— Ты что… неделю… ухаживал за мной… во всех смыслах?
Новая порция веселья в зелёных глазах.
— Представь себе, да. Не труднее, чем убирать в клетке за полудохлой совой. Имея опыт воспитания двух младших сестёр, поверь мне, я справился легко. Сейчас они уже такие умницы и красавицы, и девицы на выданье, но я никогда не откажу себе в удовольствии вспомнить, как приходилось кормить их с ложечки и менять им испачканные штанишки. Не бойся, Тёмная, твои прелести видел только я.
Покрывало уже было сдёрнуто, а сильные пальцы привычным ловким движением ощупали поверхность швов.
— Зачем ты тут всё растеребила, а?! Точно, как та сова, которая норовила содрать мои повязки.
Нейл ничего не ответила. Ещё не хватало вступать в спор с каким-то… С кем, кстати?..
Чувствовалось, что Светлый доволен осмотром. В глубине души леди Киларден была с ним согласна — он сделал всё, что мог.
— Если бы ваш Тёмный Алмаз был жив, выздоровление шло бы быстрее, а шрамы разгладились бы в ближайшие десять лет. Но и так неплохо. Тебе нужно расхаживаться. Сегодня же встанешь — чтобы сделать хоть шаг, хоть два. Но сначала поешь. Или снова кормить с ложечки?..
— Нет! Я сама… Я хочу пить, очень хочу…
— Сейчас принесу. Но сначала подброшу дров.
Когда Светлый уже повернулся, чтобы уйти, Нейл всё-таки задала интересующие её вопросы:
— Ты ведь знаешь, кто я, и к какому Дому принадлежу. Я не вижу родового орнамента в твоём жилище — почему его нет? И кто ты?
Как бы хорошо не владел собой эльф, от жрицы Ллос не укрылось едва заметное выражение недовольства на его лице.
— Кто я, тебе знать совсем не обязательно. Достаточно имени — Долан. В моей жизни вот-вот произойдут разительные перемены, и оттого я больше не принадлежу к своему Дому. Сам я прибыл издалека, скверно разбираюсь в родовых узорах Тёмных, твой Дом мне неизвестен… Как тебя зовут?
— Если достаточно имени, то я скажу только его. Нейл.
* * *
Следующие десять дней Нейл занималась преимущественно тем, что ела за троих и спала, набираясь сил. Каждый день Долан немилосердно заставлял её ходить и растягивать мышцы бедра и бока, невзирая на некоторую кровоточивость швов. Леди Киларден злилась на бесцеремонность Светлого, всё в ней кипело, но она хорошо понимала — он поступает правильно, настаивая на активности раненой. К тому же, она полностью была в его власти, далеко от дома, в положении, больше похожем на положение пленницы. Из одежды ей вернули только выстиранную рубаху, зашитую в том месте, где прошлись когти хищника.
Нейл придирчиво осмотрела ткань и, поджав губы, подумала, что храмовая служанка справилась бы лучше. К рубахе полагались дополнения: разношенные боты из валяной овечьей шерсти и шерстяной же плед — завернуться в него, чтобы добежать до отхожего места на заднем дворе. Самайн только что прошёл, зима подобралась вплотную, и сбежать домой почти голой — не вариант. К тому же, Нейл даже не могла точно знать, куда же её увезли в ту страшную ночь. Вокруг находился незнакомый лес — не смешанный, к которому она привыкла, а сплошь хвойный, сосновый.
Будь сейчас лето, она всё равно попыталась бы сбежать…
А привезли её вот куда. Внимательным и цепким взором жрицы Ллос эльфийка уже оценила всю окружающую обстановку: два почти одинаковых дома на поляне в лесной чаще, один поменьше (в нём Светлый оставил Нейл, и дверь на ночь всегда была заперта снаружи, пришлось в этом убедиться не единожды), другой — побольше. Коновязь под навесом, рассчитанная на десяток — другой лошадей. Постоянная вооружённая охрана и костры по периметру лагеря. Колодец с приспособлением для того, чтобы накачивать воду, сколько нужно, без особых усилий. Видимо, господа Sоlas тут давно, раз успели собрать машину для того, чтобы прорыть скважину… Светлых эльфов она насчитала одиннадцать, включая самого Долана. Они насмешливо поглядывали на девушку-дроу, заметив ту вне стен дома, но не пытались заговорить.
Опознавательного родового орнамента на их одеждах и оружии Нейл так и не увидела.
Зато имела возможность лицезреть шкуру махайрода, уже выделанную и растянутую на раме под навесом — для просушки. С содроганием оценила размеры того, кто напал на неё в кустарнике. Ловчую яму (и не одну) для зверя выкопали как раз Светлые эльфы — он уже задрал у них двух коней. После гибели монстра в ловушках не было нужды, махайрод в округе появился в конце лета, и вроде как один.
Говорить Светлый мог, что угодно. Жрица Ллос мысленно усмехнулась, но промолчала. Вряд ли вся эта возня с ловчими ямами была затеяна ради двух коней пришлых чужаков! Просто поблизости есть один из входов подземные лабиринты Светлых, а около него — их земли, а где-то за лесом — обработанные поля и пастбища. Подземные жилища теперь не так уж пользуются у Светлых эльфов спросом, ведь Солнце давно стало милостивым, перестав терзать поверхность этого мира жестоким жаром и убивающими лучами.
Махайрод рядом никому не был нужен, он опасный сосед для всех — от детей и женщин до домашней живности… Может быть, этих изгнанников наняли, как охотников на зверя?
Проследив за направлением взгляда Нейл, Долан усмехнулся:
— Это твоя добыча, на самом деле. Если надумаю отпустить — шкуру заберёшь с собой.
— Если?! — беспокойным взором девушка-дроу ощупывала невозмутимое лицо, обрамлённое локонами льняных волос.
— Именно «если». Пока не решил.
— Но зачем… — начала было говорить леди Киларден, но наткнулась на всё ту же смешинку в зелёных глазах.
— Видишь ли, в местах, откуда я прибыл на Остров, тепло и благодатно. Такие условия позволяют тамошним мужчинам без труда прокормить… хм… нескольких женщин. Нередко к законной жене полагается еще и наложница, да не одна.
— Что?!
Маленькая ладошка жрицы Ллос молниеносно отправилась в путешествие по воздуху, намереваясь со звонким хлопком шмякнуться на слегка загорелую щёку Светлого эльфа. Такие действия для ладошки эльфийки-дроу были обычным делом. Статус леди, сан служительницы Паучьей Королевы, да и просто принадлежность к женщинам клана Тёмных, — все эти составляющие позволяли раздавать пощёчины когда угодно. Старшие братья, храмовый механик, слуги, воины при храме — любой из них мог столкнуться с подобным проявлением недовольства Нейл Киларден или какой-нибудь другой знатной Тёмной эльфийки.
У дроу правят женщины. А мужчины должны склонять головы и молча делать, что им приказывают.
Полёт ладошки был прерван в самом начале. Хрупкое правое запястье попало в капкан твёрдых сильных пальцев, а потом туда отправилось и левое, потому что была сделана повторная попытка отвесить пощёчину наглому Светлому.
— Не путай меня со своими безропотными дроу, Тёмная. — Зелёные глаза превратились в сердитые щёлочки. — Когда-нибудь вашим мужикам это надоест, поверь мне, и вот тогда придётся держать ответ за все выкрутасы…
Волна жара, исходящая от его могучего тела, как будто передалась Нейл. Она смотрела на Долана снизу вверх, дрожа от ярости, возмущения и какого-то нового, странного, перехватывающего дыхание чувства.
— Из тебя получится горячая наложница, Тёмная… — хватка пальцев на хрупких запястьях ослабела, — …и, кажется, полудохлая сова идёт на поправку, раз уж так размахалась крылышками!
Долан отпустил эльфийку, внезапно сменив тон:
— Завтра я буду снимать твои швы. Ткани зажили полностью, пора убирать шовный материал. Полагаю, сегодня ты не откажешься помыться. Только помни — долго сидеть в воде тебе нельзя. Окунулась и назад, поняла?
Нейл закивала головой, сразу забыв обиду. Конечно, она хотела бы принять ванну, но понимала, что в процессе заживления обширных рваных ран купание совершенно излишне!
Все эти дни ей приходилось обходиться умыванием лица и обтиранием тела куском мокрого полотна. Сегодня мыться предстояло там, где между двумя домами располагалось подобие заднего двора. Там под скошенным навесом стоял большой деревянный чан, а под ним лежали плоские камни. Камни скрывали выкопанную в земле полость, где горел сухой торф, они равномерно прогревались, а следом — и вода. Юная жрица сообразила, что это значит — летний вариант бани. Похоже, Светлые не собирались засиживаться тут до глубокой зимы, раз уж до сих пор не построили себе закрытое помещение для мытья…
— А твои воины? Со всех сторон я открыта чужим взглядам!
— Допустим. Но вчера у тебя была та же возможность — подсматривать за парнями в окно, пока они мылись. Если ты ею не воспользовалась, не жди, что сегодня они упустят свою!
Нейл показалось, что острые кончики её изящных ушек как будто вспыхнули в сумерках. Она смутилась. Не то, чтобы не воспользовалась… На кое-кого она всё же смотрела… На вот это мускулистое тело, по которому сбегали потоки воды, пока Светлый обливался из деревянного ведра.
Сложно сказать, как истолковал её смущение Долан, если вообще заметил.
— Я побуду рядом, пока ты принимаешь ванну. — Сказал он. — А то совы-то, они плавать не умеют…
Не возразив ничего, и воздержавшись от третьей попытки пощёчины, Нейл побрела туда, где поднимался над деревянным чаном тёплый пар. Плевать, кто там куда смотрит! Никто до сих пор её не тронул, так вряд ли это случится нынче вечером. Она скинула плед и рубаху, тут же покрывшись мурашками гусиной кожи от налетевшего порыва ветра. А как же туда забраться?!
Да. Бортик деревянной ванны оказался слишком высок. Что, озираться и просить о помощи? Жрицы Ллос приказывают, они не привыкли просить, но, видимо, придётся.
Не пришлось: Светлый сам подхватил Нейл на руки и бережно опустил в тёплую воду, бросив туда же шерстяную мочалку, набитую порошком мыльного корня.
— Не вздумай тереть швы!
— Ты что же, считаешь, я совсем глупая?! — не смогла удержаться эльфийка, и тут же приготовилась услышать что-то вроде: «да, глупая полудохлая сова».
— Нет. — Покачал головой Светлый эльф. — Не глупая, а просто маленькая Тёмная девочка, сунувшаяся ночью в лес вместо того, чтобы быть под присмотром мужчины, который заботится о ней.
Закатал рукава своей рубахи повыше, медленно вынул намокшую мочалку из воды, слегка отжал, провёл по плечам Нейл. Та вздрогнула. Почему-то этот жест лишил её некой внутренней защиты.
Мать никогда так не делала, — разве что старая служанка, которая занималась воспитанием детей суровой леди Киларден. Матери-дроу, да к тому же, жрицы Ллос, не должны проявлять нежные чувства к детям, иначе дети вырастут слабыми и разнеженными. Им не говорят ласковых слов, не сюсюкают, не жалеют при полученных шишках и синяках. Матерям некогда — они правят жизнью Тёмных, а отцы исполняют их поручения без колебаний и вопросов. Дочери должны вырастать такими же: непреклонными, несгибаемыми.
А сильные пальцы уже направили шерстяную мочалку к полушариям грудей Нейл, потом — к животу. Она вцепилась в неё и потянула к себе, но напрасно. Раз не получилось отобрать мочалку, расслабилась и предоставила сильным пальцам намыливать, гладить, трогать, массировать, смывать пену.
Что же такое творится с её телом? Почему каждая жилка трепещет, кожа горит — разве только из-за трения намыленной грубой шерсти?
Не надо так делать! Уж лучше бы дразнил «полудохлой совой»!
Она всхлипнула и попыталась резко встать, но поскользнулась на разбухшем деревянном дне, да и разомлела в тёплой воде, и голова закружилась так, что Нейл едва не упала.
— Куда ты так вскакиваешь, Тёмная?! — тут же напустился на неё Долан. — Можно подумать, у тебя заноза в мягком месте!
Говоря это, Светлый эльф уже вытаскивал «непреклонную и несгибаемую» жрицу Ллос из остывающей воды, заворачивая в большой лоскут полотна, а сверху — в шерстяной плед. Она молчала, хлюпая носом, старательно избегая смотреть в расширенные в сумерках зрачки зелёных глаз.
— Обе мои сестры ненавидели купаться…
Он отнёс Нейл в дом и бережно опустил на покрывало ложа.
— Тебе лучше выспаться. Завтра буду снимать швы, а это неприятно.
* * *
Неприятно — не то слово. Долан предложил выпить обезболивающий травяной настой, но Тёмная жрица высокомерно отказалась. Не хватало ещё, чтобы этот Светлый подумал, что она совсем размякла после того, как он выкупал её! Нет, она встретит боль лицом к лицу, без пугливых колебаний!
Встретила. Даже без криков, только с шипением лесной кошки там, где пришлось выдёргивать глубоко вросшие в кожу нити из шёлка, обработанного особым образом.
Надо отдать справедливость Светлому — хоть он и не был мастером-целителем, но сделал всё максимально быстро, отвлекая Нейл разговорами и шутливой бранью. Смазал слегка кровоточащую поверхность жгучей мазью, велел оставить открытой до вечера. Потом мазь высохнет, и тонкие сухие корки нужно будет убирать в течение суток. После этого процесс заживления можно считать завершённым, а шрамы… Что ж, шрамы останутся до конца дней.
— Где ты учился искусству врачевания? Вряд ли на совах?
Они сидели за столом, огонь потрескивал в очаге, метал отсветы по бревенчатым стенам. На столе горели масляные керамические лампы. Нейл макала оленину в густой брусничный соус, с удовольствием хрустела лепёшкой.
— Далеко отсюда. Пришлось уехать по причине конфликта внутри семьи. Мы осели далеко отсюда, там много Светлых, но Тёмные эльфы тоже есть, и не так уж мало. Врачевание… это был вопрос чести после той совы. Куда увлекательнее возвращать жизнь, нежели отнимать её.
У эльфийки возникло ощущение, что сова к делу относится весьма условно.
Блюдо Долана уже опустело. Светлый отпил из высокого серебряного кубка, такого же, как тот, что стоял на столе перед Нейл. Только вот содержимое — перебродивший дикий мёд, — для девушки-дроу было разбавлено водой почти наполовину. Она сама попросила разбавить, не желая хмелеть, будучи наедине со Светлым, да вот так близко. Её стало волновать и одновременно — тяготить — присутствие эльфа. Неизменный осмотр поверхности бывшей раны упорно продолжался, хотя в этом теперь не было смысла. Ужинать Долан непременно приходил к леди Киларден.
— Почему же вернулся сюда? Сам говорил, за морями тепло и благодатно.
— Были причины. — Нахмуренные брови Светлого дали понять, что эти причины не слишком приятны.
— И сколько длился обратный путь? — никак не желала отставать Нейл. Может, он разозлится на расспросы, да уйдёт, оставив её в одиночестве?
А то ведь самый важный вопрос тоже будет задан: когда ты меня отпустишь, Светлый?!
— Два с половиной года.
Юная жрица осмысливала этот срок. Раньше, при бесконечной эльфийской жизни, два года были кратким мигом, ничего не значащим для бытия. Сейчас они ценились на вес золота, потому что означали потерю времени. Такой долгий период для возвращения в родные места — существенная потеря драгоценного времени, уплывающего, как песок сквозь пальцы. Значит, причина действительно веская.
— А твои родители?..
Грустная усмешка в ответ.
— Догадайся… Наверное, твои там же, Тёмная. Все, кто был старше трёх тысяч лет, уходят, уходят стремительно, и удержать их нет никакой возможности, потому что наши Камни мертвы или же лениво спят. — Помолчав, Долан добавил. — И вот потому-то так важно забыть обо всех разногласиях и продолжать эльфийский род как можно скорее, иначе нас вытеснят люди.
Нейл не зря приняли в Конклав, соображала она очень быстро. Можно было догадаться, что Светлый говорит о тех разногласиях, которые едва не извели под корень два рода Владык его клана. Две семьи, попеременно владевших Clосh Bán, Белый Камень, (ирл.), Сакральным Алмазом Светлых эльфов. Хранители Первой Крови, которые никак не могли решить, чьё право владеть Алмазом вернее. Третьи претенденты, Кенхельмы, дальняя родня Зэйлфридов, предпочитали держаться в стороне от распрей — их Дом был малочисленным и не имел такого политического веса.
У Тёмных ведь тоже было не всё чисто, пока Мораг Эльдендааль не извела всех своих соперниц в борьбе за власть — так что остальные Хранители Первой Крови либо вообще покинули Остров, либо склонили головы. У Мораг шесть дочерей, и одна из них непременно займёт её место после смерти матери.
Было ещё одно значимое обстоятельство: в Конклаве обсуждали, что Зэйлфриды скоро вовсе исчезнут как Дом, поскольку у нынешнего Владыки Светлых нет наследника мужского пола, у него только дочь. Этого ждали Ливеллейны, потому что тогда владычество над всем кланом перейдёт к ним… Откуда знал об этом Конклав? Кто-то из Высших Жриц был вхож в круги знати Светлых эльфов; по крайней мере, Нейл была уверена в подобном предположении.