Вечером мы направляемся на выставку Франко, или «Джима Фрэнсиса» — такой у него сейчас профессиональный псевдоним. Я предлагаю ей ехать на метро. Вначале она сомневается, но потом соглашается, и мы парим в расслабленном, игривом настроении в центр Лос-Анджелеса. Вики одета в сногсшибательнее черное блестящее платье, ее волосы заколоты. Я чувствую, что я на коне, везучий подонок.
Галерея находится в одноэтажном переделанном складе, в пятнадцати минутах ходьбы от Першинг Сквер, в районе, который насыщен уличным искусством. Мы беседуем с Мелани, с которой у Вики уже зарождается связь. Хоть Вики англичанка и ниже, есть небольшое сходство в том, как они разговаривают и двигаются. Кажется очень странным, что у нас с Франко одинаковый вкус на женщин. В брюках чинос и майке он стоит слегка в стороне ото всех. От него все еще веет чем-то, что заставляет незнакомцев подходить к нему с опаской, но теперь это скорее усталость, чем неприкрытая агрессия. Мелани источает обаяние, оправдывая себя — пока она приветствует новых посетителей, которые, наверное, потенциальные покупатели.
Мы направляемся к Франко, который тепло приветствует нас с Вики. Я не рассказывал ей нашу предысторию (и мою), кроме того, что он был немного грубым и в старые дни сидел даже в тюрьме, прежде, чем открыть себя в искусстве. Пока он говорит с ней о картине, изображавшую распятие Камерона, Милибанда и Клегга, я смотрю на ухмыляющегося, харизматичного темноволосого паренька, возле которого все суетятся.
— Это Чак Понс?
Франко кивает, а Вики замечает:
— Я работаю над продвижением его последнего фильма от «Парамаунта» вне Америки. Но с ним лично не встречалась!
Восторженная, слегка аутичная звезда направляется к Джиму Фрэнсису, художнику, ранее известному как Бегби. Нам с Вики кивают и улыбаются прежде, чем сфокусироваться на Франко.
— Джимбо! Мой пацан! Давно не виделись!
— Да, давненько, — признает Франко, но его лицо неподвижно.
— Мне нужна голова! Мне нужно, чтобы ты дал мне голову, бро, — смеется он. Франко остается безучастным. — Шармейн, моя бывшая... — он приглушает свой голос, Вики извиняется и идет в туалет, а я притворяюсь, что смотрю на экспонаты на стене. Я понимаю, что Понс, очевидно, пытается заставить Франко сделать голову Шармейн Гаррити, его бывшей жены и коллеги по Голливуду. Я беру стакан красного вина с подноса и слышу, как он умоляет: — Помоги брату, чувак.
— Я уже помог. «Охотник наносит удар», помнишь?
— Да, чел, жаль этот фильм. У меня были реальные проблемы с акцентом. Ты замечательно работаешь, а я хочу оригинального Джима Фрэнсиса!
— Заткнись, — я слышу, как говорит Франко, пока смотрю на картину с распятием, — хочу, чтобы такие заказы были конфиденциальными.
— Без проблем, бро. Как я могу с тобой связаться?
— Дай мне свой номер, и я наберу тебя, — говорит Франко.
— Конечно, приятель, — бубнит Понс, диктуя свой номер, пока Франко вбивает его в свой телефон, — ты на меня больше не дуешься, чувак?
— Нет. Ни капельки, — отвечает Франко.
Понс игриво толкает его в плечо.
— Круто. Свяжись со мной, бро! Назови свою цену. Надо успеть, пока я могу себе позволить тебя!
Чак уходит с ухмылкой, возвращаясь к своей шайке, Франко следит за ним глазами. Я проскальзываю на сторону художника.
— Так что, вы братаны с идиотами из Голливуда и рок-звездами?
— Неа, — говорит он, трезво смотря на меня, — они не твои друзья.
Вики возвращается из туалета, но ее перехватывает Мелани, и они начинают болтать с двумя другими женщинами. Я ловлю момент, копаюсь в сумке и отдаю конверт Франко.
— Вот.
— Нет... нет... все хорошо, друг, — и он отталкивает конверт, будто я пытаюсь всучить ему собачье дерьмо.
— Это твое. Деньги по сегодняшнему курсу. Пятнадцать тысяч и четыреста двадцать фунтов стерлингов. Мы можем обсудить метод подсчета...
— Мне они не нужны, — он мотает головой, — ты должен отпустить прошлое.
— Это я сейчас и делаю, Франко, — я протягиваю конверт, — возьми, пожалуйста.
Внезапно парень в очках с черной оправой, который, как я предполагаю, его агент, спешит к нам. Очевидно, он взволнован. Говорит Франко:
— Сэм ДеЛита только что купил статую за двести тысяч долларов! Голову Оливера Харбисона!
— Отлично, — говорит Бегби, абсолютно непоколебимый, сканируя толпу, — Акселя Роуза тут нет?
— Я не уверен, — говорит парень, озадаченный подобной реакцией, — я проверю. Наслышан, — и он смотрит на меня. Франко неохотно представляет нас друг другу: — Это мой агент, Мартин. Это Марк, друг с родины.
— Приятно познакомиться, Марк, — Мартин трясет мою руку, — я позже с вами поговорю, ребята. Тут есть комната, над которой нужно поработать!
Как только Мартин уходит, Франко говорит:
— Видишь? У меня есть все, что я хочу, друг. Ты ничего не можешь дать мне. Так что оставь деньги себе.
— Но ты бы помог мне, если бы взял их. Ты можешь сделать что-то для меня.
Франко медленно качает головой. Он окидывает взглядом комнату, улыбается и кивает людям:
— Слушай, ты кинул меня, и я тебя простил, — говорит он тихим голосом. Машет шикарно одетой паре, мужчина приветственно машет в ответ. Это еще один актер, который снимался в фильме, я видел его недавно в самолете, но не могу вспомнить его имени или названия картины. — Плохие решения, которые я принимал, случились бы в любом случае, но тогда, где бы я был сейчас? — и он слегка улыбается мне. — Но я отпустил прошлое.
— Да, и я тоже хочу, — говорю ему, скрывая свое раздражение.
— Рад за тебя, — говорит он, даже не так уж и язвительно, — но тебе нужно найти свой путь, дружище. Последний раз, когда ты пытался, ебаная машина сбила меня из-за тебя, — он останавливается, и знакомый холод появляется у него в глазах.
Этот взгляд прожигает мои внутренности.
— Франко, прости меня, я..
— Не втягивай меня в это. В этот раз это должен быть соло-гиг, — внезапно улыбается он и мягко бьет меня в плечо, пародируя старого Бегби. И до меня дошло: этот пиздюк смеется надо мной.
— Еб твою мать... это извращение! Я тебе предлагаю тут деньги, Фрэнк! Деньги, которые принадлежат тебе!
— Они не мои, они от продажи наркотиков, — говорит он с покерфейсом. Потом берет меня за локоть, отводит в сторону, к картине с Джимми Сэвилом, неизвестным в Америке, который лежит избитый в кашу у «Алхамбра Бара». Глаза Сэвила вывернуты, кровь из его гениталий расплылась по его белым спортивкам, как темно-красная моча. Ниже название:
ТАК МЫ РАЗБИРАЕМСЯ С ПЕДОФИЛАМИ В ЛИТЕ (2014, масло на холсте)
Он указывает на красную точку, поясняющую, что картина продана.
— Это мое. Я раньше разъебывал лица людей и сидел за это. Теперь я делаю на этом деньги.
Я смотрю вокруг, анализируя портреты и отлитые головы, которые он создал. Должен признаться — я мало понимаю в искусстве: это самая большая куча дерьма, что я когда-либо видел в своей ебаной жизни. Он полностью обыгрывает этих толстолобых, избалованных богатых уебанов, которые, наверное, думают, что коллекционировать работы этого тюремного дикаря — круто. Неплохая игра, уебок, но еб твою мать — вылить чье-то лицо, а потом изуродовать его, это, блять, не искусство. Я наблюдаю за обитателями галереи, слоняющимися от одного экспоната к другому, глаза выпучены, показывают, рассуждают. Загоревшие мужчины и женщины с выточенными в спортзалах телами, одетые в хорошую одежду, отлично подстриженые, воняющие топовыми одеколонами, духами и богатством.
— Ты знаешь, откуда их деньги приходят? Наркоторговля? Торговля людьми, еб твою мать!
Несколько людей, стоявших рядом, поворачиваются на мой крик. Краем глаза я замечаю охранника, который вытягивает шею.
— Тише, друг, — Франко выглядит так, будто он в восторге. — Ты позоришь себя.
Я чувствую проступающий на моем лице скепсис.
— Теперь ты мне говоришь не быть мудаком на людях: все карты сошлись! Теперь скажи мне имя твоей любимой благотворительности, Франко, еб твою мать!
— Я не верю в благотворительность, Марк. И зови меня Джим, пожалуйста.
— Во что ты тогда веришь? Я что, должен отдать пятнадцать тысяч «Хибс»?
— Я верю в заботу о своей семье, друг, — он кивает на свою, как с картинки, калифорнийскую жену, в то время как колонки внезапно грохочут, и агент Мартин становится перед всеми.
Вики возвращается ко мне.
— Все хорошо? — спрашивает она. — Что это? — и указывает на конверт в моей руке.
Я кладу его обратно в сумку и закрываю ее.
— Пытаюсь отдать Фрэнку то, что я должен ему, но он не берет.
— Ну, я должна сказать, выглядит очень по-шпионски. Это деньги от наркосделки?
Франко поворачивается. Я не могу взглянуть пиздюку в глаза, потому что, как я подозреваю, ни один из нас не сможет сохранить бесстрастное лицо.
— Мы только расплачиваемся талонами на еду в Лите, — говорю я ей.
Когда я снова смотрю на Франко, кто-то стучит пальцами по микрофону, создавая статичный треск, чтобы усмирить толпу. Мартин прочищает горло.
— Спасибо всем, кто пришел. Я хочу представить вам директора этой галереи и покровителя искусства города Лос-Анджелес, Себастьяна Виллера.
Светловолосый, краснолицый, мудак из деревенского клуба, который выглядит, как любой американский политик, которого я видел, встает и начинает говорить полное дерьмо о Бегби. О том, что его работы — величайшее достижение человечества. Я не могу слышать это дерьмо! Все, о чем я думаю, так это о возвращении домой с Вики. Думал, что я уже насытился послеобеденным сексом. Нихуя. Я смотрю на нее — ее похабная улыбка говорит, что она думает о том же. В тот момент, когда мы решаемся улизнуть, диджей начинает играть фанк — Франко и Мелани слаженно танцуют.
Ебать. Этот мудак. Танцует. И уебок неплохо двигается. Это настоящий ебаный Фрэнсис Бегби? Может быть, дело во мне. Может быть, мои поверья о Бегби выдернуты из другой эры. Может быть, мне стоит отпустить это дерьмо, так как Джим Фрэнсис, очевидно, отпустил.
6. Больной — в поисках Юэна Маккоркиндейла
Алкоголь и наркотики — мальчишеские игры: ни от чего не бывает так хреново после пятидесяти, как от похмелья или отходосов с экстази. Даже учитывая Рождество, ты просто чувствуешь себя настолько слабым и тупым, что обязан посмотреть фактам в лицо: выжатое, скудное, проходящее веселье, которое не оправдывает тех ужасов, которые следуют затем.
Поэтому я полулежу на удобном диване перед огромной плазмой у камина в доме Маккоркиндейлов с чашкой чая. Я переключаю каналы, пытаясь оставаться позитивным. Вижу в саду Бена, с широкой улыбкой болтающего по телефону. Я решил побыть тут еще пару дней, а потом отправить его на Юг — сразу после матча «Хибс» – «Роверс». Я был против шотландской независимости, так как был уверен в том, что мы проебемся. Теперь я изменил свое мнение: атмосфера и уверенность в городе говорят о том, что мы справляемся лучше, чем южане. Думаю позвонить Джилл, размышляя о эдинбургских «Коллегах» — может, поискать новых рекрутов и привести их в форму?
Меня отвлекает Карлотта, называющая меня дорогим братом и в буквальном смысле нависающая прямо надо мной. Повестка дня очевидна: отсутствующий муж, опозоренный мужчина из прежде уважаемой семьи. Карлотта не собирается ни уходить, ни говорить — и я не в курсе, как долго я смогу притворяться, что не чувствую, что она сверлит взглядом мою макушку. Это был ее modus operandi с самого детства. Она всегда знала, как тягостно подобное, как беззвучная ненависть накаляет обстановку. Я решаюсь заговорить.
— Привет, сестренка. Просто не могу решить, что посмотреть. Я беру пульт, жму на кнопку телегида и читаю о том, что будут показывать: — «Очаровательная романтическая комедия с Одри Тоту», которая не Амели...
— Ты должен найти Юэна! Найди моего мужа!
Я поднимаю глаза, и она впивается в меня. Звучит она так же сурово, как и выглядит. Поворачиваюсь к ней и развожу руками.
— Сестричка, я сейчас не настроен на крики... — и это неверный ответ. Она прожигает меня убийственным взглядом, как умеют страстные латинки, — он вернется, когда...
— НАЙДИ ЕГО!
Что может быть хуже, чем бродить по вымершим холодным улицам между Рождеством и Новым годом? Остается быть здесь и терпеть вой банши. Я соглашаюсь и она уходит, топая по деревянным ступенькам.
Пока я надеваю куртку, шарф и шапку в прихожей, подходит Росс и молча вопросительно смотрит на меня. Этот парень — точно сын своей матери.
— Как дела? Что кузен Бенито делает снаружи? Какие-нибудь штучки с девушками, даже не сомневаюсь.
Потом я понимаю, что мелкий уебан сжимает кулаки, будто жаждет выйти со мной один на один!
— Мама сказала, что это ты свел папу с той женщиной, — громко блеет он.
Дерзкая кобыла! И нахальный маленький уебок туда же! Ну ок, пиздюк выходит в схватке один на один с большими мальчиками. Я смотрю на него точно так же, а потом приглушенно шепчу:
— Может быть, это твоя вина? — вижу, как недоверчиво приоткрывается его рот. — Может, это ты вынудил Юэна себе что-то доказывать? Все это твое нытье девственника о том, как ты не можешь попасть в дырку.
— Что... Да как ты... Кто сказал...
— Ты должен и это тоже иметь в виду, — я закидываю шарф за плечо и начинаю застегивать куртку.
Он начинает быстро моргать; его губа дрожит.
— Ты не можешь... Ты не... — он пытается убежать, но я хватаю его за руку. — Отпусти меня!
— Давай, беги к мамочке, — хмыкаю я. Он перестает вырываться. — Это очень поможет тебе пройти квест «как остаться девственником навеки». Так ты стопудово придешь к своей цели.
Росс опускает голову, будто изучая воображаемый мир «Майнкрафта» под ногами.
— Подними голову, — говорю я ему, — будь мужиком, еб твою мать.
Ему физически тяжело это сделать:
— Но... но... но...
Я помогаю ему, взяв его за подбородок, и заставляю его смотреть в глаза.
— Ты не можешь найти дырку. Хорошо. Я помогу. Понимаю, как это важно, — отпускаю его лицо, — твоя мать тебе с этим не поможет, Росс. Твой отец... — никто не просил Юэна ебать Марианну или записывать это на видео. Эта шлюха... ее развратные приключения вдруг возбуждают меня. Это я должен был ее трахнуть, а не этот хуила... — ... но я помогу, — говорю я ему и он выпучивает глаза. — Если ты этого хочешь.
— Да! — он все еще уныл, но что-то загорается в его глазах, — ты... поможешь мне?
— Конечно, я помогу тебе! — бью его в плечо. — Кровь гуще воды. Хочу, чтобы ты жил полной сексуальной жизнью, чтобы мог говорить с женщинами и наслаждаться их компанией, — я веду его к входной двери, понижая голос. — Не хочу, чтобы ты тратил все подростковые годы на мастурбацию, задыхаясь при виде любой девушки, которая входит в комнату, — объясняю я, наслаждаясь тем, как его лицо становится темно-бордовым. — У меня был отличный друг, его звали Дэнни Мерфи; так вот, у него никогда не было такого, — мечтательно протягиваю я. — Так что мальчик вырос ненормальным. Не хочу, чтобы такое случилось и с тобой, мой друг.
Я чувствую, что моя лживая речь его тронула.
— И что ты получишь с этого? Почему ты хочешь помочь?
— Ну, у меня есть одно значимое преимущество перед твоими мамой и папой.
— Какое?
— Я не считаю, что ты маленький глупенький малыш. Для меня ты — нормальный молодой человек, который пытается найти свой путь, и я понимаю, что сейчас это — самое важное для тебя в жизни.
— Так и есть! — благодарно пищит Росс, — рад, что кто-то это понимает!
Я киваю вверх, призывая его быть потише:
— Да, я понимаю. Ты знаешь, чем я занимаюсь?
Росс вертит головой, проверяя, чист ли горизонт. Потом смотрит на меня, закусив нижнюю губу:
— Слышал, как мама и папа говорили об этом. Что-то типа эскорт-агентства.
— Точно. У меня бизнес для помощи одиноким и напряженным людям, жаждущим противоположного пола. Это то, чем я занимаюсь.
— Ты бы мог...