И вот теперь этот Ккенг стоит перед ней собственной персоной — высказывай! Но Олива молчала и только со страхом косилась на него. В голове у неё стучало теперь лишь одно: читал он «Жару в Архангельске» или не читал. И, если читал, и нашёл там про себя, в том числе и свои записи из ЖЖ, то ей хана.
— Ну, и? — окликнул он её, — Каким ветром тебя на сей раз сюда занесло?
— Таким же, каким и тебя занесло в Москву, — парировала Олива.
— Меня-то понятно каким, а вот ты зачем здесь?
— А что, нельзя? — вспыхнула она, — Вот интересно: когда вы в Москву понаезжаете, вас никто не спрашивает «зачем». Но стоит кому-то из Москвы приехать к вам, так сразу начинается: «шо ты тут забыла?»
Ккенг усмехнулся.
— Если бы ты была умнее, то поняла бы, почему тебе задают такие вопросы.
— То есть, по-твоему, я — дура набитая, раз не понимаю?..
— Я этого не сказал.
Разговор их прервали Кузька и Ярпен, внезапно появившиеся на балконе.
— Во! Серёга, и ты здесь! — обрадовался Кузька, — Ну, как Москва? Давно приехал? Надолго?
— На неделю, завтра уезжаю.
— Кстати, Оливину книгу читал?
«Блин, Кузька!..» — съёживаясь, чертыхнулась про себя Олива. Меньше всего ей хотелось, чтобы сейчас поднимали эту тему.
— Не удосужился, — хмыкнул Ккенг.
— Почитай, интересно пишет!
— Да нет, спасибо, я такое не читаю. Не мой жанр.
«Вот и слава Богу, и не читай...» — подумала Олива.
Глава 44
Кузька, Ярпен и Олива вышли в коридор. Ярпен, которого Олива узнала сразу, хоть и видела его только один раз зимой, недоуменно оглядывался по сторонам.
— А где Олива? — спросил он у Кузьки.
— Да вот она, перед тобой! — засмеялся тот.
— Ах, это ты Олива? Я тебя и не узнал, — смутился Ярпен, — Богатой будешь.
— Что я, так сильно изменилась за полгода?
— У тебя причёска была другая. И лицо тоже… другое…
— Постарела, значит. Что ж, это понятно… — усмехнулась она, — От такого фортеля не токмо что постареть — сдохнуть можно во цвете лет…
— Может, всё-таки сменим тему? — предложил Кузька.
— Да, давайте сменим, — сказал Ярпен, — Олив, я прочитал твою книгу. Такие потрясающе живые герои получились у тебя… Я даже на многих стал смотреть под другим углом… У тебя явный литературный талант.
— Слушай, писательница! — встрял, походя, Гена, — Может, всё-таки сначала накормишь своих друзей картошкой с курой и салатами, а уж потом будешь их кормить своими литературными талантами?
— И то правда, — засмеялась Олива, — Соловья баснями не кормят. Пойдёмте, я наложу вам жареной картошки.
— Нет-нет, я сыт, — отказался Кузька, — Влада покорми, а то он вечно голоден. Видишь же — кожа да кости…
— Да ну тебя, — смутился Ярпен.
— Пошли, накормлю! — Олива за руку потащила Ярпена в гостиную, — Кузь, ты тоже с нами за компанию.
Пока Ярпен давился непрожаренным картофелем, Гена налил в рюмки ещё водки и попросил Кузьку сказать тост.
— Ну, Кузь, говори тост, — шепнула Олива, — Не подводи.
— Итак, тост, — провозгласил Кузька, вставая из-за стола, — Господа, я, конечно, никого из вас не знаю… Но хочу выпить за именинника – как, кстати, зовут именинника? Гена? Гена. Так вот, Гена, за тебя и за… знакомство, так сказать…
Под жиденькие аплодисменты Кузька сел на место. Все остальные принялись чокаться и выпивать. Олива была всецело поглощена разговором с Ярпеном, и Кузька, почувствовав себя лишним, вышел на балкон.
В гостиной между тем установили колонки, и начались танцы. В кухне семь человек курили кальян; на балконе стояла лишь Никки и задумчиво смотрела на панораму вечернего города. Кузька подошёл к ней поближе и тоже стал смотреть. Он поймал себя на том, что ему очень уютно стоять рядом с этой девушкой, и он мог бы вот так же простоять с ней на балконе час, два — сколько угодно.
— А почему ты не веселишься в гостиной вместе со всеми? — спросил он, лишь бы начать разговор.
— Я устаю от шума и от людей, — сказала Никки, — Иногда хочется побыть одной…
— Ты знаешь, мне тоже, — сознался Кузька, — Я тоже устаю от большого количества людей. Ведь среди этих больших тусовок так часто мы пропускаем главное…
— Да… — задумчиво произнесла Никки.
Кузька приблизился к ней вплотную.
— Ничего, что я курю? — спросил он.
— Да пожалуйста, пожалуйста… Хотя я не очень люблю, когда курят…
Кузька тут же загасил бычок и выбросил его на улицу. Минуты две оба молчали.
— Красивое небо, правда? — прервал молчание он, — Только у нас на Севере может быть такое небо. Небо цвета сирени. Ты любишь сирень?
— Я люблю звёзды, — сказала Никки, — Звёзды — это глаза ангелов, что смотрят на нас с небес.
— Цветы сирени тоже состоят из маленьких звёзд… — произнёс Кузька, — А ты… ты веришь в существование ангелов?
— Ангелом может быть любой из нас. Я верю в то, что все люди хорошие.
— Но ведь плохие люди тоже бывают, — грустно усмехнулся Кузька.
— Хорошее есть в каждом человеке, каким бы плохим он ни казался вначале, — сказала Никки, — Ты знаешь, как мы с Олей стали общаться? Она ненавидела меня…
— Тебя? Ненавидела? — изумился Кузька, — Разве могут быть на свете люди, которые могли бы ненавидеть тебя?..
— Но это так. Она ненавидела меня, потому что… Потому что хотела иметь только своим человека, которого любила и я… и который меня любил…
— Ясно. Любовный треугольник, значит.
— Но теперь ты видишь, как всё изменилось…
Кузька стоял рядом с Никки и с трудом сдерживался, чтобы не обнять эту удивительную девушку, которая за несколько минут разговора стала для него такой близкой и родной. Он забыл, что уже поздно, и ему завтра утром на работу.
Что Мими? Она уже не существовала для Кузьки. Теперь он понял, как заблуждался, когда полагал, что влюблён в неё. Об Оливе, мысли о которой посещали его предыдущей ночью, он тоже уже не думал — Никки, эта маленькая простая Никки, которую он вчера даже не заметил, в один момент заслонила для Кузьки всё и вся.
— Ты слишком доверчива… — тихо произнёс он, невольно придвигаясь к ней ещё ближе.
— Просто я верю в чудо, — отвечала она, — И я знаю, что оно существует.
Глава 45
Субарктический климат, в зоне которого находился Архангельск, мало кого, кроме Оливы, приводил в особый восторг. Трескучие морозы зимой, когда от стужи сводило пальцы даже в меховых перчатках, заменялись зноем и жарой летом, когда на смену ледяным ветрам и метелям приходили тучи свирепых северных комаров и слепней.
В один из таких-то знойных летних дней и снарядила Олива своих друзей в поход на Медозеро. Правда, Гладиатор остался в городе, так как сегодня у него была тренировка сборной по американскому футболу, Никки не пошла с ребятами, сославшись на головную боль, а Кузька остался с нею.
Казалось, ничего не изменилось за год: тот же трясучий автобус до Васьково отходил от МРВ в то же самое время, те же деревянные «супермаркеты» по-прежнему стояли у автобусной остановки в Васьково, по-прежнему на пыльной обочине дороги загорал тот же полосатый кот, и бегали около забора те же свиньи, принадлежащие старушке из углового дома. И лес остался тот же самый, что и был. И вот так же, как и год назад, шли по лесной тропинке четверо ребят и одна девушка, только вместо Гладиатора и Салтыкова были Ярпен и Даниил. Все шли налегке; но, несмотря на то, что путников не отягощали, как в прошлом году, тяжеленные рюкзаки со жрачкой и походными снаряжениями, идти по жаре в такую даль было трудно. От жары и сухости воздуха беспрестанно хотелось пить, и ребята часто останавливались, чтобы глотнуть воды из бутылки, которая была общей.
— Парит… — заметил Ярпен, щурясь на яркое солнце своими светлыми глазами.
— Перед дождём, должно, — сказал Флудман, отпив из бутылки и передавая её товарищу, — Вчера по радио передавали: будет дождь с градом.
— Вот спрашивается, какого хрена мы тащимся в такую даль, если я предлагал всем идти на Краснофлотский, — проворчал Хром Вайт, однако Олива пресекла его нытьё на корню.
— Если кто будет ныть, того я привяжу к дереву и за неверность оставлю на съедение комарам, — жёстко отрубила она.
Обмахиваясь от насекомых ветками, которые, впрочем, не спасали, ребята углубились в лес. У железной дороги Олива хотела было остановиться и сделать привал, но Хром Вайт не позволил.
— Мы должны пересечь последний лес перед озером не теряя времени, — объяснил он, — Иначе мы не успеем на последний автобус и придётся заночевать в лесу.
— А ты хорошо знаешь дорогу дальше? — спросила Олива, — До железки-то ориентир простой, а после? Ведь в том лесу такие дебри, что только Гладиатор один знал, по каким тропинкам нас вести.
— Да выведу я вас, чё ты паникуешь, — отмахнулся Хром Вайт.
— Позвони Гладу на всякий случай! Пусть он, по крайней мере, объяснит нам, как идти дальше…
— Да брось, так дойдём!
— Ну ладно, — пожал плечами Даниил, — Веди нас, Иван Сусанин.
Во главе с Хром Вайтом все вступили в последний лес перед Медозером и пошли следом за Хромом, который с каждым шагом по петляющим лесным тропинкам становился всё более неуверенным.
— Странно, — заметил Флудман, — Ведь с Гладом мы за полчаса доходили от железки до озера, а сейчас всё идём, идём, а лес всё не кончается…
— И вода в бутылке закончилась, — сказал Ярпен, — У меня аж в глотке всё спеклось.
— Ну чего? — обеспокоено спросил Флудман, видя что Хром Вайт, шедший впереди всех, в растерянности остановился.
— Только не убивайте меня, — пробормотал Хром, — Но мы, кажется, пошли не по той дороге…
— Почему не по той дороге?
— Потому что впереди болото…
Ребята в недоумении остановились. Узенькая тропинка шла под горку и обрывалась внизу, затерявшись в болотных камышах. Громадный путь, который они проделали, закончился тупиком…
— Что же нам теперь, обратно идти? — нарушил молчание Даниил.
— Если бы, — пробормотал Хром Вайт, — Хуже всего то, что пока мы тут петляли, попали в такой лабиринт, что и дорогу назад теперь не найти….
— Ну что, придётся звонить Гладу, — сказал Ярпен.
— Невозможно, — объяснил Хром, — Здесь не ловит сотовая связь.
— Зашибись! — потеряв терпение, выругалась Олива, — Я же говорила тебе ещё у железки — звони Гладиатору! Только он знает правильный путь, а теперь что мы будем делать?!
— Сухари сушить, — отрезал Хром Вайт.
— Но ведь как-то мы должны выйти из этого леса! — сказал Флудман, — Давайте попробуем пойти назад — как пришли, так и должны же выйти по идее!
Это был единственный выход у них сейчас, и горе-путешественники, вымученные долгой дорогой по жаре и комарами, попятились по мшистым кочкам назад. Однако, по мере того как они шли, лес всё не редел, а, напротив, становился всё чаще и чаще. Тут-то друзья окончательно поняли, что они заблудились.
— Я никуда больше не пойду! — заявила Олива, садясь на мшистую кочку, — Идти нам некуда! А по милости этого товарища — она указала на Хром Вайта, – По его милости теперь неизвестно, выберемся ли мы отсюда вообще когда-нибудь…
Всем стало не по себе. Окружающие их деревья наступали со всех сторон; лес пугал своей чернотою и непроходимостью. Вдобавок ко всему скрылось куда-то солнце, и в лесу стало ещё мрачнее от надвигающейся с запада чёрной тучи. Где-то отдалённо прогрохотал гром.
— Ого, какая туча, — сказал Ярпен, — Вот щас ливанёт-то…
Секунда — и ливень с крупным градом стеной обрушился на наших ребят. Они промокли до нитки; деревья отчасти защищали их от града, но грохот грома и сверкающие молнии у них над головами приводили всех в ужас. Олива, хоть и была не из трусливых девчонок, и та не смогла скрыть своего страха и прижалась головой к Даниилу, который накрыл её своей курткой.
— Вот и искупались, — сыронизировал он, когда ливень прошёл, а промокшие до трусов путешественники встали, чтобы идти дальше.
После дождя идти стало намного легче: напряжённый предгрозовой воздух разрядился и стал мягче, а комары и слепни, прибитые дождём, поубавили свою ярость и уже не так сильно атаковали друзей своими укусами. Между тем, деревья каким-то чудом стали редеть, и вскоре взору утомлённых путников показался впереди белый просвет. Не прошло и пяти минут, как друзья выбрались, наконец, к Медозеру, только с другого берега, противоположного тому, где они останавливались в прошлом году.
— Эва, куда нас занесло… — задумчиво произнёс Флудман.
Олива остановилась у воды. Медозеро... В её памяти тут же воскрес прошлогодний поход, шашлыки, синяя палатка, костёр с пламенем до небес, который возжёг Салтыков…
«Как он любил меня тогда! — вспомнила Олива, — Как ревновал к каждому столбу, как бесился из-за того только, что я плавала в озеро с Гладиатором, а не с ним! А теперь... теперь ему срать на меня настолько, что он даже прячется от меня в Питере и будет торчать там, вероятно, до тех пор, пока я не уеду из Архангельска...»
— Пошли купаться! — окликнули её ребята, сбегая с берега в воду.
Олива тряхнула головой, как бы стряхивая с себя воспоминания о Салтыкове, разбежалась и с гиканьем бросилась в воду.
— Поплыли на тот берег! — крикнула она, рассекая руками воду.
— Поплыли! — отозвался Ярпен, — Эй, Даниил!
Даниил, отплывший от берега примерно на то же расстояние, что и остальные, то и дело нырял под воду и выныривал, вскидывая кверху руки.
— Ух, хорошо! — крикнула Олива, сделав под водой сальто-мортале и выныривая, не открывая глаз, — Йахууу! Поплыли!
— Даниил, так плывёшь ты с нами, или как? — повторил Ярпен.
— Не слышит, — констатировал Флудман и, заметив, что тот с каким-то отчаянием ныряет под воду, судорожно глотая воздух и плеща руками, крикнул: — Э! Да он, никак, тонет!
— Держись! — поплыл к нему Ярпен, — Держись, Даниил!
Он неловко подплыл к нему спереди, но тот, утопая, схватил его за волосы и потянул ко дну. Завязалась бессмысленная борьба. Ярпен, сам захлёбываясь, пытался ещё тащить его на себе, несмотря на то, что весовые категории у них сильно отличались. Флудман бестолково плавал около них, не зная, за что хвататься.
— За шею! За шею его хватай! — кричал с берега Хром Вайт, — Э, да не так!
— Дак плыви сюда сам! — крикнула Олива, — Ишь, раскомандовался оттуда, умник…
— Я не умею плавать!
Олива, не слова более не говоря, подплыла к парням и стала толкать их сзади к берегу. К счастью, они не успели отплыть далеко от берега, поэтому общими усилиями выплыли, наконец, к безопасному месту, где уже прощупывалось ногами дно.
— Ну ты и напугал нас, приятель! — смеялся Флудман, отжимая на берегу свои плавки, — Как это тебя так угораздило потонуть на мелком месте?
— Я и сам не знаю… — произнёс Даниил, ещё не оправившись от испуга, — Чувствую: внизу холодные течения, ногу сводит… Вдруг — раз! Как камнем на дно потянуло…
— Ты бы хоть крикнул нам, что тонешь, — сказала Олива, откидывая с его лба мокрые пряди волос, — А то мы видим: ныряет, ну, думаем, радуется…
— Хороша радость, — процедил сквозь зубы Даниил. — Я кричать даже не мог…
На обратном пути идти было гораздо легче, если не считать зверских комаров, которые тучами носились вокруг. Ребята завернулись в полотенца как шахиды, и так и пробирались через лес. До Васьково они добрались почти без приключений, и даже успели сесть на последний автобус, который как раз стоял на остановке в тот момент, когда друзья вышли из леса.
Ребята еле-еле успели рассесться в автобусе. Рядом с Оливой уже сидела какая-то девушка, поэтому Даниилу пришлось сесть на другое сиденье, спереди.
— Девушка, не хотите ли вы поменяться со мной местами? — спросил он.
— Нет, мне и тут нормально, — сухо отвечала девушка, сидящая рядом с Оливой.