— Вот ты и у себя, милая. Это комнаты твоего мужа, теперь и твои, значит, — прояснила мои сомнения Ола. — Для тебя, конечно, тут много чего будет не хватать, ну да обзаведешься со временем. Имень с мужем твоим строг бывает, это верно, но так-то ничего ему не жалеет.
Это — комнаты Дина? Ничего себе. И чего мне тут может не хватить, если до сих пор вроде должно было хватать просто места на лавке?
И еще я посмотрела на решетки на окнах и невольно поежилась. Такие грубые, самые простые решетки — но тут кстати вспомнилось, что все окна первого этажа забраны такими вот решетками. Тогда ладно. В остальном тут достаточно уютно и вовсе не бедно.
Я видела Дина в клетке, потом он с моей помощью приходил в себя после порки, и Нилла говорила, что его запирали в зверинце, чтобы не сбежал. Я ведь тогда решила, что Дин тут — грязь под ногами, ниже любого плинтуса. Говоря иначе — индивидуум с крайне низким социальным положением. А позже почему-то оказывается, что его положение вовсе не низкое, может, даже, одно из самых высоких здесь — и все по воле папаши-именя. По-моему, это странно.
— Имень о нем очень заботится. Вместе на охоту ездят иногда. Вот как он к свадьбе вашей отнесется — и думать боюсь. Наверное, разгневается страшно. Совсем, видно, молодому именю разум прищемило. Ну да он, Ван, давно дома не живет, бывает тут редко, так что много чего не понимает просто. Он мальчик неплохой, ты на него сильно не злись, вам, видно, долго еще знать друг дружку. Ван здесь хозяином будет, а Дин к этому замку привязан, никуда ему отсюда не деться, судя по всему. Понимаешь?
Я кивала, хотя куда там понимать. Просто слушала, понимать что-то мне тут было сложно.
Почему Дин привязан к замку? Что за чушь, простите?..
Мне бы пояснений на этот счет, но Ола заговорила про барчука, при этом она принялась расстегивать пуговки на моем жилете, побуждая раздеваться.
— А оттого все беды, что молодого именя, бедолагу, никак же женят, помолвили его по желанию именя, да невеста еще маленькая слишком была… Давай, давай, милая. Ох, и затянула же ты юбку! Развяжешь, или шпилькой поддеть? И сорочку сюда клади… Невеста — ленна Нивита Клайя, сирота и одна была у отца, всему наследница, значит. Очень выгодный брак, очень, слов нет. Это и замок Клай нашему Вану достанется, и земель — края не видно. Женится, и сразу именем станет в Клае, а потом и Кер под его рукой будет. Ради такого не грех и подождать. Но уж очень долго приходится ему ждать. Скоро ей уже шестнадцать, следующим летом еще одна свадьба будет в Кере. Глядишь, при жене и остепенится.
Я только вздохнула. Ола пытается мне объяснить, что у парня спермотоксикоз? И что, мне надо преисполниться к нему сочувствием? Поняв, наверное, по выражению моего лица, что от сочувствия я по-прежнему далека, Ола добавила:
— Ему тогда семнадцать было. Девушку одну любил, из именьской семьи. Всем подходили друг дружке. Хотел помолвки с ней, да отец не позволил, ради будущего родства с Клаями. Ее тогда же замуж выдали, уже двоих детей растит. Семь лет с тех пор прошло, а свадьба у Вана только будущим летом, мать невесты и слышать не хотела, чтобы раньше. Оно и правильно, о здоровье дочки печется, кому же еще, как не ей.
Верно, это кое-что объясняло. Папаша-имень, получается, гад порядочный, обоих старших детей одинаково "нагнул" с личной жизнью. Ленна Дана сбежала от нежеланной свадьбы, ее брат куролесит, плодя бастарда за бастардом и почему-то зля этим папашу. Но… Предположим, я и поняла, что и почему. Но градус моего сочувствия все равно был крайне низок. Потому что точно знаю: даже если тебя обидели, это не повод становиться свиньей.
— Главное, не допустить, чтобы лир Ван до тебя добрался, до того, как имень вернется. Дин ему такую обиду вовек не простит. Тогда плохо будет. А так… глядишь, и наладится. Отец ему разум вправит, он может. Я поэтому Вану капельку кое-чего в вино добавила, поспит подольше, — она мне подмигнула.
Ох и Ола! Последняя новость меня просто потрясла — приятно потрясла. Что козла-барчука в ближайшее время можно не бояться, я и так уже поняла. Но узнать, что это неслучайно — неожиданно, да…
— Да будет все по воле провидения, девочка, — вздохнула Ола.
Она сама аккуратно сложила мою одежду, подала полотенце, когда я вымылась, и помогла влезть в сорочку, потом распутала ею же сооруженную прическу и расчесала мне волосы, заплела их в тугую косу.
На сундуке лежала длинная плеть, сплетенная из цветных кожаных полос — не та, что видела у Дина днем, та была явно длиннее и других цветов. У него их много, наверное, этих плеток — любимые игрушки. Хотя, конечно, в самом деле — оружие, а не игрушки. Да, я же знаю, в умелых руках это — оружие. Некоторые тут носят мечи, а Дин — свернутую плеть на поясе. Дедушка ленны писал, что каждый знатный мужчина тут — мастер меча. Дин не знатный и ему не полагается меч, поэтому он — мастер плетки. Возможно, это бывает круче, потому что плеть длиннее… а впрочем, я не знаю. Зависит от мастера?..
Я взяла плеть, развернула. Почему Дина вообще наказывают таким образом? Лира Вана ведь — не наказывают? Решила спросить у Олы — поймет, ответит? Хлопнула себя по спине, показала не плеть, изобразила пальцами вопрос.
— Что? Что ты?.. — Ола рассмеялась. — С ума сошла, девочка? Положи эту штуку.
Она не поняла. Я постаралась показать жестами, что вопрос в другом.
— Что?.. — Ола наморщила лоб.
Минут пять я гримасничала, пытаясь донести до Олы свою мысль, и, наконец, до нее дошло.
— Почему с Дином так поступают, да? — она вздохнула. — А за непокорность. А что, имень — он в своем праве. Чтобы хоть так от него послушания добиться. Имень — добрый человек. И знаешь, что? Дина он никогда сам не бил, и приказа такого не отдавал. Это всегда лир Гарт, управляющий, распоряжался, а именя при этом и в замке не бывает, вот как сейчас. И Дин твой каждый раз прекрасно знает, на что идет, поняла? На именя он не злится. Вот увидишь, вернется — на охоту вместе поедут. А почему так — я не знаю, девочка, — она отвела глаза. — А еще знаешь что? Говорят ведь, что он сын ниберийской ведьмы. Слышала, небось? Где-то она живет, мамаша его. Так вот, ниберийка, если узнает, что сына обижают, ох как наказать может. Их лучше не сердить. Хоть он и не растят сами своих мальчишек, а все равно их оберегают. Так говорят. Может, в этом все дело? Боится имень рассердить свою ниберийку, очень это аукнуться может.
Это объяснение меня и вовсе повеселило. Что, сам имень Дина только по головке гладит, а наказывает чужими руками, чтобы мамашу его не злить? Ниберийские ведьмы такие глупые, не поймут что к чему? Впрочем, Ола и сама улыбалась — шутила, что ли?
— Ладно, хватит нам болтать, муж твой вот-вот явится! — она всплеснула руками. — Доброй вам ночи, и не забудьте хорошо запереть дверь!
Таз с водой она унесла с собой. А я присела на кровать и стала ждать. Законного мужа, вот так вот. Между тем, в душе у меня царил полный раздрай: хотелось поскорее увидеть Дина, но я вовсе не чувствовала себя новобрачной, слишком испереживалась за день, и совершенно не хотела никакой брачной ночи. И вообще, так замуж выходить — это же не считается!
Ничего, он придет, и мы… что-нибудь решим.
Конечно, он скоро пришел. Сразу задвинул запор на двери, приблизился ко мне, как-то неловко улыбнулся.
— Все в порядке? Ты очень огорчена, что так вышло?
Я качнула головой — нет, конечно нет. Но не ожидала такого вопроса. Ведь он сам, наверное, даже рад? Он этого хотел. Теперь я по праву ему принадлежу, я его жена.
Огорчена ли я? Да, наверное. Я ведь тут жить и детей растить не собираюсь. По крайней мере, пока не буду совершенно убеждена, что иного выхода нет совсем. И я не хочу обманывать Дина. Вот ему уж точно не хотелось бы навредить! А разводов здесь нет, верно? Я про них не слышала, по крайней мере. И мы с Дином в этом мире связаны друг с другом навеки.
Он осторожно погладил меня пальцем по щеке, тронув выбившуюся прядку.
— Ты огорчена. Не надо. Если я не буду рядом, я не могу тебя защитить. А мне хочется.
И опять — эта улыбка, которая словно царапает мне душу.
Я кивнула, погладила его по щеке. Спасибо, Дин.
— Это возможно, только если бы мы поженились, — он перехватил мою руку. — Так что, получилось, как лучше. Я поначалу и надеяться не мог, что так повезет, тебя отдали за меня, могли бы другого кого выбрать, раз уж решили тебя замуж… Повезло. А меня не бойся, мне от тебя насильно ничего не надо.
Я бы сказала — спасибо, Дин, что выручил! Тогда я тоже рада, что так удачно вышло!
Я была не рада. Все запуталось.
Нас поженили в качестве издевательства, дурачка и дурочку, еще бы, как смешно. Лир Ван, должно быть, просто не смог упустить возможность сделать такую пакость ненавистному братцу-бастарду, заодно освободившись от мифических обязательств заботиться о моей девичьей чести. Насильно связал кровного брата с жалкой, тупой, ущербной девкой — ах, как весело! Они же, братья, друг друга ненавидят, да, как тут не повеселиться? А экономка с Дином живо сообразили, что из этого можно извлечь. Или Дин первый сообразил? Без разницы, главное, что молодой имень сам же угодил во все ловушки своего замечательного плана. Если бы Нона его не настращала выдуманными неприятностями, и если бы не свадьба, чем бы он занимался сегодня, когда делать нечего? Наверное, захотел бы пощупать меня немедленно, и не представляю, как бы я этого избежала. Если только совершенно случайно не удалось бы прибить его чем-нибудь тяжелым. И это был бы крайне плохой вариант развития событий.
— Нас должны оставить в спальне вдвоем, хоть ненадолго — иначе не по закону. Наверное, за тобой придут через час. Я думаю, все же придут, кто-нибудь да вспомнит, что надо выслужиться перед Ваном. Но не бойся. Сам Ван дрыхнет, так что не станут настаивать. Уйдут. А завтра придумаем что-нибудь, поняла?
Я поняла. Недаром Ола напоминала — заприте дверь! От нас еще не отстали, хотя бы до утра. Но мы тут одни, а дверь заперта, тяжелая дверь из толстых досок, и задвижка такая надежная на вид, кованая. Мы — одни…
Я приподнялась на цыпочки и поцеловала Дина в щеку.
Почему-то я думала об одном, а делала по другому. Вот, потому и поцеловала. Дин тут же притянул меня к себе и впился в губы жадным поцелуем, так, что я перестала дышать и, кажется, разум потеряла почти сразу, но он отстранился просто до обидного быстро. И взял мое лицо в ладони.
— Дальше — когда сама захочешь стать моей. Не жди, что я сам решу быть тебе мужем. Первый шаг сделаешь сама. Договорились?
Я кивнула.
И поняла вдруг, что уже хочу — по крайней мере, ласки, объятия, поцелуя. И это странно — после такой ненормальной свадьбы и всего, что сегодня было, еще чего-то такого хотеть. Но это, наверное, просто стресс.
Дин отвернулся, снял свой потертый кожаный жилет, бросил рядом с моей одеждой. Переложил плеть, достал из сундука меч и пару ножей. Ножи сунул за пояс и за голенище сапога, меч прикрыл сдернутой с кровати подушкой. Искоса глянул на меня и посоветовал:
— Ложись, поспи. Ты же устала?
Я только мотнула головой. Устала, не устала — все равно ведь не усну.
В дверь тихонько постучали. Мы замерли.
— Отвори, это я, — донесся голос экономки.
Дин отодвинул засов. Экономка зашла с подносом, поставила на стол.
— Проголодались небось, вот, перекусите.
— Спасибо тебе, Нона. От нас. И за то… тоже.
Она усмехнулась, мазнула по мне неласковым взглядом.
— На здоровье. Хоть бы не каяться потом. Ты ум потерял, а я по глупости бабьей тебе потворствую.
— Да хорошо все. Не будешь каяться, не бойся, — Дин улыбнулся.
— Может, наоборот, к лучшему все, — теперь она посмотрела на меня пристально. — У тебя в голове меньше ветра станет, успокоишься, женился ведь, как-никак.
— Правильно, Нона, я тоже так думаю… — сразу согласился Дин.
— Ну да, я и говорю, — Нона хмыкнула. — Она у тебя не сильно дура, ужиться можно. Верно говорю? — и опять зыркнула на меня.
Я стояла в одной сорочке, скрестив на груди руки, молчала и слушала, стараясь выглядеть безучастной — как обычно тут.
— Хоть понимаешь, что неладно с твоей женушкой? — она подошла, бесцеремонно взяла мою руку, развернула ладонью вверх. — Это только тут твоя ладушка ручки попортила, а когда я ее впервые увидела — такие были, маленькие да мягкие, словно она с детства госпожой жила. Знатная ленна, княжеская дочь, право слово. У нашей Даны и то ручки куда больше и крепче. Сначала решила — это потому, что полудурка, простых вещей не смыслит, не хотела и брать, и не взяла бы, кабы мельник все уже с именем не решил. А она вроде не больно и дурная, не настолько, чтобы работать не могла. Вот и думай!
— Ладно, Нона, ты не беспокойся. Подумаю, успею еще, будет время, — сказал Дин примирительно, — сегодня у нас свадебная ночь как-никак, а ты велишь думать невесть о чем.
Экономка усмехнулась, махнула рукой.
— Да уж, как мужчинам думать в свадебную ночь, когда и во все прочие им думается не тем, чем следует!
— Не серди Провидение такими поклепами, Нона, — тут же отозвался Дин весело.
— Ладно-ладно, — вздохнула она, — главное, хорошая новость для тебя, парень: лиру Гарту вестник письмо привез, что имень прибудет завтра. С ленной Даной. Все уладилось, по воле Провидения, хвала ему вечная. Дана нездорова, потому маг-лекарь с ними едет, чтоб к свадьбе ее поправить. Так что ты, главное, ночью жену побереги, а потом бояться нечего. Подольше не выходите — сам знаешь, молодоженов поутру не будят. Все, все, сладкой ночи вам! — и она быстро ушла, ни на кого больше и не взглянув.
Я присела на кровать, обхватив себя руками — словно озноб по телу прошел. Не сбежала, значит, ленна Дана. Ее привезут, и будут караулить пуще прежнего, чтобы выдать замуж и отправить в Андер. И, конечно, я останусь тут, при любом раскладе. Я теперь замужем.
— Хорошая новость, — сказал Дин спокойно. Для нас — хорошая. А ты и правда странная. Я еще не видел, чтобы девка не знала, что невесте делать на свадьбе, куда руку класть. Это самые малявки уже знают, а ты словно понятия не имела. Тебя как будто всю твою жизнь взаперти продержали где-то. Да?
Я не сразу поняла, что он спросил. Качнула головой — нет.
— Ну ладно, иди сюда, — он подвинул табурет к столу, принес из соседней комнатки еще один. — Раз не очень хочешь спать, давай-ка я заработаю твой поцелуй. Ведь целовать меня за просто так ты не собираешься, да, любимая?
Я тут же поспешно надела юбку, прямо поверх кружевной сорочки, набросила жилет — не хотелось сидеть за столом рядом с Дином в таком двусмысленном виде. И охотно схватила перо. В глазах у мужа мелькнуло что-то похожее на обиду, но и только…
Я писала, переписывала, он помогал и поправлял. Оказывается, я помнила почти все буквы и почти не ошибалась — это достижение, при том, что заниматься учебой у меня получалось все же мало, только по ночам и никогда — днем. Он иногда умолкал, смотрел исподлобья и выжидательно. Наверное, я уже могла бы написать ему что-нибудь, спросить, объяснить — ну и что, что с ошибками, он бы понял. Но чувствовала, что — не решаюсь. Боюсь…
А потом они пришли. Несколько человек. Сначала мы услышали, как залаял Фор, потом он зло взвизгнул и просто залился лаем. И голоса, нетрезвые, наглые, и какое-то железное бряцанье. Мама дорогая, им что, так надо сделать приятное этому лиру Вану? Или он им приказал насчет меня, перед тем, как отрубиться? Зачем я им сейчас?!
Я не заметила, как прижалась к Дину, но он толкнул меня к кровати, и плеть скользнула в его руку, как живая змея — я даже моргнула, не веря глазам. Но нет, это была просто плеть. Не самая длинная.
— Эй, жених, открывай! И не вздумай девку испортить раньше времени!
— Да уже испортил, небось? Торопился? Эй, ты успел? — и пинок в дверь.
Дин, кажется, внимательно слушал. А они колотили в дверь, руками, ногами. Я подумала — может, найдется кому их одернуть, тут же все-таки не пустыня, где-то поблизости люди есть? Как же. В конкретно этой части замка, похоже, была именно пустыня безлюдная.