Я была бы не против поддержать разговор, но снова могла лишь гримасничать и пальцами фигуры крутить, что, конечно, неинтересно.
— Камита, а в твоем мире есть князья, король?
Я кивнула, изобразив пальцами нечто неопределенное, Дана озадаченно захлопала глазами и, к счастью, не стала уточнять. А и правда, как ответить? Вроде бы и князья, и короли, и еще куча всяких титулоносов у нас есть, но в здешнем понимании — вроде бы и нет, а то, что есть у нас, даже голосом долго объяснять придется. Вот, у ленниного дедушки не очень получилось в свое время.
— А ты не родственница вашего князя?
Я с улыбкой помотала головой — нет.
— Жаль, ну ладно. Камита, вот скажи… Кстати, ничего, что я тебя Камитой называю? Привыкла.
Я пожала плечами — да пустяки, ленна, зови-зови, я тоже привыкла.
— Камита, ты ведь слышала заклинания моего дедушки? Помнишь? Ты сама их знаешь?
Я опять кивнула.
— Ты училась заклинаниям?
Я достала из стола Дина лист бумаги и, обмакнув перо в чернильницу и посадив смачную кляксу — неужели тут можно научиться обходиться без клякс?! — написала: "Это стихи. Поэзия".
Ни разу не слышала, чтобы в простой речи тут вообще упоминались стихи, но слова я знала, значит — есть такое. Но каков тут контекст, и вообще… Дана смотрела без понимания. И эта здешняя грамматика — почти все пишется не так, как слышится, прямо кошмар какой-то!
Наконец, ленна пробормотала:
— Я слышала, что поэтические заклинания самые мощные.
То есть, что-то до нее дошло, но малость не тем боком. Ладно, пока сойдет.
Пришел Дин и ненавязчиво прогнал ленну — дескать, Нонна спрашивала, да и не след ей проводить время с нами, ненужное внимание привлекать. До этого я отдала ему ключ от сундука, чтобы вернул ленне дедову книгу и уничтожил то, что осталось от моих письменных упражнений.
Для себя Дин собрал такую же небольшую сумку, как у меня. Все делал отрешенно как-то, молча. Волновался?..
Зато спросил меня:
— Ты когда-нибудь летала в седле?
Хоть стой, хоть падай. Я не только в седле не летала, но и не ездила никогда в жизни, если не учитывать карусельных лошадок в далеком детстве. Так что, понятно, помотала головой — нет, не летала.
— Н-да. Ты и лошадей боишься, или мне показалось?
Ох, ему не показалось. Не то чтобы боюсь, но особо приближаться остерегаюсь.
— Ничего. Держись за меня крепче, только не трепыхайся, а то птица чужая будет, как еще себя поведет. Не бойся, я справлюсь. Когда-то я много летал, это не забывается.
Когда-то имень позволял ему летать на птицах. Раньше, когда Дин еще не вообразил себе, что хочет смыться куда подальше из этого благословенного места, "из-под руки" доброго папочки, который кому-то чего-то там пообещал. А ведь это объяснимо, что имень не хочет внуков от бастарда: законный наследник у него малость неадекватный, ну как незаконные наследники обойдут законных?
Я улыбнулась Дину — ничего, я тоже справлюсь. Боюсь до немоты в конечностях, что есть, то есть, но сожму зубы и скорее тихо умру, чем буду мешать. Понимаю же: на такой высоте, верхом на птичке — до сих пор остерегалась представлять себе, каково это, — и еще бьющаяся в истерике от страха барышня… Право, тогда легче эту барышню пристукнуть малость и везти как багаж…
Это же мне надо. Надо выжить, остаться здоровой, вернуться домой. И уже совсем не имеет значения, насколько страшно.
Дин принес нам одежду — короткие шерстяные плащи с рукавами и с капюшонами, которые затягивались шнурками — и сами плащи, и их капюшоны. А еще он принес мягкие сапоги и плотно облегающие голову шапочки, теплые штаны и куртку — оказывается, и для меня. Не знаю, где взял, но все было не новым, хоть и добротным.
— Сядешь по-мужски, так тебе легче будет, нам ведь часов шесть-семь лететь, — сказал он. — Ничего, в Сарафире к такому привычны, доберемся до постоялого двора, переоденешься. И по лавкам пройдешься, если не хватает чего. Сарафир — столица Вельда, — не забыл пояснить.
Вот до чего-чего, а до лавок в Сарафире мне пока дела не было никакого…
Бросив вещи кучей, Дин присел на пол возле меня, положил голову мне на колени и замер так. Я запустила пальцы в его волосы, гладила, перебирала. Они спутались, расчесать бы. Вообще, девушке бы такие кудри, густые, блестящие, как мех, такой приятный пальцам. Я, вообще, такая, что когда волнуюсь — смеюсь, глупости разные принимаюсь рассказывать, анекдоты, перед экзаменами, помнится, хохотала громко. Наверное, теперь от волнения меня на другое повело — целоваться хотелось, и чтобы меня теребили, трогали. Смеяться, уворачиваться, да хоть подраться… Скажете, глупо?..
Я приподняла Дина за плечи — много усилий не потребовалось, сам ко мне потянулся, — прижалась щекой к щеке, как же приятно это. Поцеловала легонько, он тут же жадно впился поцелуем в мои губы, но сразу отстранился.
— Искушаешь, женушка ты коварная? Что ж так не вовремя? Или дразнишь?
Я одними уголками губ улыбнулась — понимай, как знаешь! Мы — за запертой дверью, я сижу на кровати, на нашей, для нас вчера застеленной всем этим вышитым-кружевным. И уворачиваться мне что-то больше не хочется, будь что будет, в самом деле.
— Пожалей, любимая, не время сейчас, — он быстро встал, рывком поднял меня на ноги, снова поцеловал.
Ой ли, так уж и не время?..
Я отшатнулась, провела руками по лицу. С ума сошла! Конечно, не время. Виновато взглянула на Дина — прости, дескать.
На губах Дина дрожала улыбка, нежная, еле заметная.
— Слышал, это страшно приятно, когда дорога дальняя, и девушка позади в седле, обнимает, прижимается. Они, когда в седле, всегда именно так и делают, хорошо, если и не визжат, конечно. Так что, мне еще предстоит ночь удовольствия, хотя лучше бы ты ко мне под одеялом поприжималась. Прилетим в Сарафир — не станешь противиться? Не прогонишь? — и взгляд горячий, просящий, перед таким мне не устоять.
Я кивнула.
— Да — это не станешь?
Я опять кивнула — да, да, такой непонятливый!
Он опять придвинулся, шепнул на ухо, как тогда, у ленны:
— Я тебя отпущу в твой мир, когда пожелаешь. Противиться не стану. Если сама не передумаешь. Не опасайся, обещаю, не хочу я неволить тебя…
Сама не передумаю! А ты, милый, небось, решил, что могу?..
Нет, не могу, не передумаю, даже ради тебя! Но какое это имеет значение сейчас?
Это будет "потом", но "потом" — не существует…
И опять — щека к щеке, приятно как, до чего нравится… не хуже поцелуя.
Ох я и ненормальная… это все вместо того, чтобы бояться, да?
Некстати вспомнились слова ленны: "Он Ноне всегда поручал покупать амулеты, когда ты зачастишь в деревню к какой-нибудь…"
К какой-нибудь, да, милый? Да я эту какую-нибудь…
Все, я решила. Я замужем! Слово-то какое… серьезное. Не мое. Да какая разница, подумаешь, слово…
Это здорово — принять решение, и больше не оглядываться. Теперь еще — много часов лететь на рухе, ночью, никакой тебе кабины, никакого парашюта!
Ничего, кажется, здесь от этого не умирают.
— Одевайся, — сказал Дин, отстраняя меня. — И нижнее чтобы все теплое, на высоте прохладней.
Он сдернул покрывало с кровати, разворошил постель, и тоже принялся переодеваться.
Дверь за нами он плотно притворил, а у порога привычно улегся Фор.
— Завтра мы тоже новобрачные, до обеда будить не станут. Три дня таких нам полагается железно, любимая…
В башню мы пробрались по стене, непосредственно к ней примыкающей, Дин отвел в сторону кованую решетку, и мы легко оказались внутри. Самое смешное — внизу, у входа, стоял стражник…
— Мы с Даной часто отсюда улетали, раньше.
Я, кстати, оглядывалась — неужели Дана не придет проводить? Мне казалось, захочет прийти.
— Там пир начинается, Дана пошла туда, — пояснил Дин. — При нужде и про нас объяснит, почему не видно, обещала.
Он меня опять без слов понял — удивительно даже.
На верхней площадке башни, просторной, овальной, топтались шесть огромных птиц, пристегнутых за ноги цепями к толстому деревянному брусу. Дин принес откуда-то с нижнего этажа седло с упряжью. Замок на ноге первой птицы не поддался ключу, зато у следующей — тут же податливо щелкнул. Рух негромко, но злобно заклекотал, я невольно задрожала, стараясь сдерживаться. Какое-то время Дин гладил, уговаривал птицу, а я ждала и переживала — а ну как клювом стукнет, или еще сделает что-то такое же гадкое? Наконец консенсус был достигнут, и Дин надел на птицу упряжь — множество ремней с пряжками, и седло, и все — в темноте, свет зажечь мы побоялись. Но он проделал все ловко, видно, и впрямь далеко не в первый раз…
Птица, и мы на ней верхом, нырнули вниз с внешней стороны башни и стали падать, но быстро выровнялись и полетели, совсем низко… а замок Кер остался позади, и — все отдалялся, отдалялся, отдалялся…
Сначала я боялась смотреть вниз, потом посмотрела и перестала бояться — все равно ничего не видно. Зато звезды над нами, когда они выглядывали из-за завесы облаков — ох, вот это красота! Как ни странно, птица ощущалась под нами чем-то надежным, в седле не трясло, лишь плавно покачивало, если не считать редких слабых толчков, совпадающих со взмахами крыльев — птица, отлетев от Кера и поднявшись выше, в основном парила и крыльями почти не махала. Я, как и ожидалось, крепко прижалась к Дину, обняла его обеими руками и и старалась не шевелиться, даже когда пару раз рух неожиданно нырнул вниз. В общем, я старалась. И — как ни странно, — мне даже понравилось лететь. Невозможно ведь трястись от страха несколько часов кряду, по любому приходится привыкнуть и успокоиться. В конце концов я просто уснула, уткнувшись лицом в спину Дина. А проснулась, когда мы были уже на земле.
До рассвета оставалось немного времени — бледный свет уже разбавил ночную черноту. Наш рух сидел на невысокой, в полметра, круглой каменной тумбе во дворе… наверное, постоялого двора. Дом большой, каменный, забор каменный, двор замощен тоже камнем, и над забором видны дома — каменные. Весь город Сарафир, похоже, был сложен из светло-серого камня, немного сливаясь с серым предрассветьем. И горы… горы рядом. Справа — близко, слева — подальше, и, кажется, внизу тоже — город среди гор. Чистота и порядок — никакого мусора, будто только что все чисто вымели.
Наверное, днем, когда солнце, все это выглядит намного веселее и лучше. Но и так… впечатляло.
Я могла бы поручиться, что в этот час все крепко спали и нас не могли ждать, однако ошиблась — из дома уже поспешал невысокий кряжистый мужичок. Мне он легонько поклонился издали, с Дином поздоровался более обстоятельно.
— Лир желает комнату и место для руха? Ай-ай, — он защелкал языком, обходя птицу. — Пришлось лететь в ночь? Как жаль, как жаль. Птица уйдет в долгий сон, не иначе, лир. Вы издалека?
— Три часа полета, из Виера, — соврал Дин. — Что поделаешь, дела, договор, — добавил он туманно.
— Да-да, понятно-понятно, — кивал собеседник, которого я мысленно обозвала хозяином двора, хотя немного погодя выяснилось, что он просто один из приказчиков. — Птица-то отоспится, хорошая птица, сильная. Э… эта лира… — косой взгляд в мою сторону.
— Лира Лина, моя жена, — сказал Дин, приподняв рукав и продвинув ниже брачный браслет. — Нам нужна комната поскорее, еда и место для птицы, завтрак — потом…
— Да-да, понятно, — мужичок расплылся в улыбке, словно известие, что я — жена, крайне его порадовало. — Сию секунду будет комната, чтобы лира привела себя в порядок, и служанка.
— Служанку не надо, — Дин вопросительно взглянут на меня, я кивком подтвердила — не надо. — Воды вот горячей пусть сразу принесут.
Он крепко обнял меня за талию, подхватил мою сумку, и вот так, в обнимку, мы пошли в дом.
Маленькая пухлая служанка — а как же то, что в Вельде женщины высокие и худые блондинки? — проводила нас в просторную комнату на втором этаже, тут же застелила кровать свежим бельем, а минуту спустя притащила горячую воду в ведре. Дин все же отлучился ненадолго — как объяснил, присмотреть за птицей. Я за это время успела наскоро вымыться и переодеться, расчесала волосы и заколола их на затылке шпильками, платок надевать пока не стала — при муже ведь не обязательно? Дин вернулся с кувшином травника и кучей пирожков на подносе, сообщил:
— Все вроде хорошо. Птицу осмотрел, не клейменая. После кормежки спать будет, будить нельзя, а то заболеет, ну да нам не к спеху, — быстро взглянул на меня, — а мага твоего, говорят, нет в городе, уехал с князем куда-то. Сула сказала…ну, служанка кухонная. Не огорчайся, они скоро вернутся.
Я кивнула, принимая к сведению. Не огорчилась, как ни странно — немедленно бежать к магу и не хотелось. Нет, я во что было ни стало с ним увижусь, но необязательно ведь прямо сейчас. И что там за служанка кухонная? Мой благоверный уже разговорил служанку?
Впрочем, не мне же этим заниматься, а служанке той, может, сто лет скоро…
Дин жевал пирожок и поглядывал на меня искоса. Кажется, то, что я не стала сокрушаться из-за отсутствия мага, ему понравилось.
— Маг носит плащ с цветами князя, — добавил Дин. — это значит, он так или иначе связан с князем, может, присягнул ему, и без его дозволения тебя и слушать-то не должен. Одна надежда, что браслет Митрины поможет. Да-да, не удивляйся, к таким, как она, многие маги по-особому относятся. Митрина ведь точно из лесных ведьм… из нибериек, то есть… Здесь вкусно готовят, поешь, все теплое еще… Живет, кстати, маг в замке у князя, но раз в две недели бесплатно занимается лечением всех желающих, но только лечением — такая милость от князя. До приема еще неделя. Если не удастся попасть, мы уедем в деревню, тут рядом. Там будет безопасней. Милая, ты не бойся, в Вельде нас не станут искать. Меня всегда ловили… в другой стороне.
Бедный Дин, он же устал не меньше руха. Это я, можно сказать, выспалась, а он всю ночь провел "за рулем"…
Травник оказался очень пряным, с нотками меда и горечи.
— Там в семье князя что-то не так, я не понял, что, — добавил задумчиво Дин, — Сула сказала, что князь вроде при смерти, а младший князь со дня на день повезет княжну на смотрины, половина летучей дружины с ними улетит в Андер… — и тоска прозвучала в его голосе такая явная, или мне показалось?
Что у тебя в Андере, дорогой мой? Ты помнишь, или нет?..
— До королевской свадьбы всего ничего осталось. Это, наверное, к лучшему, младший князь уедет, старшему ни до чего дела нет, а маг твой останется, и не у кого ему будет позволения спрашивать. Только вот княжну вроде даже не назвали пока — почему, интересно? Хотя, если князь не в себе, то понятно, это же он должен решить. А, впрочем, не знаю.
Спасибо запискам дедушки — это, про княжну, не показалось мне полной ерундой. Но и не волновало ничуть — какое нам дело до всех князей, княжон и королей, вместе взятых? Ровно никакого.
Я подошла к Дину, обняла, прижалась щекой к его плечу. Он тоже меня обнял — нерешительно так, словно сомневался, а стоит ли.
Устал? Спросить бы тихонько. Ну почему я немая?!
— Ты не передумала? — тихо спросил он. — Все еще хочешь в свой мир? Дурень я, у тебя же там, семья, отец-мать, братья-сестры, да? Конечно хочешь.
Да, милый. У меня там семья. Мама, дядя, который мне всю жизнь вместо отца был. И братья — ну и что, что двоюродные? Братья, и все. И они там, не поймут никогда, куда я подевалась. А тут у меня, так уж случилось, теперь есть ты. И хоть разорвись. Но ведь нам не обязательно страдать над этой проблемой прямо сейчас?
Я ведь решила, и не передумаю — не хочу, потому что. Если устал, ложись и поспи, приставать не стану. Но лягу рядом — ведь не будешь против? Знаю, что не будешь…
— Не важно, — сказал он, — все неважно, — а сам медленно, по одной вынимал шпильки из моих волос, распуская прическу.
Встряхнул мои волосы, растрепал, пропустил между пальцев.