— Крот? Зачем?
— Если надо, я узнаю…
— Не надо! Не обязательно… Подойди!
Дуг подошёл к мастеру и уже по привычке протянул руку. Хан положил свою ладонь сверху и с помощью энергии передал Дугу слепок материи Сайлока.
Дуг и без того узнал про пацана достаточно. Посмотрел его выступление на королевской битве и до мельчайших деталей запомнил его лицо. Но слепок материи был надёжнее. Внешность можно изменить, а структуру материи — никогда… почти никогда. Дуг, как истинный охотник за головами, обладал способностью сканирования. Если знаешь — какой слепок материи искать — то ошибиться невозможно.
— Езжай туда и проверь всё сам! Если он вдруг окажется жив, а этот говнюк может… Передашь ему это…
Глава 23. Чума
Град осколков ударил по кузову и лобовому стеклу. Грузовик бросило в сторону, но Тучный удержал его дороге.
Поворот на ранчо остался позади, и Тучный подумал ехать дальше. Начальник смены постоянно твердил водителям, что их главная задача — отвезти груз. И всё же Тучный нажал на педаль тормоза.
Заскрежетали амортизаторы, зашипели подушки, многотонный грузовик остановился.
О том, чтобы подъехать к ранчо на грузовике, не шло и речи, Тучный выскочил из кабины и помчался к месту взрыва, срезая путь через поле.
С расстояния в сотню метров он различил едкий химический запах. Он неприятно щекотал ноздри и вызывал в лёгких спазмы. Ветер быстро развеял клубы чёрного дыма, но запах никуда не делся. Казалось, им пропиталась не только земля, но сам воздух вобрал в себя частички этой вони.
Четверть века Тучный прожил в диких Нейтральных землях. За то время его тело сделалось железным и выносливым, а потому он пробежал полкилометра и взобрался на холм, даже не запыхавшись. Однако дыхание сбилось от увиденного.
На подъезде к ранчо валялись чёрные внедорожники. Искорёженные кузова с обуглившейся краской. По оставленному колёсами отпечатку Тучный решил, что их отнесло метров на десять. Он повертел головой. Хотел понять, остался ли кто живой и для собственного успокоения неуверенно крикнул:
— Есть кто живой?!
Прежде Тучный видел ранчо только издалека. Раскинувшийся на холме деревянный дом с десятком окон. Сейчас его не было. Кое-где по краям сохранились основания стен, в остальном на месте дома остался котлован от взрыва и выжженная до черноты земля. Пепел и ошмётки продолжали падать с неба.
Не считая искорёженных машин, только один предмет выглядел более или менее уцелевшим на пустыре — железная коробка.
Аккуратно ступая по хрустящей земле, Тучный пошёл к ней. С расстояния в десять метров он рассмотрел её лучше. Металлический куб с длинной грани полтора метра. На одной стенке он рассмотрел правильные отверстия, на другой — окошко, из которого что-то торчало. Тучный подошёл ближе и в испуге дёрнулся, когда это что-то шевельнулось.
Сквозь подошву он чувствовал исходящий от земли жар, а к коробке так и вовсе — не подойти. Воздух рябил из-за испарений. Металл остывал и потрескивал. Тучный думал, что его обманывают глаза, но что-то в кубе шевелилось. Хотело выползти наружу? Очень похоже.
Водитель хлопнул по карману и чертовски обрадовался, что перчатки не остались в грузовике. Надел перчатки, натянул ворот майки на нос и подошёл. Спустя всего одно мгновение он взмок. Капли пота проступили по всему телу, а лёгкие отказывались дышать паром. Задержал дыхание, ухватился за торчащую из коробки конечность и потянул.
Вытащить из ящика человека, а точнее — то, что от него осталось, получилось только с четвёртого захода. Трижды Тучный отбегал к внедорожникам, чтобы отдышаться и остыть, а затем возвращался, преследуемый одной и той же мыслью: «Почему он ещё не умер?!». Впрочем, узнать человека в обугленной туше было непросто.
Вытащив беднягу из коробки, Тучный посмотрел на его лицо. Не различить. Человек походил на запечённую в углях картошку. Его покрывала толстая обугленная корка, за которой невозможно было увидеть ни одежду, ни обувь, ни черты лица.
Но оторванной двери внедорожника Тучный оттащил тело из эпицентра взрыва и замер, ужасаясь зрелищем. Оно шевелилось. Едва заметно подёргивалось и хрустело шеей. От него исходил пар и поднимался в небо плотным столбом.
— Ты в порядке? — спросил Тучный и истерично улыбнулся, поняв, как прозвучал его вопрос. Затем взял себя в руки и вспомнил, что нужно сделать. — Потерпи! Я вызову спасателей!
Тело зашевелилось чуть активнее. «Понял и обрадовался!» — подумал Тучный, вытаскивая из кармана телефон. Принялся жать по кнопкам в перчатках, но получалось плохо:
— Сейчас-сейчас! — Тучный скинул перчатки, и дело пошло на лад. — Лежи спокойно! Помощь приедет быстро!
От произошедшего в следующую секунду на затылке у Тучного зашевелились волосы. Обугленное тело изогнулось, и откуда-то изнутри прорвался голос:
— СПРЯЧЬ!
Скрипящий хрип бедолаги резанул Тучного по перепонкам. Отойдя на пару шагов, он нажал кнопку вызова, но тут же сбросил.
Родители и бывшие соплеменники Тучного часто повторяли, что он — парень с головой на плечах. Тучный и сам не считал себя глупым, а потому не повёл себя как дурак и на этот раз.
Тот нечеловеческий стон из недр обугленного тела стоил человеку невероятных усилий. Но зачем мучить и изводить себя? Если хотел показать, что живой, хватило бы и стона. В крайнем случае крикнул бы что-нибудь подходящее, например: «Помогите!». Но он сделал другое. Крикнул: «СПРЯЧЬ!». Кажется, это значило для него больше, чем всё остальное.
…….
Первое чувство, которое достигло меня, подобно лучу света в беспросветной тьме, было обоняние. Запах проник в нос, передал данные в мозг, а тот их обработал и выдал заключение — канабиноиды. Не нужно было обладать способностями, чтобы почуять запах травки, тем более он витал повсюду и часто обновлялся.
Прожив в этом мире пару-тройку месяцев, мне не только приходилось терять сознание, но и чувствовать себя на волосок от смерти. Примечательно, что каждый раз, когда тело возвращалось к жизни, чувства приходили поочерёдно. Валялся ли я на ринге, корчился ли на полу в клубе Варваров, отходил ли от взрыва гранаты во время Королевской битвы. Проходило две-три минуты, и мозг сообщал данные о твоём состоянии: где болит, что находится вокруг, чем пахнет, что случилось.
В этот раз всё было по-другому. Во-первых, я не смог открыть глаза, а значит понять — где я; во-вторых, я ничего не чувствовал, ни прикосновение поверхностей, ни боли, ни температуры; в-третьих, я ничего не помнил, включая своё имя. Всё, что у меня было, — запах. Но, что удивительно, я не только поглощал его носом, но детально знал содержание отличных от обычного воздуха веществ.
Прошло сколько-то времени. Несколько часов? Дней? Месяцев? Всё это время я следил за запахом дыма. Сначала я хотел, чтобы тот поскорее выветрился, а когда это случилось, мечтал, чтобы комната по новой наполнилась им. В отсутствии запаха дыма я нюхал другие мерзкие запахи: пот, сырость, плесень, гниющая еда, немытая кожа, крысы, насекомые. Запах жжённой травы казался глотком свежего воздуха в сравнении с ними.
К счастью, моя жизнь не закончилась на потреблении одних лишь запахов. К сожалению, стало очень больно. Боль была везде и отовсюду. Миллионы или миллиарды нейронов нервной системы со всей дури колотили в барабаны, подталкивая меня к смерти от болевого шока. Я не мог шевелиться, а потому переносил истязания в гробовом молчании и без движения.
Боль длилась бесконечно долго. Я надеялся, что в скором времени умру, но симптомы говорили об обратном. Открылись глаза.
Моим пристанищем стала тёмная комнатушка. Я не мог вращать головой, а потому видел немного. Но и того было достаточно, чтобы составить общее представление о месте. На стене висел старый ковёр; из-под побелки на потолке проступал рельеф плиты перекрытия; освещением служила пыльная пластмассовая люстра на одну лампочку; со стены свисали надорванные куски обоев. Местечко походило то ли на запущенную, то ли на заброшенную квартиру.
Несколько часов я пролежал, собираясь с силами, чтобы повернуть голову. Откуда-то сбоку клубился дым. Шевеление подсказывало, что в комнате я не один. Наконец-то попробовал повернуть голову. Не вышло. Лишь дёрнулся в судороге и сбил и без того тяжёлое дыхание.
Так или иначе моя попытка не осталась незамеченной. Скрипнула кровать, раздались шаги, и надо мной склонился мужик. Копна грязных волос делала голову чуть ли не в два раза больше. Неухоженная борода, три серьги в ухе, затуманенные глаза с чёрным кругами. Верх одежды — затасканная жёлтая байка, на шее — охапка из амулетов, талисманов и оберегов.
Он затянулся косяком и выпустил дым. Погремел железом, после чего что-то холодное коснулось губ — черпак. Я сделал глоток воды и моргнул в знак благодарности. Незнакомец улыбнулся, хихикнул и покинул зону видимости.
Так и потекло время. День за днём я лежал на кровати. Большую часть времени спал (если муки с закрытыми глазами можно было назвать сном), другую — лежал и смотрел в потолок. Три или четыре раза в день я собирался с силами и дёргался. Тогда мужик давал мне воды.
Кажется, прошло пять дней, прежде чем я смог шевелиться. Возвращалась и память. Я потянул за ниточку и развязал нехилый клубок воспоминай: кто я, где я, новый мир, старый мир, материя…
Заглянув внутрь, я увидел выжженный напалмом пустырь:
Сила 1, Ловкость 1, Выносливость 1, Восприятие 3, Интеллект 2.
Материя была тусклой, какой я её никогда прежде не видел. Немногие уцелевшие звенья искривились и потрескались. Глядя на хлипкие и источенные стенки, я удивлялся, как они вообще способны удерживать в себе энергию.
Физическая боль мало-помалу сходила на нет, но ударила новая боль — моральная. Мне было больно смотреть на ту убогую конструкция материи и её тусклый свет. Ведь я помнил прекрасную структуру из сотен составляющих, а сейчас…
Ко всему прочему в материи нашлась одна обезличенная связь. Матово-чёрное обугленное звено, которое находилось в стороне от общей структуры. Внешне оно выглядело уродом, звеном, охваченным гангреной, почти трупом. Тогда почему оно не исчезло, как исчезали другие погибшие звенья? Не понятно.
Шли дни. По самым скромным подсчётом прошло около месяца, прежде чем я смог говорить, и не меньше полутора месяцев, как я встал на ноги. Всё это время я находился в состоянии выживания. Терпел боль, ждал, когда затянутся раны, мечтал и надеялся, что материя восстановится быстро. Всё это время мне не было дела до происходящего во вне, но рано или поздно я должен был спросить:
— Где я? И как я здесь оказался?
Его звали Чума. Он так представился. Рассказал, что его друг по имени Тучный работает водителем грузовика в Нейтральных землях. Это он нашёл меня на месте взрыва и привёз к Чуме. Чума же любезно разрешил воспользоваться его конурой. Она, к слову, находилась в городе. Забавно получилось. Я провалялся полтора месяца в грязной конуре, перебиваясь водой и иногда отвратными харчами, когда в паре километрах меня ждали лечебница братства и профессиональный уход. Ну ладно, что уж теперь…
Опыт повреждения материи у меня имелся, а потому я знал, что она способна к регенерации. Жаль, что вместе со структурой похерелись девять вторичных характеристик регенерации материи. Они бы существенно ускорили восстановление. А так приходилось довольствоваться одним восстановленным звеном в три-четыре дня.
Спустя полтора месяца материя подсобралась:
Сила 3, Ловкость 3, Выносливость 3, Восприятие 7, Интеллект 5.
Интересно, насколько нейтрально относился ко мне Чума. Не спешил выгонять, но и не сближался. Вообще, чем больше я проводил рядом с ним времени, тем больше удивлялся. Чума оказался типичным растаманом, хотя история его была отнюдь не типичной.
Свою траву он уважительно называл «плоды Нейтральных земель». И относился к ней… по-особенному что ли. Курил круглыми сутками, но вместе с тем не походил торчка. Каждая затяжка сопровождалась ритуалом. В состоянии дурмана он не только хихикал и улыбался, но часто медитировал и вёл записи.
Особенный же интерес вызвало его паломничество в Нейтральные земли. С его слов он больше месяца бродил по диким и опасным землям, прятался от зверей и перебивался корешками, чтобы отыскать посевы дивных плодов. Каким-то чудом ему удалось выжить, а его старания окупились. Чума нашёл нетронутое поле, конца которому не было видно. Видать, какой-то растаманский бог подсказал ему это место и велел провести остаток своих дней там. Чума так и сделал бы, если бы не птица.
Огромный ястреб или кто-то на подобие чуть не оторвал ему руку с первого захода и намеревался добить со второго, но на помощь подоспел Тучный и спас Чуму. Так они и познакомились, а позже подружились. Тучный спас Чуму, залечил раны и помог собрать четыре мешка растений, а Чума в знак благодарности взял Тучного с собой в город и показал ему новую жизнь.
Постепенно иссохшие и покорёженные основные звенья восстанавливались. Их стенки укреплялись, наполнялись энергией, с каждым днём увеличивалась общая яркость. И только одна связь оставалось неизменной — обугленная чёрная палка. Пять основных звеньев походили на единый куст, ростки которого исходили из одного корневища и местами переплетались, а чёрное звено было отстранённым, другим, чуждым. Если присмотреться, то внутри можно было рассмотреть движение энергии. Вот только она не покидала звено и не собиралась на соединениях, как это происходило с другими звеньями, а колыхалась внутри.
Восстановление материи повлияло на память. Теперь она возвращалась не крохотными щепотками, а ударяла в голову гружёными ковшами. Причём, её не нужно было осмысливать или анализировать. Я просто вскрывал запечатанные отсеки в мозгу, и всё тут же вставало на свои места: Битники, Крот, разборки на ранчо, убитый Шустрик, Литейщик, взрыв…
Вскоре шаткие звенья восприятия и интеллекта, которые соединялись между собой только в одной точке, укрепились вторичной связью алхимия. Благодаря чему уже на следующий день я разглядел в косяке у Чумы один интересный ингредиент.
— Чума, ты не мог бы продать мне немного травы в долг?
— Нет, конечно! — с негодованием крикнул он.
Чума был не против приютить меня, более того — он не жалел для меня воды и еды, но посягать на самое ценное — перебор.
Растения из Нейтральных земель стали для него смыслом существования. Чума не собирался рушить свою жизнь ради бесцельного наслаждения для других, а потому не забывал повторять:
— Лишь немногие способны прозреть и увидеть истину, вкушая плоды диких земель. Они не для развлечений, они — для жизни…
Приняв своих «плодов» Чума нередко покидал камору и где-то бродил. Мне ничего не стоило выкрасть жменю травы из его богатых запасов, но я и думать о подобном не мог. Вместо этого я пошёл другим путём.
Трёх вторичных связей алхимии вполне хватило, чтобы разобраться с нехитрым составом травы. Подобно тому, как я улучшил гербуху, я повозился с растениями Чумы. Очистил от примесей, убрал ненужные составляющие, уравнял пропорции.
— Как ты это сделал?! — в тусклом свете комнаты его округлившиеся от удивления глаза напомнили глаза панды. — Это же… Чудо!
С того дня у меня появился доступ к траве. Я помогал Чуме устанавливать надёжную, бесперебойную и высокоскоростную связь с… да с кем бы он там не связывался. Мне же растения нужны были не для «прозрения» и «истины». Я разглядел в них вещество с энергией. Извлекал его, заваривал в кипятке и пил. Материя хлебала отвар, будто голодный котёнок молоко, и довольно мурлыкала, играя энергиями в звеньях. Я ускорил восстановление материи в разы. Быть может — в десятки раз.
Обугленные корки на теле отслаивались, обнажая под собой тонкую красную кожу. На прожжённой до черепа голове появились первые волосы. День за днём я возвращал себе человеческий облик. Вместе с обликом возвращался Сайлок. Вместе с личностью Сайлока возвращались его принципы, его проблемы, его интересы, его злость и желание отомстить…