— Ладно, разберёмся на месте, — ответил Высоцкий, — а дальше что?
— Дальше обед в кремлевской столовой, заодно с руководством области познакомитесь, у них аж глаза загорелись, когда я и им про такую возможность сказал…
— Хорошо, познакомимся, кто у вас сейчас главный-то?
— Христораднов Юрий Николаич… а дальше возвращаемся на Автозавод и в 17–00 встреча с работниками ГАЗа, главный конвейер, участок конечной сборки, там временные трибуны вчера сколотили, пять тыщ должно влезть. Потом до ночи как получится по обстоятельствам. Завтра три концерта в Нагорном Дворце спорта, в 12, в 16 и в 19 часов…
— А что, у вас еще и Подгорный дворец есть? — ехидно уточнил Семёныч.
— Не, Подгорный это в Кремле… был… а у нас ещё Автозаводский есть, вон его из окна видно, — показал я.
— Так что там насчёт чая-то? — это уже Марина в разговор вступила.
— Чай цейлонский, со слоном, на кухне дожидается — пошли?
— Да, — вспомнила Марина, — Володя никому автографов не даёт, принцип у него такой — верно, Володя?
— Точно, фотографироваться это пожалуйста, но подписей своих я никогда не раздаю… сам не знаю почему.
— Хорошо, учтём, — сказал я, — а сейчас чай.
---
Обратно мы вернулись уже в двенадцатом часу ночи — всё прошло просто замечательно… но не совсем уж всё, была одна накладка по дороге из института на ГАЗ, но нестрашная, колесо спустило. Заменил с володиной помощью за пятнадцать минут, а в остальном идеальная программа вышла. Как я впрочем и ожидал, ко мне вопросов почти что не было, народ ждал концерта Высоцкого так, что аж кушать не мог. А он не чинился, выходил и пел, в промежутках между песнями меня помянул пару раз добрым словом, а больше ничего и не надо.
На ГАЗе была жуткая давка на входе в цех, намеченный для встречи — так-то там около сто тыщ народу работает, и все они хотели поприсутствовать. Пришлось организовывать жесткий контроль на входе, прошли только те, кто работал в этом цехе, плюс специально приглашённые, билетики в профкоме напечатали. Перед остальными Высоцкий извинился лично, пригласив всех не попавших в цех на завтрашние концерты.
Да, Янклович у меня почему-то интересовался с самого начала, что можно петь, а что не надо, так я ответил, что в стране гласность, поэтому никаких указаний нет и не будет. Так перед учеными он в основном концептуальные песни исполнял типа «Дома» или «Кривой и нелегкой», а в цеху уж облегченную программу исполнил, от «Разговора до телевизора» до «Инструктажа перед поездкой за рубеж», даже блатной лирикой разбавил. И Христораднов был очень рад встрече, когда у нас перерыв на обед был и мы в кремлевскую столовку зарулили (менты на въезде пропустили кстати говоря мою копейку внутрь Кремля, когда увидели, кто там сидит, даже честь отдали), аж светился весь, но перед ним уж Володя петь не стал.
А когда всё закончилось и народ занял очередь в ванную сполоснуться после тяжелого дня, Высоцкий вдруг сделал мне знак и отозвал в пустую комнату.
— Мне говорили, что ты будущее можешь видеть, это правда?
— Было у меня такое дело, но в последнее время что-то почти пропало, — отозвался я.
— Про меня можешь что-то сказать? Сколько мне осталось на этом свете?
Я подумал, а потом выпалил:
— Два года… чуть меньше даже — июль 80-го, во время Олимпиады.
— От чего?
— Вскрытия не будет, так что точного подтверждения нет, но судя по всему от передоза.
— Где меня похоронят?
— На Ваганьковском кладбище, прямо возле входа, памятник Рукавишников сделает. Половина Москвы хоронить придёт…
— Что-то можно сделать, чтоб оттянуть это дело?
— Конечно можно, дорогой Семёныч, будущее же жёстко не определено, я тебе только его наиболее вероятный вариант оттранслировал.
— И что например, может ты и это знаешь?
— Знать не знаю, но кое о чём догадаться наверно смогу, пойдём на кухню…
На кухне сидели Марина с Анечкой и тихо-мирно беседовали о чём-то своём, о женском. Я извинился за вторжение в их беседу и попросил Аню заварить той самой травки в двух разных посудах, понемножку, по чайной ложечке. Аня сказала «ага» и послушно начала процесс заварки, а Марина немного обеспокоенно спросила меня, в чём собственно говоря дело. Тогда я взял её за локоть и вывел в ту самую пустую комнату.
— Видишь ли, Марина, дело в том, что Володя конечно гений и достояние всего советского народа, но ты не хуже меня знаешь, куда он летит последние лет 5–6… знаешь ведь?
— Знаю конечно, — просто ответила она, — в пропасть он летит, а ты что, можешь что-то с этим сделать?
— Стопроцентной гарантии не дам, но может что-то и получиться…
И далее я ей вывалил историю с бабкой Прасковьей и волшебными травами.
— На себе уже попробовал — результат убойный, абсолютное отвращение ко всему спиртному, в рот не лезет. Это травка из одного мешочка, с синей завязочкой, но есть еще и красненькая завязка, вот она, я так подозреваю, и нужна Володе до зарезу…
— Я сама сначала попробую, — решительно сказала Марина.
— Да пожалуйста, пробуй… только учти, что мешки не очень большие, а ещё раз я ту бабку скорее всего не найду, так что экономить надо.
— Если поможет, мы с Володей тебе по гроб жизни обязаны будем.
— Давай сначала попробуем, а там уж долги отдавать начнём… — сказал я и повёл её на кухню.
А там Аня уже практически всё сделала и ждала сигнала для розлива, я сказал, что сначала Марина попробует, а потом уж — Володя сгорбившийся и какой-то совсем уж маленький сидел у окна и глазел на двор. Но тут телефон затрезвонил, не мобильный и даже не вертушка, обычный городской. Это оказался дружбан Андрюха — он откуда-то узнал, что у меня в квартире сидит Высоцкий и на коленях просил чтоб я разрешил посмотреть на него хоть одним глазом. А заодно и Валеру с Вовчиком, они все у него собрались по такому случаю.
Спросил у Высоцкого:
— Тут мои дворовые друзья умоляют, чтоб я разрешил тебя увидеть… ну или услышать… ну или и то, и это вместе…
— Много друзей-то? — спросил он, отхлёбывая из кружки ароматный отвар.
— Трое, нас мушкетерами во дворе звали.
— И ты у них конечно Д'Артаньяном числился?
— Точно… ну так как насчет мушкетёров-то?
— Зови, чего уж там, — отозвался Володя, занятый отваром, — вкусная штука кстати, сам-то пробовал?
— А ты думаешь я непроверенную вещь народному артисту посоветую? — вопросом на вопрос ответил я и сказал в трубку Андрюхе, чтоб подходили.
----
Исполнил им Высоцкий пару песен, с улыбкой глядя на их перекошенные от волнения рожи — «Где мои 17 лет» и «В сон мне жёлтые огни», это уже по моей личной просьбе. А потом переместился на эстраду, которая во дворе у нас располагается, и оттуда уже пел битый час, всё подряд. Это по просьбе Полины Андреевны, которая принесла коллективную петицию от жителей нашего дома. Народу собралось явно больше тысячи. Закончилось в итоге всё в районе полуночи.
А на следующий день был Дворец спорта и совершенно дикий уже ажиотаж с билетами, и конная милиция, и самодельные плакаты с текстами самых популярных его песен, и подъём моей копейки (я так и возил в ней Володю по всему городу) на руках и качание её вверх-вниз… и еще один концерт во дворе… и ещё другой концерт в нашем НПО — это я уговорил Высоцкого остаться ещё на день, а то меня потом линчуют, если в подведомственном учреждении его не покажу.
Отъезд в Москву, короче говоря, Володи с сопровождающими лицами напоминал тщательно спланированную шпионскую операцию — я его вывел хорошо мне знакомым путём через чердак и первый подъезд, потому что у нашего подъезда дежурила днём и ночью немаленькая толпа поклонников.
— Не забывай травку пить, мешочки у Марины, — сказал я на прощание на перроне Московского вокзала. А он расцеловал меня в обе щеки, а потом и Марина тоже, а потом его кто-то узнал и он скрылся в своём купе чуть ли не бегом, а то бы на сувениры разобрали…
На утро Аня меня задумчиво спросила, нахрена мне нужна какая-то дальнейшая предвыборная программа, ты же уже и так всё выиграл. На что я согласился с ней, но добавил, что правила игры не нами придуманы, так что будем соблюдать регламент, дорогуша…
Глава 6
Через неделю
А ровно через неделю, ну не ровно, через семь с половиной дней, если уж докапываться до фундамента, мне позвонил товарищ Сизов, который Николай Трофимыч и по совместительству директор Мосфильма. На работе я в это время сидел и делал вид, что работаю, хотя на самом-то деле работа моего вмешательства вовсе не требовала, и поэтому я тупо смотрел в окно и размышлял о бренности бытия. Да, кабинетик мой к тому времени таки распечатали, а дело по убийству Борис Ефимыча медленно, но верно перешло в категорию «висяки»…
— Привет, дорогой, — сказал Трофимыч, — что нового, почему не звонишь?
— Здравствуйте, Николай Трофимыч, — ответил я, — новое у меня одно и то же, начиная с 3 сентября, предвыборная кампания. Поэтому и не звоню, избирательные дела, сами понимаете, дело хлопотное.
— Да ладно прибедняться-то, — подколол меня Сизов, — я видел последние опросы общественного мнения, меньше 80 % у тебя нигде нет. Но я не по этому поводу звоню, а знаешь по какому?
— Догадываюсь, конечно, — сказал я, — но лучше бы вы сами всё озвучили, чтобы не играть в угадайку.
— Окей, как говорят наши американские друзья, озвучиваю — завтра в Москву приезжает режиссёр Стивен Спилберг, помнишь такого?
— Ну ещё бы не помнить, — осторожно ответил я, — а зачем?
— Первым пунктом в его программе значится встреча с тобой, дорогой Сергей Владимирович…
— А вторым? — решил я расставить точки на ё.
— А вторым поиски мест для съёмок художественного фильма по книге братьев Стругацких. Ну и переговоры насчет запуска его в производство, это само собой.
— Значит я беру билеты в Москву?
— Ты всё правильно понял, молодец. Супругу не забудь, про неё Спилберг отдельно написал в своём райдере.
Вот это да, мысленно почесал я в затылке, наши кинематографические начальники уже знают, что такое райдер…
— Уже бегу за билетами, Николай Трофимыч… да, как ваше здоровье-то, не подводит?
— Не дождешься, — ответил он словами из анекдота и повесил трубку.
А я звякнул специально прикормленному товарищу из железнодорожных кругов обитания и заказал два билета на вечерний Нижегородец — как-то прикинул, что гораздо дешевле иметь такого человека в МПС, чем постоянно дергаться в экстренных случаях. Обходится это совсем недорого. А затем загрузил своих доверенных лиц по избирательной кампании, чтоб не расслаблялись в период моего вынужденного отсутствия — наглядную агитацию пусть обновят что ли, да рейтинги внимательно отслеживают, ну я в свою очередь постараюсь обеспечить пару инфо-поводов для пиара себя, любимого. А что такие поводы мне в Москве предоставятся, я как-то ни разу не сомневался.
Зашел в анютин кабинет, ознакомил с новой вводной — вот не понял, обрадовалась она или огорчилась. Одежда, сказал, повседневная пусть будет, некому особенно пыль в глаза пускать. И вот ровно в 23.15 мы уже отъезжаем от родного до слёз Московского вокзала… на этот раз билеты в виде разнообразия нам в плацкарту достались, причём на боковые места, ну так даже интереснее, ближе к народу. Напротив нас какие-то студентики ехали, два мальчика и две девочки, так они долго пялились на нас с Анютой, не решаясь заговорить, а под утро таки решились — не вы ли это, спросили, играли в недавно вышедшем фильме про Китай? Ну я не стал отпираться, так за оставшуюся часть пути они задолбали нас вопросами, причем спрашивали в основном не про Николсона, как я мог предположить, а про Джеки Чана… вот так она и рождается, популярность. Расстались на Ярославском вокзале друзьями.
А дальше была улица Мосфильмовская и кабинет Сизова, где нас уже ждал, подпрыгивая от нетерпения сам знаменитый режиссёр Стивен Аллан Спилберг (или если перевести его ФИО на язык Пушкина — Степан Алексеевич Болтогоров).
— Хай, Серж, — сразу взял он быка за рога, но тут же поправился — и Энни конечно тоже. У меня в Америке пока вынужденный простой, сорвались один за другим два больших проекта, так что я могу уделить этим вашим Стругацким целых полгода. С Николасом (и он кивнул головой в сторону Сизова) мы предварительно всё обговорили, теперь твоя очередь.
Ну моя, значит моя, пожал плечами и ответно взял за рога быка:
— Может в кафе какое-нибудь пойдём посидим? У меня, когда я совершаю жевательные движения, мозг лучше работает…
Стивен был совсем не против, и мы перешли улицу на ту сторону, где стояло летнее кафе с прозаическим наименованием «Отдых». С пивом и раками в ассортименте. Взяли и то, и это.
— Так значит ближе к делу, Серж… и Энни, — сказал Стивен, отхлебнув полкружки, — от тебя мне собственно требуется только список актеров… ты его выторговал у меня в Лос-Анджелесе… не более трёх штук…
— Пяти, если мне не изменяет память — сразу уточнил я, расправляясь с самым крупным раком.
— Хорошо, четырёх… и места съемок — из того перечня, что ты мне передавал, я выбрал Семипалатинск, там очень атмосферное место должно быть, а всё остальное я хотел бы снять в Средней Азии — у вас же там два крупных землетрясения было за последние полвека, в Ашхабаде и Ташкенте, верно?
— Да, всё правильно, — удивился я начитанности режиссёра.
— После землетрясений развалины должны остаться, причем ориентально ориентированные, так сказать, развалины, это должно придать фильму дополнительный колорит, сейчас у нас в моде всё восточное.
Записал глубокие мысли Стивена в записную книжечку и сказал, что с развалинами провентилирую вопрос в ближайшие сутки, а пока можно собираться в командировку в Семипалатинск и… и артистов же с нашей стороны надо представить, вам ведь наверно не всё равно, кто от нас играть будет? Стивену было не всё равно, поэтому я первым делом показал пальцем в сторону Ани — это раз, предлагается на роль жены сталкера, представлять надо?
— Не надо, давай дальше, — ответил он.
— А дальше Евгений Евстигнеев, он в «Миссии» русского ученого сыграл, а здесь мог бы снова на роль ученого попробоваться, который Валентин Пильман…
— Помню, принимается…
— И еще Инна Варнакова, она непрофессиональная актриса, просто фактура очень богатая — её хорошо бы пристроить к образу дочки Барбриджа… ну которая холодная стерва, — и я вытащил из кармана пяток её художественных фоток, она мне их давно передала, еще в санатории.
Спилберг долго изучал их, а потом высказался в том смысле, что на вид очень даже ничего, но надо бы конечно проверить её актёрские способности. Тут уж я ответил его словами «принимается».
— Так, — сказал Стивен, — это трое, а четвёртый где?
Я немного подумал и решился:
— Четвёртый это я, можно на самую эпизодическую роль, я не гордый… хоть одного из посетителей паба Боржч, когда там Пильман с Нунаном разговаривают о природе Зоны. Или полицейского могу сыграть, который караулит возвращение Шухарта с банкой ведьминого студня. Или русского парня из института, который умирает в душевой в первой части. На ваше усмотрение короче…
Спилберг допил пиво до конца, посмотрел в окно на проезжающие по Мосфильмовской грузовики и сказал:
— Хорошо, я подумаю… а на роль Шухарта я хочу пригласить Дастина Хоффмана.
Во дела, подумал я — Саныч-то теперь снимется в одной картине с двумя своими кумирами, кто бы мог подумать.
— Когда летим в Семипалатинск? — небрежно осведомился Стивен, — и в Ташкент заодно, там вроде рядом, я смотрел на карте…
Шараф Рашидович
Далеко вглубь полигона нас конечно не пустили, показали только старые заброшенные шахты, где последние испытания ещё при Хрущёве производились, но и этого Спилбергу хватило с лихвой — выражение лица у него было примерно такое же, как у малого дитяти, которому мороженое на палочке принесли.
— Вот здесь вот, — сказал он, указывая пальцем на растрескавшуюся бетонную пробку, закупоривавшую когда-то вход в наклонную шахту, — и будем снимать финал, где Шухарт Золотой шар находит. Отличные кадры будут… а когда у вас следующее испытание планируется? — это он уже у сопровождающего майора спросил.