— Возможно пока временные, палаточные с печками или кострами, но с постепенной перестройкой их в постоянные, — предлагает кто-то из толпы. — Ведь зима, похоже, у нас будет не одна.
— И людей на строительство можно задействовать. Даже за паёк, которым можно накормить семью, за тарелку горячей еды, думаю, люди буду рады помочь городу пережить ненастье.
— Какое счастье, что мы наконец, поворачиваемся лицом к проблемам простых людей, — развожу я руками. — Правильно! Отличная идея.
— Но строительство — это камень, кирпич, сложные погрузочно-разгрузочные работы, — возражают или скорее выказывают беспокойство за столом.
— Отлично, господин Ковейн, что вы об этом подумали и спасибо, что спросили. Для этого у нас есть феи, — показываю я рукой в сторону благородных донов. — Которые тоже переживают, что являются теперь полноценными жителями нашей страны, а рабочие места для них не предусмотрены. Я своими глазами видела с какой лёгкостью они перемещают бетонные блоки и деревья. Везде, где требуются любого вида перемещения — милости просим, обращайтесь в Департамент Пространственных Связей. Правда, дон Орсино?
— Мы будем счастливы быть полезными, Дарья Андреевна, — склоняется он в поклоне, блеснув лысиной в обрамлении зеленоватых кудряшек.
— У меня только один вопрос: у нас есть на всё это деньги? — шепчу я королю, когда донов начинают засыпать вопросами.
— Да, моя родная, у нас есть на это деньги. И даже если нет, я найду.
Не хочу его даже спрашивать по каким сусекам он поскребёт, потому что он добавляет в самое ухо:
— Ни в чём себе не отказывай!
Я благодарно сжимаю его руку, и он больше мою не отпускает.
Глава 43. Даша
— Чуть не забыла, — снова прошу я тишины. — Праздник праздником, но обязательно нужно проводить среди людей просветительскую работу. Листовки, какие-нибудь короткие, но познавательные тематические выступления артистов, просто лекции, прямо на улице, но обязательно нужно людям рассказывать как справиться с инфекцией, и обязательно: что делается для их блага и почему нужно все эти рекомендации соблюдать. Обучите первых добровольцев, а дальше пусть они набирают себе команды таких же активистов и, если позволит бюджет, эта работа тоже будет оплачиваться.
— Фоль, возьмите на себя типографию и организационную работу.
— Да, Ваше Величество, — кивает господин Фоль.
— Есть вопросы к Дарье Андреевне? — показывает в мою сторону Георг.
И я уже готовлюсь к тому, что сегодня мне всё же придётся охрипнуть, но он так изящно выходит из положения.
— Значит, записывайте их и передавайте через секретаря. Самые насущные получат ответы немедленно, остальные — на следующем заседании, — встаёт он и я, намертво привязанная к нему не только душой и сердцем, но и рукой, встаю следом. — Встретимся через час, господа.
И не знаю, как он добивается такого понимания от своих подчинённых, но за ним следуют ровно те, кто ему сейчас нужен. А идём мы не на обед, не в коечку помурлыкать перед обедом, мы идём в его кабинет, где в урезанном составе за закрытыми дверями явно будут решаться вопросы не для праздных ушей.
Первым начинает Шако.
— Дарья Андреевна, — приложив руку к груди, сдержано, почтительно склоняется он в поклоне. — К сожалению, у нас уже возникла проблема с заболеваемостью, которую своими силами нам не решить. Мы уже имеем смертный случаи от запущенной пневмонии. И имеем заболеваемость детей, на мой взгляд, стремительно двигающуюся к критической.
— Я знаю, о чём ты говоришь, Шако, — киваю я, сидя на подоконнике рядом с Георгом. Я видела этих детей, с соплями, с кашлями, с температурой. В первую очередь места в тёплых госпиталях, конечно нужно предоставить им. И разделить стационары на детские и взрослые.
— Да, хороший уход, конечно, снимет часть проблем. Но всё это да плюс ветрянку на ослабленный организм, и детская смертность станет такой, что демографическая ситуация в стране изменится до неузнаваемости, — вздыхает он. — Я очень рад, что вы вернулись так вовремя.
— Антибиотики? Медикаменты? Ты на них намекаешь, Шако? Из нашего мира? — всматриваюсь я в его серьёзное лицо. В ответ он разводит руками, давая понять, что он пока не знает других решений.
— Дон Лаэрт, — обращается Георг к сидящему на рабочем столе рядом с Грифом фею. — Именно всвязи с этим у меня к вам два вопроса. Во-первых, ваш пропавший мальчик, Амато, не мог остаться в другом мире?
— Нет, Ваше Величество. Пространственные связи с другим миром мы чувствуем, как натянутые нити. Если кто-то из наших пересекает границу, его семья всегда знает где его искать. Это своего рода страховка, которая к сожалению, — он глубоко вздыхает, — не защищает нас от несчастных случаев, как произошёл с его отцом.
— Не решил он, например, отомстить как раз за отца? Восемнадцать лет такой возраст, — качает головой король. — Ведь судя по его записке, он был рассержен, обижен, возможно, в гневе. А гнев — не лучший советчик. Смерть отца слишком серьёзное потрясение для ребёнка, чтобы пережить её без потерь.
— Мы бы знали, Ваше Величество, — склонив голову, вздыхает дон Лаэрт.
— Я уже занялся его поисками. Жаль, что вы не сказали мне этого раньше, но что теперь об этом, — по-мужски опускает он нотации. — И второй вопрос: запрет на перемещения был снят. Кроме поступающей извне магической энергии, которую ощущают только наделённые магией люди, и смены сезонов какие-нибудь ещё преимущества это даёт?
Оба дона пожимают плечами, переглядываясь, но на ум им явно ничего не идёт.
— Насколько я понял, — подаёт голос Дамиан, — теперь для осуществления перемещения не требуются никакие дополнительные ритуалы. Не так ли? Все эти пентаграммы, алтари и прочие трудности уже не нужны, чтобы попасть в другой мир и наоборот.
— Верно, но некоторые правила перемещений остались неизменными, — поворачивается дон Лаэрт к дону Орсино.
— Ничего живого оттуда сюда по-прежнему перенести нельзя, — вторит ему дон Орсино.
— А абсент? Этот магический напиток из полыни, на котором зиждется вся ваша магия. Абсент работает всё так же? — спрашиваю я.
Они опять переглядываются, теперь явно что-то пытаясь утаить. Видимо, феи не были бы феями, если бы выворачивали свои карманы сразу.
— Да, — подтверждают они хором.
И не мне одной не нравится это «да», но я-то знаю, кто мне расскажет правду. И даже что я с этой правдой сделаю.
— Ладно, поговорим об этом потом, когда нам будет хоть что-то известно об Амато, — встаёт Георг, давая понять, что разговор закончен. — Даш, — поворачивается он ко мне, когда феи дружно вылетают в открытую для них Шако дверь, а в кабинете остаются только Барт, Гриф и Дамиан, — я не хотел бы иметь от тебя секретов, но война — не женское дело. Не стоит тебе этого слышать. Позволь мне вопросы денег и войны решать самому.
— Я понимаю, Гош, — встаю я. Прижимаюсь к его груди. — Кого я могу взять с собой?
— А куда это ты собралась? — поднимает он мою голову за подбородок.
— Я бы не хотела иметь от тебя секретов, но у женских сплетен не мужское лицо, — парирую я. — Позволь мне вопросы нарядов, причёсок и готовки решать самой. Хотя на самом деле я всего лишь к Катарине. И ты, конечно, можешь присоединиться.
— Возьми кого-нибудь вместо меня. Кого хочешь, — улыбается он, словно доволен, что может избежать подобной участи. Хотя кого я обманываю: прекрасно он знает, что не о нарядах будет идти разговор.
— Тогда я хочу взять Барта и Машку, — глядя прямо ему в глаза, отвечаю я.
— К тому времени как вы соберётесь, Барт будет в полном твоём распоряжении.
— Отлично! — резко и довольно разворачиваюсь я. — Барт, жду!
И только у самых дверей останавливаюсь, чтобы посмотреть, как Моя Сказочка сокрушённо качает головой, провожая меня взглядом. А Барт, как истинный джентльмен и бровью не ведёт, хотя уверена: он уже проклинает тот день, когда я вернулась.
Глава 44. Даша
Конечно, этот партизан на то и рассчитывал, что я не буду возражать при людях, когда выставил меня из кабинета. Но об этом мы ещё поговорим: о том? должны ли быть у нас секреты друг от друга или нет. А пока мои размышления прерывают поджидающие в коридоре феи.
— Простите, Дарья Андреевна, за назойливость, — покряхтывает от неловкости дон Орсино, — но у нас возникли некоторые затруднения, о которых мы не посмели сказать при Его Величестве.
— Что случилось? — кручусь я на месте, пытаясь сообразить, в зимний сад нам направо или налево.
— Сюда, — показывает дон Лаэрт и продолжает: — Это по поводу той работы, которую вы нам любезно предложили.
— Видите ли, — вздыхает отец Карла, — нам стыдно признаться, но мы потому и сидим теперь почти безвылазно в замке, что наши крылья оказались совершенно не подготовлены к зиме.
— Но ведь раньше зима на континенте была, — цокая каблуками своих любимых туфель, спускаюсь я по лестнице. — Ваши предки уж точно её застали.
— В том-то и дело, что за столетия, что прошли с тех пор, в нашем организме произошли некоторые изменения, которые и для нас самих оказались неожиданными.
Продолжают феи свой рассказ уже в зимнем саду, пока я жду, когда Машку соберут и Карло оденется. Его я тоже пригласила с собой.
— Наши крылья, — показывает мне своё тонкое стрекозиное крылышко дон Лаэрт, — из-за постоянной влажности и тёплой погоды покрылись особым восковым налётом.
Он позволяет мне убедиться самой. И, проведя по перепончатой поверхности, я и правда чувствую на пальцах нечто, что сначала тает как кулинарный жир, а потом скатывается комочками как пчелиный воск.
— Вот этот защитный слой на холоде и застывает. А крылья становятся тяжёлыми и неуправляемыми, лишая нас способности летать.
— И что же делать? — в расстройстве присаживаюсь я на камень.
— Видимо, ждать пока сменится несколько поколений, переживших зиму, и новых мутаций нашей летательной системы, — повторяет мой вздох дон Орсино.
Но дольше рассиживаться мне не даёт вылетевший «из гнезда» Карло.
— Надо посоветоваться насчёт крыльев с Шако, — предлагает он, пока мы двигаемся в обратном направлении по коридору. — Я говорил с Витом. Он сказал, что у лекаря в лаборатории есть масло какао, из него делают какие-то суппозитории. Он говорит, оно ведёт себя так же — при температуре тела тает, а чуть холоднее — застывает.
— Так пошли тогда сразу и зайдём к Шако, Барт всё равно пока занят. А Машка со служанкой погуляют на улице, пока мы освободимся. Там снег, хорошо, — мечтательно вздыхаю я, жалея, что не могу к ним пока присоединиться, и сворачиваю в нужном направлении. — Не спаришься?
— Потерплю, — разматывает фей на лету с шеи шарф.
И показывает мне не шуметь, первым влетая в открытую дверь, где Шако экзаменует своего ученика.
— И как можно определить сок Млечника?
— По запаху, — весь красный от усердия и волнения бубнит Витард. — Рана, отравленная Млечником, пахнет гнилой капустой.
— Правильно, — кивает Шако, — потому что сок Млечника содержит метилмеркаптан.
— Попав в рану, яд вызывает сужение сосудов и за счёт охлаждение тканей становится активнее. Двигаясь дальше по кровяному руслу, он вызывает спазм и других сосудов и, если человека не согреть, гибель наступает в течение суток.
— А если согреть? — задаёт наводящие вопросы Профессор Шако.
— Повышение температуры тела вызывает инактивацию яда, восстановление кровообращения и полное выздоровление.
— Как хоть выглядит этот Млечник? — подхожу я к столу, когда Шако удовлетворённо кивает Виту, а потом приветствует меня:
— Дарья Андреевна!
— Дарья Андреевна?! — испуганно таращит глаза Вит.
— Я это, я, ученик лекаря, — раскидываю в сторону руки, чтобы его обнять.
— Дарья Андреевна, — прижимается ко мне мальчишка. — Как я рад, что вы вернулись!
— А уж как я рада, мой герой! А всё потому, что вместе мы — банда. Как дела?
— Хорошо.
— Справляешься?
— Помаленьку.
— А волосы ты случайно не соком млечника испачкал? — обняв его покрепче, принюхиваюсь я, зарываясь ноcом в белобрысую копну.
— Это на кухне сегодня капусту готовили, — виновато отстраняется он, поправляя вихры, — вот я весь и провонялся.
— Так ты разве на кухне до сих пор работаешь?
— Мамке помогаю, — смущается он и тыкает носом в книгу. — Вот, это млечник.
— А с виду обычный мак, — хмыкаю я, подвигая к себе книгу. — Парни, ну-ка скажите мне, раз вы такие умные, чем мы можем помочь феям? Шако ты в же в курсе, что у них с аэродинамикой беда, фюзеляж обмерзает? А ещё то лапы ноют, то хвост отваливается? — подмигиваю я Виту, рассматривающего меня с нескрываемым интересом.
— А фюзеляж — это что? — открыв ящик стола, что-то ищет там Шако.
— Фюзеляж — это корпус самолёта. Самолёт — это летательный аппарат, — чешу я затылок, понимая, что, на этом мои знания об авиационной технике и заканчиваются, а их — ещё и не начинались. — В общем, с крыльями у феев на холоде беда, да Карл?
— Да, — скинув с себя ещё часть одежды, приземляется он прямо на стол. — Крылья словно коркой покрываются, становятся тяжёлыми и неповоротливыми.
— Так давайте проверим в чём растворяется этот налёт, — всё ещё роясь в ящике, предлагает Шако. — Мыло пробовали?
— Бесполезно, — садится по-турецки Карл.
— Ясно. Значит, в щелочах не растворим. Дарья Андреевна, — наконец, разогнувшись, подзывает ом меня рукой встать поближе. — Раз уж мы заговорили о ядах, хочу сделать вам небольшой подарок от нас с Витом.
Вит, правда, удивлён не меньше меня, когда Шако вешает мне на шею нечто похожее на крошечный свёрток на кожаном ремешке.
— Спасибо. Большое, — оборачиваюсь я и к Виту.
— Раз уж речь зашла про яды, хочу, чтобы на всякий случай у вас было это универсальное противоядие.
— Безоар? — спрашиваю первое, что приходит в голову. Собственно, мои познания о ядах не обширнее чем о самолётостроении и ограничены «Гарри Поттером», но в этом волшебном мире, судя по недоумениях на лицах, даже про Гарри Поттера не слыхали, не то что про самолёты.
— Это териак, — поправляет на мне свёрточек Шако. — В нём более ста двадцати ингредиентов. И он работает почти против всех ядов, известных науке, кроме магических, конечно. Постоянно носить не обязательно. Но в случае подозрения на отравление, укусе змеи или других неприятностях — здесь ровно на три дня. Растворять в горячей воде и пить. Кстати, горячей водой пробовали? — словно вспомнив про фея, поворачивается Шако к Карлу.
— Да, и вместе с мылом, и отдельно, — кивает тот.
— Тогда что у нас осталось? — задумчиво обводит взглядом полки доктор. — Вит?
— Много чего, — вытягивается тот руки по швам, словно опять на экзамене. — Скипидар, растительное масло, кислота…
— Подождите, — осеняет меня, что я ещё кое-что знаю о самолётах. — Спирт! Именно его используют как антиобледенитель и не только в авиации, в любой военной технике, в измерительных приборах. Спирт не замерзает на морозе.
— И растворяет жиры, — подхватывает Вит.
— Так давайте попробуем, — предлагает как всегда невозмутимый Шако. — Карл, ты готов рискнуть?
— Давай, давай, не вздыхай, ты же у нас рисковый парень, — буру я из рук Шако, пропитанную спиртом тряпицу. — На одной паре из трёх проверим, все не буду тереть, — уговариваю я Карлито, хотя он и так уже послушно повернулся спиной.
— Дарья Андреевна, так что на счёт медикаментов? — упирается Шако мускулистыми руками в свой прозекторский стол.
— Антибиотики, Шако, это палка о двух концах. Сначала они кажутся панацеей, но микроорганизмы так быстро мутируют и становятся к ним устойчивыми, что любое несоблюдение курса приёма — и в следующий раз уже потребуется другое лекарство, способное победить ту же хворь. В большинстве стран нашего мира они продаются только по рецептам. Не создадим ли мы новую проблему, если массово ввезём их сюда?