Меня от вида Тиза, тискающего её, до сих пор подбрасывает. Я бы его казнил, если бы не вмешался Гриф. Но мысли о Брине навевают на меня ещё большую тоску.
Именно тоску. Глубоко затаённое понимание того, что он хорош. Очень хорош. Всегда был хорош. Во всём. С детства. И что сейчас я неотёсанный мужлан по сравнению с ним, а он умён, образован, красив, изыскано аристократичен. Холоден и расчётлив, но для женского пола это скорее достоинство, чем недостаток. С выражением вечной скуки на лице, что тоже неизменно приковывает к нему женское внимание.
И я проигрываю ему. Где-то глубоко в душе я это точно знаю. Как и то, что он оказался сообразительнее, быстрее, точнее. Что проявил нешуточный интерес и чуть не увёл Дарью у меня из-под носа. Осознание этого факта просто убивает меня. Ведь по сути — он увёл. Просто Дашка успела обзавестись подругами, и только её заслуга в том, что ей помогли сбежать. Её, не моя, ортов я идиот! Я её чуть не потерял. Чуть не проиграл Марку, даже не начав поединок.
«Надо пригласить его во дворец и посмотреть собственными глазами», — чтобы не изводить себя пустыми домыслами, решаю я.
Да и вообще потолковать с ним не помешает. Нравится он мне или нет, это вопрос не личный, а государственный. Границы закрыты, деваться ему всё равно некуда. Да и бегут они все из Империи сюда, потому что нет у нас с Филиппом договорённостей выдавать людей, преступники они или нет. А значит, Брин или сбежал очередной раз. Или они всё же помирились, и он здесь шпионит на Императора, что тоже не исключено.
И с мыслями о своих шпионах, которые давно ничего не присылали важного из Империи, я и вхожу в Зал заседаний.
И в первую очередь подзываю Грифа и Барта.
— Кто из вас в курсе, что у нас пропал фей? — рассматриваю едва пробившуюся щетину на непривычно гладком волевом подбородке генерала.
— Фей?! — пожимают они плечами синхронно.
— Да, восемнадцатилетний юноша Амато, сын доньи Росарио.
— Чей муж погиб в прошлом году, получив несовместимые с жизнью травмы в другом мире? — хмурится Барт.
— Да, какой-то пьяный тупо швырнул в него бутылкой, — уточняю я. — И теперь несчастная женщина мало того, что ещё не оплакала мужа, так теперь лишилась и сына.
— Но почему они ничего не сказали? — разводит руками Гриф.
— По кочану, — осаживаю я Белоголового. — Скажи мне лучше, почему я узнаю об этом спустя почти два месяца и не от вас, а от Дарьи? — крайне недовольный, отмахиваюсь я, не желая видеть их даже бритые рожи.
— Мы разберёмся, Ваше Величество!
«Можно подумать, это обсуждается», — занимаю я своё место и приветствую всех присутствующих скупым кивком головы.
Таким же кивком даю слово канцлеру.
— Давайте начнём с чего попроще и поприятнее. Свободные замки. Пустующие земли. Пополнения казны за счёт покинувшей Абсинтию аристократии.
И со словом «поприятнее» я, конечно, погорячился. Хороших новостей я и не ждал. Хотя ровно в тот момент, как Она появляется в дверях, я и понимаю: неважно насколько всё плохо, неважно, что там я себе надумал, потому что главное, что она здесь, она рядом, она — моя, а со всем остальным мы справимся. Обязательно справимся!
Глава 41. Даша
— Господа, спасибо! — кланяюсь я, словно мне Нобелевскую премию вручили, когда все присутствующие в зале заседаний встают меня поприветствовать. — Рада вас всех видеть в добром здравии, — прикладываю руку к груди. — Прошу, присаживайтесь! Это рабочая встреча, а не светский приём. Надеюсь настрой у вас боевой, а потому не будем терять времени.
Но всё же пока канцлер лично не подвигает для меня стул, все так и стоят, даже мой король.
— Спасибо, господа! — занимает он своё место последним. — Продолжим.
— Что я пропустила? — шепчу я, когда единственный оставшийся стоять Клодвиг продолжает свой доклад.
— Можно сказать, ничего интересного. Мне всего лишь сообщили, что у нас полно пустующих замков, — делает он неопределённый жест головой.
И хмурая, очень хмурая складка между его бровей совсем мне не нравится.
— Кто уже успел расстроить моего короля? — шепчу я.
— Никто. Я сам себя расстроил, — вздыхает он. И пока задаёт вопросы канцлеру, суть которых до меня пока доходит смутно, я оглядываюсь по сторонам.
Столько новых лиц в совете! И люди новые, и количество членов совета сократилось до количества мест за столом. Я разглядываю их, они — меня. И, кажется, всё равно о чём говорят сейчас король с канцлером — я невольно оттягиваю внимание на себя.
Папаша Лемье не переставая моргает и потеет. Вечно прекрасный, как греческий бог, Дамиан потрясён так, что хочется стукнуть его снизу по челюсти. Фарад, как всегда, ровен, спокоен и доброжелателен, только седины в волосах словно добавилось. Непривычно помолодевший Барт, глядя на всё это усмехается, только улыбку его теперь не спрячешь в усы. Гриф, подвижный и насвистывающий себе что-то под нос, разглядывает стены, словно сто лет их не видел. Остальные более сдержаны. Но по невозмутимости всё же всех превзошёл Шако. Лишь протёр свои очочки и снова водрузил на нос — вот что значит выдержка военно-полевого врача.
Я, беря пример с Грифа, тоже скольжу взглядом по стенам. И к своему удивлению обнаруживаю вместо гобелена с изображением богов — карту. Большую географическую карту с тремя, раскиданными по ней континентами, похожими на торт, неровно разрезанный на три куска, разложенных на синей тарелке океанов. Издалека особенно заметно, что некогда эта земля была единой, но какой-то катаклизм расколол её на три части. И если их приложить друг к другу, то они сойдутся как пазл.
А у меня столько вопросов к Георгу, что, воспользовавшись заминкой, я стараюсь выдать их все:
— Ты что, опять поменял Совет? А куда делся гобелен? Ничего если я встану и подойду к карте? Мне нужно кое-что уточнить.
— Ничего, — улыбается он. И я прямо читаю по его глазам: «Делай что хочешь!» — И кстати к вопросу о том, что я поменял совет, — добавляет он, пока я ещё не встала. — Я ничего не менял. Просто все недовольные новой церковью и законами сбежали.
— А-а-а, так вот откуда столько пустующей дорогой недвижимости? — всё же встаю я, потому что всё равно никто не смеет перебить короля. — Так считай, страна просто избавилась от балласта. Я же правильно поняла, что тот, кто уезжает в Империю, обязан оставить всё здесь, ибо это принадлежит короне: земля, дома, прочее имущество?
— Позвольте я, ваше Величество? — берёт слово некий джентльмен, явно хорошо подкованный в этом вопросе.
— Конечно, Ренард, — кивает король, даже не повернув головы и по-прежнему не сводя с меня глаз.
— За тем, кто принимает подданство другой страны право владения имуществом не сохраняется, — уточняет этот Ренард, среднего возраста серьёзный дядька с брылями, делающими его похожим на усталого бульдога. — Все имеющиеся драгоценности и излишки средств они тоже обязаны сдать в казну.
— Спасибо, господин Ренард, — кланяюсь я и, когда слово дают Барту, повернувшись к благородному собранию спиной, начинаю водить по карте пальцем.
Под его доклад о здоровье личного состава армии я считаю: «Унос! Дуос! Трэс!» тыкая по очереди пальцем в каждый из трёх континентов и если не пританцовываю, то только для того, чтобы доклад Барта тоже не прошёл мимо аудитории.
На карте Трэс стоит верхним. И хоть я не сильна в географии, по очертаниям он напомнил мне Австралию. Он и есть как Австралия, и судя по его удалённости от двух других континентов, и судя по моим представлениям об «трэсийцах», как о голубоглазой и светловолосой нации. Марсилея, столица Трэса — морской порт.
А чтобы оказаться на Дуосе — веду я пальцем по пунктиру морского пути, пока Барт уточняет для Георга цифры уже переболевших, ещё лежащих в лазарете и остальных воинов, — надо преодолеть Большой океан.
Дуос — континент самый маленький. Почти симметричный, почти квадратный, он словно кристалл, что выпал из середины раздвинувшихся в стороны Уноса и Трэса. Для меня он как старушка Европа. И хотелось бы видеть его такм же маленьким, сонным, тихим, мирным. Но эти мелкие царьки и князьки всё что-то делят между собой. "Рай для наёмников" — назвал его Барт во время своих уроков.
Страна Болот, с её прононсом и Диграфом, похожая на Францию. Страна Серых Скал, где вырос Гриф, напомнившая мне по описанию Тоскану, в той части региона, где в Италии добывают белый Караррский мрамор. И ещё с десяток мелких и вечно воюющих друг с другом стран.
И когда Гошик предоставляет слово Шако, я из Аннукса, ближайшего к Диграфу порта, по водам Южного океана спускаюсь к Уносу.
И первое что меня возмущает: Абсинтия считается самой северной территорией континента, но на нашей карте это был бы крайний юг. И по сути, если их земля тоже круглая, с Абсинтии до Трэса через Холодный океан в несколько раз ближе, чем по Большой воде, но тут вмешивается несправедливость номер два: северный берег Полынного королевства и южный Третьего Континента — это неприступные скалы, а воды — цепи рифов, необитаемых островов и мелких архипелагов, в которые даже самые отчаянные мореплаватели опасаются лезть. Поэтому все торговые и пассажирские суда вынуждены тащиться через Дуос.
И крайним портом, что их встречает на Уносе, является Биденс, теперь один из городов Империи Пяти. И наконец, несправедливость номер три — обвожу я пальцем родные теперь мне земли — Абсинтия одна крупнее, чем вся объединившаяся Империя. Но… все крупные морские порты достались Империи, в том числе самый крупный Аденантос, их столица, и остальным не вошедшим в её состав пяти странам, Абсинтии же — бескрайние леса, холмы, поля, горы и единственный портовый городок Маратон на правом побережье.
Из пяти свободных стран, одной правит Робертус — старший брат Георга. Даже его крошечный Колхикон частично спускается к морю, хоть большей частью лежит в горах, что разделяют стеной Абсинтию и Империю. И оттого, что когда-то страны так и не смогли договориться о названии этих гор, они так и зовутся — Безымянные.
— А где находится Исваан? — чтобы не мешать докладу Шако об обстановке в городе, которая мне и так известна не понаслышке, шёпотом спрашиваю я ближайшего к карте охранника.
— На Трэсе, — пытается тот отделаться коротким ответом, даже не шелохнувшись в своём почётном карауле. Но я как в той рекламе: «Дима, помаши маме ручкой!» пока не заставила его подойти к карте и ткнуть пальцем, так и не успокоилась.
«Ну надо же! — рассматриваю я крошечный залив на том побережье Трэса, где высятся неприветливые зубчатые скалы. — И правда, Берег Вечного Счастья. Это ж счастья будет полные штаны, если доберёшься в эту бухту целым и невредимым».
Глава 42. Даша
— В общем, мы подходим к той фазе эпидемии, что именуется пандемией, — с глубоким вздохом завершает свой доклад Шако. — Болезнь вот-вот примет массовый, повальный характер и поразит почти всё население.
— Ну, этого и стоило ожидать, — вторит ему вздохом король. — Радует только одно: что ни одного смертельно случая до сир пор не зарегистрировано. Будем надеяться, что получится пережить эту пандемию без потерь. Что по временным госпиталям? — разворачивается он к кому-то, хоть и не к главному санитарному врачу страны, но видимо, к сведущему в этих вопросах.
Под его речь, что коек, медсестёр и медикаментов не хватает, я крадусь к своему месту и, заняв его, ещё до того, как он закончит своё пессимистическое повествование, начинаю нетерпеливо покашливать. А потом, не выдержав, всё же перебиваю:
— Вас бы на улицу, господа, в толпу испуганного, мёрзнущего и сидящего без работы народа. Простите, но я никак не пойму: рук в госпиталях не хватает, и в это же время огромный пласт населения, занятый до этого в сельском хозяйстве, сидит без работы и хватается за любую возможность, лишь бы прокормить семью. Люди готовят, пекут, мастерят, берутся за любой ремонт, за всё, что только они могут сделать своими руками, чтобы продать товар или услугу и купить кусок хлеба. А у нас госпиталя стоят без медперсонала?
— Но тот объём оплаты, который выделен, мы освоили, — прямо как наши чиновники, переходит «санитарный врач» на канцелярский язык. — И не в моих полномочиях справляться о возможностях казны. Возможно, людей просто не на что нанимать. Почти все занятые там сейчас из «травников» — показывает он на Фарада и работают добровольно. Платить остальным мне просто нечем.
— Да, состояние казны не ваша забота, Николас, — зло обрывает его Георг, — а моя. Ваша была посчитать какое количество людей ещё требуется и доложить. Так считайте и докладывайте! У вас времени до вечера.
— Простите, Ваше Величество, — вздыхает этот молодой, но неприятный мужик, этакий зализанный интеллигентик с жиденькими волосёнками, и не думая отступать. — Но дело даже не в персонале. Мест в госпиталях всё равно не хватает. А люди идут за тарелкой супа, за теплом, за горячей водой, возможностью помыться и постираться. Порой они даже ещё не больны, но заранее стараются занять койку. Сколько бы у нас ни было медсестёр, мы не сможем принять всех.
— Георг, — глядя как он мрачнеет, словно грозовая туча, кладу я руку ему на колено. — Я знаю, что с этим делать. Точно знаю. Послушайте меня, — прочищаю я горло, когда советники затихают, готовые мне внимать. — Раз уж мы всё равно не можем остановить эту эпидемию, давайте превратим её в праздник.
— Хм, — качает головой мой король, что видимо означает: «Вот ты чумовая!»
— Я слышала, как вы решили вопрос с армией: всех заразить, чтобы они переболели одновременно. И это гениально. Осталось меньше десяти процентов неболевших. То есть наша армия за неделю стала дееспособной. Почему бы так же не поступить с остальными людьми?
— И что ты предлагаешь? — всё же снисходит мой король до неприкрытой заинтересованности.
— Много чего, — усмехаюсь я. — Во-первых, под госпиталя надо задействовать ту недвижимость, что стоит бесхозной. Сбежавшая аристократия оказала нам услугу — теперь у нас есть огромные, отапливаемые — поднимаю я палец, — помещения. Вот и пусть они станут приютами для людей, которые в них нуждаются. И не только на период эпидемии, на всю зиму. Пусть там будет горячая пища, медперсонал, бани, горячая вода, медикаменты, средства гигиены — всё, что только может потребоваться.
Личная гигиена — главное условие быстрого и безболезненного выздоровления. Так давайте людям просто это дадим. Далее, — машу я рукой Дамиану, показывая на графин с водой рядом с ним.
— Записывайте, господа, — пока я жадно глотаю воду, командует мой Пятый Рекс. — А то как в прошлый раз: никто ничего не запомнил, а потом локти кусали.
— Далее, — отставляю я стакан. — Праздник. Пусть в городах, селах, в каждом населённом пункте на всех главных площадях до конца эпидемии готовят горячую еду, играет музыка, разливают какие-нибудь слабоалкогольные напитки или просто горячие, не знаю. Пьяные нам точно не нужны. А вот кучность населения — будет на руку. Пусть заболеют все разом. Имея по стаканчику грога или глинтвейна холодными зимними вечерами у большого костра среди друзей, соседей, семьи — чем не отличное времяпровождение хоть для больных, хоть для здоровых.
— Музыка, танцы, фейерверки, — что-то уронив со стола, с энтузиазмом откликается неуклюжий молодой человек, которого я признала по алым пятнам смущённого румянца на щеках и по этой неуклюжести. — Позвольте это я возьму на себя?
— С радостью позволяю, Пьер, — прикладывает руку к груди король. А я про себя добавляю: "Надеюсь, этот Пьер не спалит нам столицу". Хотя судя по лицу короля, посветлевшему, довольному, и улыбкам на лицах остальных членов совета идея им нравится.
— Помимо этого, кто мне скажет сколько в городе бань? — осматриваю я присутствующих.
— Около десяти, — отвечают из-за стола.
— А сколько населения в столице?
На этот вопрос мне отвечает канцлер.
— Тогда бань мало. Очень мало, Клодвиг. И эту проблему тоже нужно решать и немедленно. Потому что вода в «купальнях» или как вы их тут называете, «стиральнях», то есть таких каменных ванных типа квадратных фонтанов, уже по утрам замерзает. Скоро людям негде будет стирать и полоскать одежду, и мы будем иметь не только эпидемию ветрянки — она пройдёт и в итоге сойдёт на нет. Но начнутся инфекции похуже. И к волне простудных заболеваний добавятся вши и прочая живность. И антисанитария станет фатальной. Поэтому я настаиваю на том, что нужно устроить временные, а лучше постоянные «помывочно-постирочные пункты», — показываю я пальцами кавычки.