Брюки спущены, колени дрожат. Девушка посмотрела вниз и задохнулась от восхищения. Шериф Саттер тоже, проследив за ее взглядом.
«Откуда взялась эта дубина?» — спрашивал он Вселенную, Бога, Судьбу. Настоящее бревно из плоти заканчивалось где-то у колен и было по крайней мере в три раза больше того, чем одарила его мать-природа. И тут он вспомнил: «Это же сон».
И какой прекрасный сон! Девушка придвинулась к нему.
Теперь она говорила быстро, подгоняемая желанием.
— А вы меня помните, мистер Шериф? Мы ведь совсем недавно виделись.
— А?
— Те плохие парни в смешной машине, которые хотели сделать со мной что-то нехорошее, вы их так круто отделали.
Затем, как-то сквозь ее слова, прорвалось понимание: «Поселенка сегодня на дороге. Девчонка, которой черный парень и хиппи пытались продать наркоту».
— Я так благодарна вам за то, что вы защитили меня, мистер Шериф, и я сейчас покажу вам, насколько я благодарна, — пообещала она и приподнялась, чтобы сесть ему на колени.
«О да, — подумал он, — какой чертовски хороший сон!»
Вдруг она замера. Похоть вмиг испарилась с ее лица. Уже в следующее мгновение она вернулась на сиденье.
— Что случилось? — чуть не взревел Саттер.
Ее грудь и плечи поникли.
— Послушайте, мистер Шериф! Я совсем забыла...
— Забыла о чем?! — вскричал Саттер.
— Мы не можем этого сделать.
— Почему?!
— Потому что мне всего пятнадцать лет. Я уже говорила вам об этом сегодня. Вы полицейский, а я несовершеннолетняя. — Она покачала головой, неловко улыбаясь. — Глупо было с моей стороны даже думать об этом.
Поселенка открыла дверь и начала выбираться из машины.
Губы Саттера скривились, пока он пытался спешно подобрать слова, чтобы возразить. Наконец ему удалось выкрикнуть:
— Подожди, милая! Мы можем! Неважно, что ты несовершеннолетняя, потому что это всего лишь сон!
Она оглянулась на машину, великолепная грудь колыхнулась.
— О нет, мистер Шериф. Это все равно будет аморально, и вы почувствуете себя очень плохо, когда проснетесь.
— Нет, не почувствую! — заверил он ее.
— О да. Я уверена, что именно так и будет. Это заставит меня испытывать чувство вины.
Саттер снова закричал:
— Какой вины?! Ты же просто картинка в моем сне! Моем сне!
— Да нет, все равно это будет неправильно, — сказала она.
Вдруг ее лицо оживилось:
— Просто подождите три года, пока мне не исполнится восемнадцать лет! Тогда мы снова увидим с вами этот сон и прекрасно проведем время! Я обещаю!
Хлопнула дверь.
Саттер откинулся на сиденье. В глазах стояли слезы: «Ну что за разводилово...»
Она подошла с другой стороны, чтобы подразнить его напоследок. Поселенка облокотилась на борт машины, прекрасные груди мягко качнулись, все еще сияя от пота.
— Давайте я вас за щечку потереблю, хорошо? — сказала она. — Я на сто процентов уверена, что это не противоречит закону.
Ну, это лучше, чем ничего, не так ли?
Она наклонилась вперед, просунула голову в машину, будто собиралась поцеловать его в щеку.
В-вух...
Голова упала на колени шерифа Саттера.
Звук, похожий на рев реактивной турбины, раздался в его голове, и шериф внезапно провалился во тьму. Саттер падал, и падение казалось бесконечным. Прошли годы, прежде чем...
Шериф проснулся на своей кровати.
О Боже.
Сердце странно постукивало. Саттер подумал, что оно похоже на старый двигатель, который пытаются завести. Глаза болели, во рту был привкус горечи.
«Чертово разводилово», — снова подумал шериф. Почему подсознание породило сон, полный эротических образов и переживаний, но в итоге оставило его неудовлетворенным?
Саттер поморщился.
Неудовлетворенным и с отрубленной головой на коленях.
Его необъятное тело вздрогнуло от отвратительного шума. Он перевернулся в постели и заметил лежавшую рядом жену, не уступавшую ему в размерах. Джун всегда спала голой. Ее выпячивающийся живот и грудь вибрировали в такт храпу. Саттер посмотрел на нее с ужасом: «Неужели это моя жена? Или кто-то сбросил сто тридцать семь килограммов ванильного пудинга в мою постель и надел на все это парик?»
Эта картина только удвоила жестокость сна: сначала молоденькая Поселенка с потрясающим телом и сексуальным огнем в глазах, а потом бледная груда человеческого сала, с которой ему суждено провести остаток дней.
Внезапно неудовлетворенность собственной жизнью набросилась на шерифа.
«Большая часть жизни позади, я по уши в долгах и женат на этом», — осознал он.
Вот и все. Это была его жизнь, она смотрела ему в лицо.
Хоть плачь, хоть волком вой. Кровать тряхнуло, как при небольшом землетрясении, когда он соскользнул с нее, чтобы встать. Одутловатый живот торчит под волосатыми сиськами, задница зажевала семейники сорок восьмого размера. Заесть печаль — вот что помогло бы ему пережить этот мрачный «час волка». Саттер вздохнул и устало потащился на кухню.
Он тяжело ступал сквозь темноту, и наконец на его губах расцвела улыбка.
«Приятно и прохладно, — подумал он. — По крайней мере, сегодня у меня есть кондиционер, а вчера — не было».
Совершенно новый кондиционер тихонько мурлыкал, расправляясь с летней жарой. Шериф все думал и думал и наконец пришел к выводу, что забрать грязные деньги у этих отморозков никак не противоречило профессиональной этике: «Это были деньги, связанные с наркотой. Если бы я передал их шерифу округа, их бы просто конфисковали».
Радоваться хоть чему-то было лучше, чем не радоваться вообще. Мало того, что он перевыполнил план...
«Так еще и подзаработал, — здраво рассудил он. —В этом нет ничего плохого».
Свет холодильника залил кухню, когда он открыл дверь. Слегка повеселев, Саттер вытащил Бостонский кремовый торт и отрезал себе большой кусок. Прежде чем приступить к делу...
Он ухмыльнулся.
Обрывки сна носились в его голове, как стая птиц. Ошеломляющая красота девушки вспыхнула перед ним...
В-вух...
Ее голова падает прямо ему на колени.
«По-моему, у меня что-то не в порядке с головой, раз я вижу такие сны, — решил он. — Иначе почему, во имя Бога, мне приснилось нечто подобное?»
Ее голова падает.
Ее голова...
«Головы», — подумал он.
Вспомнилось само собой: завтра похороны Дуэйна Паркера. Самая причудливая смерть, которую когда-либо видел его маленький городок.
Он знал о слухах. Парамедики не умели держать рот на замке, да и работники окружного морга те еще трепачи.
«Не могу их винить. Как можно увидеть такое и никому не рассказать?» — размышлял шериф.
По крайней мере, все это осталось слухами, и Саттер надеялся, что они исчезнут, как только прах Дуэйна развеют по ветру. Даже без головы (которую до сих пор не нашли) не было сомнений, чей труп обнаружили в лесу. Татуировки, одежда, документы в кошельке подтверждали, что это был Дуэйн. А через два дня подтвердились и отпечатки пальцев — они тоже принадлежали Дуэйну Паркеру. В свидетельстве о смерти было написано:
Аномальная смерть. Причина: обезглавливание посредством гладкого поперечного сечения мышцы, поднимающей лопатку и шейные позвонки № 5 и № 6. Способ обезглавливания на данный момент не определен и странен.
Сухие термины не передавали реальной картины. Саттер был одним из немногих «счастливчиков», которые видели тело. Замечание коронера: «Не определен и странен» — было преуменьшением. Шериф в жизни не видел ничего настолько же странного и необъяснимого.
Он не мог забыть, как выглядело тело, когда дежурный открыл сумку.
Иисусе.
Казалось, что голову не отрезали, а она просто исчезла. Вместе с шеей. Ни разреза, ни обрубка. Кожа Дуэйна Паркера равномерно покрывала пространство между ключицами, как будто после обезглавливания рана просто заросла, не оставив после себя шрама.
Саттер вздохнул. Аппетит пропал. Он убрал торт обратно в холодильник.
«Чертов Дуэйн, — подумал он, стараясь избавиться от видения, пока возвращался в спальню. — Выглядело так, будто у него головы отродясь не было!»
4
Часть первая
Когда Патриция открыла глаза, воздух в спальне мерцал от миллиардов пылинок, плясавших в свете утреннего солнца. Ей было тепло, и она чувствовала себя отдохнувшей и готовой к предстоящему дню, несмотря на обстоятельства.
«Похороны», — подумала она. Еще вчера они пугали, но, может быть, дело было совсем не в похоронах? Возможно, дело было в возвращении в Аган-Пойнт и ожиданиях, которые пока не оправдывались?
«Я прекрасно себя чувствую, — поняла она, спрыгнула с кровати и посмотрела в зеркало. — И выгляжу отлично».
Ее кожа светилась, как и яркие, полные жизни глаза. Обнаженное тело никогда не выглядело лучше: полная упругая грудь, четкая линия талии. Ни одного намека на возраст.
«А еще я хочу есть, — напомнила она себе. Ароматы кофе и бекона разносились по дому. Она быстро накинула халат на плечи и бросилась в сторону душевой. Полотенца, как и всегда, хранились в шкафу для постельного белья. Схватив одно из них, Патриция не глядя открыла дверь в ванную комнату.
Эрни уставился на нее, одетый лишь в голубые джинсы. Из его рта торчала зубная щетка. Глаза превратились в две монеты, по телу прошла заметная дрожь.
— Господи, Патриция, — пробормотал он, его рот был полон зубной пасты.
Патриция замерла, несколько раз моргнула, и тут ее настигло осознание.
«Боже, да я почти голая!» — ужаснулась она.
Меньше чем за секунду Патриция поняла, что халат едва прикрывает ее прелести, а значит, Эрни может любоваться ею во всей красе. Лицо Патриции стало красным под стать волосам. Смутившись, она завернулась в халат и побежала обратно в комнату.
Захлопнув за собой дверь, Патриция прижалась к ней, переводя дыхание.
«Что, во имя Бога, со мной не так! Один ветер в голове!» — возмущалась она.
Неужели она могла совсем забыться, приехав сюда? Ей так не казалось. Патриция и не думала, что может кого-нибудь встретить, и просто наслаждалась прекрасным утром, даже радовалась тому, насколько она энергична и собрана.
«Эрни подумает, что я эксгибиционистка!» — сокрушалась она.
А затем продолжила развивать мысль: «Может, я специально это сделала».
Что-то в ее подсознании этого желало. Патриция даже призналась себе, что вчера нарочно дразнила Эрни, когда наклонилась, чтобы развязать шнурки. Знала, что он глаз не может отвести от выреза блузки, и не возражала.
А теперь это.
Он только что видел все.
Мысли вихрем носились в голове: «Что со мной происходит? С той минуты, как я пересекла границу города, постоянно чувствую возбуждение. Прошлой ночью мне приснилось, что я занимаюсь сексом с другим мужчиной на глазах своего мужа, — самый непристойный сон в моей жизни! Я не только сняла ночную рубашку, но еще и испытала несколько оргазмов во время сна, а потом… Я проснулась, мастурбируя. И в довершение всего первое, что я делаю после пробуждения, — выставляю себя напоказ перед Эрни! Что происходит в моей голове?»
Патриция всегда руководствовалась логикой, но сейчас ее рассудительности не хватало, чтобы разобраться в ситуации.
«Аган-Пойнт — город, где меня изнасиловали. Я должна чувствовать себя очень НЕсексуально. — Размышляла она. — Почему все наоборот?»
Прекрасный настрой, с которым она проснулась, испарился. Она подождала, пока Эрни закончит умываться, быстро юркнула в ванную и приняла душ. На этот раз она решила надеть бюстгальтер, старую растянутую футболку и хлопчатобумажную юбку в пол.
Старая одежда заставила ее чувствовать себя очень несексуально.
«Теперь сложная часть. — Она не могла сидеть в комнате весь день. — Что я скажу Эрни? И что, если он рассказал о случившемся Джуди?!»
А что он скажет своим друзьям? Патриция буквально слышала его голос: «Да, мужики, Богом клянусь, она вот так просто вошла в халате нараспашку — и все наружу! Да мне ее сиськи чуть глаза не выкололи! Кстати, бобрик у нее рыженький: что на голове, то и внизу, прикиньте? О да!»
«О Боже,» — пробормотала Патриция.
Она собрала всю смелость в кулак и вошла в кухню.
— Доброе утро, милая старшая сестра! — поздоровалась Джуди. Она улыбнулась, наливая апельсиновый сок.
— Привет, Джуди, — уныло отозвалась Патриция.
— Спалось хорошо?
— Да, отлично.
Эрни стоял у плиты, разбивал яйца в миску. Он с недоумением взглянул на нее.
— Утречко, Патриция.
Патриция напряженно выдохнула.
— Эрни, я не знаю, что и сказать.
— Ой, не волнуйся, — он махнул рукой. — Наверное, спросонок забыла, что не в своем доме. Мелочи. Не думай об этом.
— О чем вы говорите? — спросила сестра.
— А, ни о чем, Джуди, — сказал он и быстро сменил тему. — Как тебе приготовить яйца, Патриция? Джуди любит глазунью с твердым желтком, а я — с жидким.
«Слава Богу, — подумала она, — он не сказал ей, что я учудила».
— Мне тоже с жидким.
— Эрни делает лучшую яичницу, — хвасталась Джуди. — Она как бы плавает в сливочном масле и жире от бекона.
— Да, Патриция, здесь, в провинции, мы не беспокоимся о фигне типа ха-лестер-хола, или как там его?
— Мне подходит. У меня никогда с ним не было проблем.
Патриция села рядом с сестрой.
— Как ты держишься?
Джуди хрустнула тостом с маслом.
— Честно говоря, вопреки моим ожиданиям, чувствую себя прекрасно. Во многом это твоя заслуга, я точно знаю. Не представляю, как тебя и благодарить.
— Так, перестань.
— И мне так стыдно за прошлую ночь!
— Все в порядке, Джуди.
— Пьяная и унылая, проспала большую часть дня и твой приезд. Мне стыдно. Я такая клуша, а ведь ты приехала...
— Тихо, я сказала, — приказала Патриция. Хотя на самом деле настроение Джуди ее обнадежило: «Сегодня она развеет прах мужа. Я думала, она будет убита горем, но... пока вроде ничего».
Все трое непринужденно болтали во время завтрака, Джуди рассказывала о своем бизнесе, о том, кто из местных жителей умер, женился или уехал. В конце концов Эрни извинился и ушел заниматься кое-какими делами, с которыми нужно было разобраться до похорон.
Патриция обнаружила, что не может отвести от него взгляд.
— Боюсь, что Эрни все еще сохнет по тебе, — говорила Джуди, потягивая кофе.
Патриция ухмыльнулась, думая не столько о замечании сестры, сколько о собственном поведении.
— Но я рада, что ты живешь той жизнью, какой всегда хотела, — Джуди хихикнула. — Эрни довольно красивый мужчина, но вообще не твой тип.
— Он найдет свою вторую половинку. Не сегодня так завтра, — сказала Патриция, потому что не придумала ничего другого. — Я люблю Байрона и уверена, что всегда буду его любить.
Но внутри зашевелился червячок сомнения: «Если я так влюблена в Байрона, то почему вижу эротические сны об Эрни?»
Она задумалась, что бы сказал ее психолог, доктор Салли: «Кризис среднего возраста, полагаю».
Позже они вышли в сад, полный цветов, которые, казалось, полыхали на солнце. Время от времени в поисках убежища пролетала цикада. Джуди теперь казалась задумчивой, хотя шла легким шагом по каменной дорожке.
— Я знаю, о чем все думают, — сказала она, обрывая с мимозы желтые лепестки.
— О чем ты?
— Все рады, что Дуэйн мертв.
Мысли в голове Патриции оцепенели. «Это ты верно подметила», — подумала она, но сказала:
— Не будь смешной, — она изо всех сил пыталась приободрить сестру так, чтобы та не заподозрила ее в неискренности. — Дуэйна было тяжело прочесть. Его просто не понимали. — «Осторожно!» — подумала Патриция и продолжила: — У него было трудное детство. Когда растешь в окружении негатива... это плохо сказывается.
— О нет. Все думают, что Дуэйн был плохим человеком и понимал, какой он на самом деле. — Джуди схватила сестру за руку. — Но он не был плохим. Он был хорошим. Он очень мне помог. Он любил меня.
«Он любил бесплатную крышу над головой, — подумала Патриция. — И хорошо поесть. И твои деньги».