Тогда, выспавшись в комнатах ленны, я первым делом побежала вниз проведать Дина. Его не было. Лишь валялась под лавкой моя скомканная рубашка.
Разочарование оказалось острым. Почему-то. Я стояла и кусала губы. Как это, он пропал — и все? И как же узнать, спросить, где он и что с ним? Опять мычать и объясняться знаками с Ниллой? Она поймет. Она меня, как правило, понимает, хоть и не всегда с первой попытки.
Стоп, Линка, сказала я себе. Какое тебе дело до этого парня? Правильно, никакого. Поддалась слабости? Синдром медсестры, да. Ну так вот, на самом деле он тебе вообще не нужен, других проблем выше крыши. Домой, а там Димка, ну и… вообще, поняла?
Конечно, я поняла, и, шмыгнув носом, отправилась было на кухню, но столкнулась с экономкой. Она с ходу заявила, что я лентяйка, каких свет ни видывал, скривилась, увидев мои бусы, и вскоре я драила лестницу. Щеткой и тряпкой. Эту лестницу, должно быть, не мыли последние десять лет, а тут появилась лентяйка, которой и поручили такое нужное дело. С тех пор я ежедневно мыла затоптанные лестницы — их в Крысином ведомстве хватало, или еще что-нибудь драила, причем экономка давала мне работу самолично. Ленна также регулярно об о мне вспоминала, зазывала к себе и занимала каким-нибудь несложным делом: в компании с другими девушками я перебирала и сматывала нитки, что-нибудь перешивала или пришивала — к счастью, на мелочи моих умений хватало, иногда сопровождала ленну по замку — невесть зачем, но это мне нравилось, потому что позволяло лучше осмотреться. Если ленна заставала меня за работой, заданной экономкой, она ругалась с экономкой, и в следующий раз все повторялось.
Если бы ленна прямо приказала мне при экономке выполнять только ее, леннины распоряжения — у меня бы появился повод не слушать Крысу, но ленна такого не приказывала. Закончив с очередной лестницей, я всегда отправлялась на кухню, это спасало от дальнейших приставаний экономки. Когда она однажды явилась туда по мою душу, а я как раз была занята разделкой булочек, которых в этот день требовалось особенно много, то тетушка Ола положила поварешку, подошла к Крысе, уперла руки в бока и что-то негромко ей сказала — та пошипела в ответ и удалилась.
— Ох, девка! — сказала мне потом шеф-повариха — не люблю я такой дурости, а тут! Хоть бы уж наша ленна скорее замуж вышла, всем сразу спокойнее станет.
В сущности, наверное, с помощью тетушки Олы я могла бы вовсе избавиться от Крысы. Главная повариха, хоть и наверняка формально подчинялась экономке, на самом деле не позволяла ей лишний раз открывать рот в своих "владениях", то есть на кухне. А я на кухне действительно была на своем месте, но…
Кажется, я поняла эту игру между ленной Даной и экономкой. У них — вечное и шумное, во многом показное противостояние. Скорее всего, всерьез одна другой не пакостит. Интерес Крысы ко мне — надо же, она, заведуя таким немалым хозяйством, утруждается, чтобы лично задать мне работу и отчитать за какую-нибудь безделицу, — напрямую зависит от внимания ленны Даны. А если экономка от меня отвяжется — что, если тогда и ленна перестанет замечать, потому что станет неинтересно? А мне надо уехать в Андер. Так что ничего, потерплю, не смертельно.
Еще одна напасть — Эвер, сын мельника, заглядывал в замок чуть ли ни ежедневно. Приносил сладости, цветные ленты, которые я не брала. На мою жестикуляцию, означавшую: "Не приходи больше, видеть не хочу!" — не реагировал. Говорил, что очень нравлюсь, ну просто очень! Кухарки и служанки посмеивались. Нилла наконец, тоже хихикая, посоветовала ему остыть немного и прийти как-нибудь потом. И на следующий день, завидев его в окошко кухни, я решила опередить события, схватила со стола еще горячую, только что из печки, сладкую булку, завернула в салфетку и вынесла ему, сунула в руки. Дескать, опередила, получай и уходи. Он растерянно взял мой гостинец, замигал и вдруг широко улыбнулся. Я слушать его не стала, поспешно вернулась в кухню, встреченная переглядками и ухмылками.
— Что, уломал тебя парень, сдалась, неприступная ты наша? — насмешливо поинтересовалась Вайна, первая помощница Олы.
Я так и села, благо табурет подвернулся удачно.
В каком это смысле — сдалась?..
— А как же, девка белый хлеб поднесла — согласилась, значит. Теперь за свадебку?
Я, должно быть, взирала на них так потрясенно и возмущенно, что они запереглядывались уже без ухмылок.
— Ты что, Камита? Запамятовала, когда при сватовстве белый хлеб дарят? Может, ты тоже без памяти, вроде как наш Дин? — тетушка Ола вытерла руки полотенцем, подошла ко мне. — Ты что, милая?
Я закрыла лицо руками. Вот бестолочь! Пошутила, называется. Да тут каждая ерунда может означать что-то мне неведомое, дышать — и то осторожно надо.
Выбежать, отобрать булку, рассмешив всю честную компанию? Или вызвав всеобщее возмущение, кто знает? Так поздно, Эвера уже и след простыл.
Ну да… ладно. Все равно мельник этому сватовству хода не даст. Разберемся. Впредь умнее буду.
На следующий день в замок явился мельник. Я как раз шла по двору с двумя полными ведрами воды, когда он вдруг вышел мне навстречу, и его рябая физиономия не сулила ничего хорошего.
— Чего затеваешь… племянница? Блажишь, да? Правда, что ли, в невестки хочешь?
Я отступила, расплескав воду.
За спиной мельника появилась экономка.
— Не смей скандалить тут, на людях! — сказала она строго мельнику. — Забирай ее совсем, и разбирайся, как знаешь, одни заботы от нее и беспокойство.
— Так. И работаешь плохо, значит? — "дядюшка" шагнул ко мне и схватил за косу, потянул вниз. — Не стараешься, даром именьский хлеб ешь?
Я взвизгнула и бросила ведра ему под ноги, он заругался на всю площадь, переступая мокрыми сапогами и поминая всех демонов и что-то мне неизвестное, но за косу продолжал тянуть.
— Ну так заберу, а как же, на недельку, поучу уму-разуму! Бусы вон напялила, невеста на выданье! Лентяйка!
И вдруг он отпустил меня, возмущенно рыкнул и повалился на землю — словно тонкая змея обвила его за ноги, так мне показалось.
Змея, сплетенная из разноцветных кожаных полос, а именно — длинная плеть. Которую держал в руках высокий широкоплечий парень в коричневой рубашке. И, между прочим, это был Дин.
Он подошел, сдернул кожаное кольцо плетки с ног мельника, и сказал очень спокойно:
— Иди отсюда, и больше к Камите не приближайся. И сыну скажи, что бы не шлялся тут, а то я его сам за ворота выкину. Все понятно?
"Дядюшка" отчетливо скрипнул зубами и кивнул. А тут как раз подбежала тетушка Ола, и закричала, махая руками:
— Как заберешь, как заберешь? Даже не думай! Где я еще такую пекарку возьму перед самой свадьбой! Иди-ка подобру-поздорову, мельник, что отдал — не твое! А то сама именю пожалуюсь, что муку сорную в замок продаешь, а с ним, знаешь, разговор короткий!
— Какую сорную, что мелешь? — взвился мельник, позабыв про меня.
— А пойдем в кладовку, покажу какую!
Мельник махнул рукой и пошел в сторону ворот, хлюпая сапогами. А я расплакалась от облегчения. Испугалась, да! А ну как мельник меня бы и впрямь забрал, хоть и на неделю? Какой из Эвера заступник, я уже знаю. Самой справляться с мельником и его семейством — та еще задача. Хотелось бы все же избежать… так сказать, местных воспитательных методов.
— Ладно тебе, Нона, не злобствуй, — сказал Дин, легонько взмахнул плетью, и ее кончик сбил камешек, лежащий на низкой каменной тумбе метрах в трех от нас.
Ну просто цирк.
Экономка вздохнула.
— Что ж. От нее и правда одни неприятности, но раз меня не слушают… Что-то много тут стало этой девки!
— В самый раз, Нона, — Дин улыбался.
— Рановато ты встал с постели, мог бы еще отдыхать, — она усмехнулась, но, удивительное дело, не едко.
— Ничего, нормально.
Крыса ушла.
Ох ты ж… Я во все глаза смотрела на Дина. Чисто промытые волосы немного вьются и стянуты сзади шнурком. Царапины на лице зажили, и теперь видно много мелких шрамиков на щеках и скулах, совсем старых. Потрепанная рубашка, но красивый кожаный пояс. А взгляд — уверенный. Раб? Невольник, которого привезли сюда в клетке? Теперь что-то не похоже. Кто он такой, наконец?..
— Не плачь, — он легонько коснулся пальцами моей щеки, и улыбнулся одними уголками губ. _ не будешь?
Я кивнула, поправила растрепанные волосы и подобрала ведра. Надо было опять идти к колодцу. Отойдя немного, оглянулась — он смотрел вслед.
На душе потеплело — они ведь заступились за меня, и Дин, и Ола. Не отдали мельнику. А Эвер, наверное, больше не придет. Хорошо…
Позже, зайдя к ленне, я застала ее одну перед портретом, который, видимо, недавно доставили. С портрета смотрел темноволосый мужчина с надменным взглядом и жесткими чертами лица. Но, пожалуй, даже красивый — особенно если представить его более приветливым.
— А, ты, Камита, — ленна мельком взглянула на меня, — иди сюда. Смотри — это мой жених. Нравится?
Ну и вопрос! Впечатление от портрета зависит от мастерства художника, и портрет может ничего не сказать об изображенном — кроме того, что тот не урод. Но ленна ждала ответа, и я неловко кивнула. На самом деле, не урод, не такой уж старик — лет тридцать пять или чуть больше. Может, тридцать пять — это и многовато для восемнадцатилетней девушки, однако, насколько я помнила нашу историю, ничего особенного в таком браке нет. Она любит другого, и в этом ее проблема.
— Значит, нравится? Хочешь, тебе подарю?
Я покачала головой, еле заметно усмехнувшись — нет, барышня, не хочу.
— Зря отказываешься, Камита! Это младший князь Таума! Он посланник Винеты в Итсване. Его покойная жена считалась самой красивой и изысканной женщиной Винеты — после нашей королевы, разумеется. Нас будут сравнивать и говорить — где он подобрал эту чернавку? А он бы и не взглянул на меня, если бы отец не выслужился перед королевой. Прежняя княгиня дала ему трех сыновей, так что от меня сыновей не ждут, я должна рожать девочек! Буду пить специальные настои. Семье князя требуется княжна, которая была бы с их кровью, сколько можно усыновлять чужих девчонок? Так что, может быть, моя дочь когда-нибудь станет королевой Винеты. Такая честь — я буду матерью королевы! Ты ведь знаешь, что нынешняя королева — тоже княжна Таума? Тебе, вообще, известны такие вещи, а, Камита?
Ох, ленна Дана. Объяснила бы уже заодно, что такое есть младший князь, зачем князю непременно надо усыновлять чужих девчонок и с какой это радости ты станешь матерью королевы?
— Ах, Камита. Насколько тебе проще жить.
Да, ленна. Слов нет как проще…
Думаю, только из-за моей немоты ленна дала себе волю поговорить так, при других слугах вряд ли стала бы. А я вспомнила, что когда-то читала о невольниках, которым специально удаляли языки — чтобы не выдавали секреты хозяев. Немая и неграмотная служанка — в сущности, это просто клад!
Какое-то время ленна Дана стояла молча, вперив взгляд в портрет — мне показалась, что она, скорее, глядела сквозь полотно. И вдруг заговорила, медленно, размеренно. А я… я даже не сразу вникла в то, что слышу. Мне показалось, что если я все это время сходила с ума, то вот теперь, наконец, сошла окончательно…
О лукоморря дуб зельеный,
слатая цеп на дьюбе том.
И дньем и ночю кот учьенный
Ходит по цепьи кругом…
Ленна читала стихи, читала и читала, слегка коверкала слова, пропуская некоторые строки, и, как мне показалось, смысла произносимых слов не понимала. Но у нее получалось проникновенно. Покончив с дубом у Лукоморья, она перескочила на "Сказку о царе Салтане", но тут ограничилась парой строф, и замолчала. Видимо, мой взгляд был очень уж выразительный, потому что она улыбнулась и объяснила:
— Это сильные заклинания, меня им дед научил. Она возвращают душевное равновесие. У меня их много, Камита, но увы, они написаны знаками, которые я не могу прочесть. А ты чувствуешь силу этих слов?
Ну еще бы. Я улыбнулась и кивнула. Да здравствует Пушкин! Мог ли он хотя бы вообразить, что его строки когда-нибудь станут утешать иномирскую барышню, которая закручинится из-за немилого жениха?
И вдруг я поняла. Точнее, вспомнила: Митрина ведь упоминала про пришельца из моего мира, который рассказывал ей про телефоны с проводами. И это, конечно, было не слишком далеко отсюда! Надо думать, мы с ним попали сюда через одну дырку в пространстве… или где там эта дырка… точнее, Дверь? Значит — дед ленны Даны? Точнее — отец первой жены здешнего именя.
Если так, то этот человек здесь жил, и жил долго, раз обзавелся семьей, во всяком случае — дочерью. От него что-то осталось, кроме внучки, читающей Пушкина? Его дом? Его вещи? Раз он читал внучке стихи, то, наверное, был грамотным человеком, который мог оставить, к примеру, записи? И чего он добился за свою жизнь здесь? Ведь начал-то, наверное, с того же, что и я, то есть попал сюда, в чем был, и учился говорить и писать, если ему, как и мне, не помогла овладеть языком какая-нибудь добрая знахарка.
Или?..
Ну какие могут быть "или". Разве что предположить, что он был магом, который сам открывает Двери, но тогда Митрина так бы и сказала. Он попался случайно, в эту жуткую межпространственную ловушку — как и я.
И он не был немым — а это уже бонус! Если бы я могла сейчас словно бы ненароком задать ленне парочку вопросов…
— Ты как-то странно на меня смотришь, Камита, — ленна нахмурилась.
Я опустила глаза и отрицательно качнула головой, постаравшись придать лицу безмятежное и покорное выражение.
— Камита, мне сказали, что ты хочешь поехать со мной в Андер, это правда? Зачем? Тебя там кто-то ждет?
Сказать "нет"? Меня ждут мама, Димка, дядя Гоша, мои двоюродные братья, мои друзья и моя жизнь. Путь к ним идет через Андер. И я уверенно кивнула.
— А кто?..
Ах, ленна, как, ты думаешь, я отвечу?
Это похоже на игру, в которой надо отвечать на вопросы, используя лишь слова "да" или "нет", и, соответственно, задавать правильные вопросы. А мне настойчиво задают неправильные.
— Как жаль, что ты не можешь объяснить, — спохватилась ленна, — ну ладно, я поверю. Так и быть, постараюсь, чтобы ты попала в Андер — чего уж там, в самом деле. К чему тебе здесь оставаться, у моих дорогих отца и братца? Ты в Андер убегаешь, да? Я поняла. А пока пошли в швейную, меня будут мучить примерками.
И я потопала за ней следом, размышляя над последними словами — они так меня озадачили, что я даже забыла ненадолго про ленниного дедушку. Что значит "спостараюсь"? Ей надо просто взять меня в Андер! Разве это не от нее зависит? Да ей только поднять крик и расколотить тарелку — "и делай все, что хошь"…
Лишь только представилась возможность, я первым делом вернулась в комнаты ленны, одна из служанок занимались там своими делами и на меня не обратила внимания — все они привыкли уже, что я иногда захожу. Первым делом я кинулась в спальню, к столу, на котором лежали книги, еще точнее — к той книге, завернутой в бархат. Шестое чувство теперь настырно твердило, что найду там не магию а что-то мне интересное. Так и есть — книга в мягкой кожаной обложке оказалась тетрадью с рукописными записями на русском языке. Но…
Я перелистнула несколько страниц. Стихи, только стихи! Пушкин, Блок, Цветаева, Мандельштам, Высоцкий, и еще много мне неизвестных. Некоторое — не целиком, куча зачеркнутого и исправленного, все стихи — вразброс, Пушкин чередуется с Высоцким — такое впечатление, что человек вспоминал и писал, пытался сохранить, чтобы потом не забыть окончательно.
Все это хорошо, и потом я бы, может, охотно почитала это. Но сейчас мне нужны были не стихи.
Я быстро перебрала остальные книги, и так понимая, что все не то — это были толстые местные фолианты, а мне нужна была тетрадь, может быть, по виду такая же, как те, в которых были стихи. Нет и нет…
Есть! Похожая книга-тетрадь, переплетенная в кожу, лежала на полу между стеной и задней стенкой сундука, в паре шагов от стола — ее когда-то положили на сундук, и она упала. Я поспешно вытащила ее и открыла — зачеркивания, зачеркивания, кляксы. Но не стихи — текст. А вот что-то вроде словаря — слово, тире, пояснение.