкий сон из прошлой жизни. Бывший хозяин Хорасана прополз на четвереньках мимо собаки и упал в сточную канаву. Через минуту уши Йонарда уловили смачный храп.
"Человек привык жить в дерьме. Он вообще ко всему привыкает", - закончить философские рассуждения ему помешали.
Несколько всадников круто осадили коней возле кабачка и неловко слезли. Варвар узнал в них пелиштимийских наемников, когда те проходили рядом. Их приземистые фигуры и горбоносые физиономии, заросшие густой растительностью, были знакомы ему еще с первой встречи. Он вспомнил Керама и его потасовку со стражниками. Пес проводил людей долгим взглядом горящих глаз. Первый широко распахнул дверь, и из кабачка вырвались звуки пьяных песен на разные голоса. Разношерстная толпа шумно гуляла, отмечая только им одним понятный праздник. Стражники скрылись за дверью.
"Уж не забыл ли Дзигоро про меня?" - мелькнуло в мозгу пса, когда он отошел от окна, не в силах больше смотреть на эти пьяные рожи, и вновь улегся, лелея мечту о сытном обеде.
На улице послышались негромкие голоса. От скуки и чтобы заглушить голод, Йонард прислушался.
- Я тебе говорю, это тот самый. Сейчас зашел в трактир и сказал старому Самилу, что желает сделать запас в дорогу.
- А чудище, которое с ним?
- Да какое там чудище, простая собака, - фыркнул первый голос. - Пес заперт. И мудрец сказал, что он у него мирный.
Йонард впервые подумал, что у его теперешнего состояния есть и свои преимущества. Например, обостренный собачий слух оказался весьма кстати. Он затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова.
- И сколько, говоришь, египтянин обещал за этого желтого сморчка?
- Пять тысяч Иранских золотых.
- Пять... тысяч.. золотых? - переспросил второй голос, - да кто он такой, этот Дзигоро? Князь китайский?
- Ну, у мага с мудрецом свои счеты, нам в них вмешиваться не стоит. Но если пять тысяч разделить даже на пятерых, уже по тысяче получится.
Голоса стихли.
Йонард приподнял лобастую голову. Египтянин? Уж не тот ли это египтянин, который натянул на него собачью шкуру? Танат забери его потроха! Ведь Йонард же ясно помнил, как в ту злополучную ночь под его зубами хрустели кости, как лопнула жила в порванном горле мага, и как Йонард долго сплевывал противную соленую кровь... Выходит, не добил! Как же он опростоволосился? Внезапно новая мысль обожгла его, как удар плети. Стражники сговаривались схватить Дзигоро и продать его хозяину Черной Башни.
Эту мысль Йонард додумывал уже на ходу. И свелась она к холодной ярости, которая перебила даже беспокойство за мудреца.
Щеколда, отлетела с первого удара, и серая молния метнулась через двор и по лестнице наверх. Жалобно вскрикнула перепуганная девчонка-служанка, со звоном покатился поднос. Дверь выросла перед Йонардом-собакой, и он не успел хорошенько обдумать, как преодолеть эту преграду, как та, сорванная с петель телом стражника, пролетела мимо и рухнула вместе с ним в придорожную пыль.
"Ух, Хрофт! Вот это удар!" - восхитился Йонард. А следом за первым по лестнице скатился следующий, И грохот падения утяжеленного кольчугой воина заглушил стоны его товарища. В дверном проеме показался Дзигоро.
- Ну, что, голубчик, заскучал? - увидев своего друга, он мягко улыбнулся. Пес уставил на китайца непонимающий взгляд. - Не желаешь миску похлебки? - неожиданно спросил он. При упоминании о еде, у пса потекли слюни. - Заходи, - предложил Дзигоро, исчезая за дверным косяком. Йонард последовал за ним.
Внутри таверна пострадала незначительно. Пара сломанных стульев, перевернутый стол, да несколько разбитых бутылок - обычное дело. А посетителям хоть бы что: сидят, пьют, как будто ничего не произошло. Только на полу не покряхтывает еще один стражник. Дзигоро принес откуда-то миску с варевом и поставил перед собакой.
- Ешь, - произнес он, взглядом указывая на еду, - на чужой стороне и свой пес - земляк.
Йонард оглядел присутствующих и, убедившись, что на его порцию никто не претендует, приступил к трапезе. Контуженый стражник, издав протяжный стон, приподнялся на локтях в такой близости от миски германца, что ему пришлось зарычать.
- Кушай, не отвлекайся, - погладив пса по холке, произнес китаец. Он уселся на скамью рядом, охраняя покой друга. Для здорового пса миска оказалась не так глубока, как ему хотелось. Вдруг он уловил далекий стук копыт. Лихой бег коней нельзя было спутать ни с чем. Пес встревожено поднял уши, вопросительно посмотрел на Дзигоро. Тот явно тоже что-то услышал. Его брови сдвинулись, и без того узкие глаза вытянулись в одну тоненькую полоску.
"Интересно, - подумал пес, узнав в надвигающемся шуме ровный стук копыт, - куда это могут спешить иранские воины?"
Подковы зазвякали совсем близко, и, наконец, замерли. С улицы донеслась крепкая иранская ругань.
"Видно, заметили стражников", - догадался Йонард, уловив звон стали. Высокорослые воины Ирана величаво, как истинные хозяева, один за другим вошли в кабачок. Их презренные взгляды скользнули по посетителям и остановились на распластанном стражнике. Вперед выступил Иранец в нарядных доспехах и красном плаще.
- Кто?!
Кабачок притих. Германец прижался к ноге Дзигоро, ожидая дальнейший оборот событий. Китаец наклонился над ухом Йонарда, тихо сказав:
- Любопытно, не правда ли?
- Молчать! - взревел иранец. - Я последний раз спрашиваю! Кто это сделал?!
Лицо его налилось краской, левая щека задергалась в нервном тике, и он заорал на весь кабачок:
- Вы что, воды в рот набрали? Никто не видел куда делся преступник?!
Не дождавшись ответа, капитан махнул своим рукой. Блеснули клинки, покидая ножны.
- Господин, - учтиво поклонившись, произнес Дзигоро. - Разрешите мне сказать.
Капитан осмотрел неказистого китайца с ног до головы и снисходительно произнес:
- Если у тебя есть, что сказать - говори. Выдашь преступника - я прощу твою дерзость, солжешь...
Он закончил свою мысль красноречивым жестом. Острие сабли уперлось Дзигоро в грудь.
- Я не намерен лгать, господин, - спокойно ответил он.
- Отлично! - чуть мягче произнес иранец, не отнимая клинка.
- Они не смогли договориться между собой, кто первым из них должен выйти из дверей. И беседа их длилась столь долго, что был вынужден я придти к ним на помощь, указав достойнейшего из них. Тот, кто был старшим, согласно чину, возрасту и многим военным доблестям, украшающим его жизненный путь, написанный не стираемыми знаками на премудром челе, и вышел первым, - слегка качнув головой в сторону неподвижного тела, все так же невозмутимо продолжал Дзигоро.