Отпустив поводья коня, Нейл стремительно перебежала поляну, порывисто обняла эльфа, и, привстав на цыпочки, прижалась щекой к его груди. Светлый медленно поднял руки, обнимая Нейл в ответном жесте, а потом погладил по голове.
— Я всё помню, про то, что «нет будущего»… — раздавался горячий девичий шёпот, и такие же горячие слёзы закипали в глазах, стекая на чёрную ткань плаща. — Но я не могу с этим смириться, не могу.
— Нейл… Я совершил не лучший поступок, последовав своим желаниям и соблазнив тебя. Μеня тянет к тебе — я солгал бы, если бы сказал, что это не так.
Эльфийка ухватилась за услышанные слова, поднимая заплаканные глаза и жадно вглядываясь в напряжённое лицо Долана.
— Сейчас же, когда достигнута определённость в моих будущих семейных связях, наша близость становится…преступлением.
— Да? — шмыгнула носом леди Киларден. — А что ты там говорил о наложницах в обычаях других земель?..
— Только здесь не другие земли, Нейл.
Она только плотнее прижалась к Светлому эльфу, спрятав лицо на его груди и понимая, что каждая секунда сейчас работает на неё…
На нечестную игру Нейл Киларден.
Она ведь привезла в Мит свой небольшой сундучок, сундучок травницы — он мог понадобиться при случае обращения прихожанок храма Ллос. И среди снадобий сундучка находился флакончик тёмного стекла — такой, который не позволяет лекарственным зельям разрушаться на свету. Содержимое флакончика стоило весьма дорого и могло пригодиться какой-нибудь Тёмной эльфийке, взявшей в мужья дроу, не слишком радующегося предстоящему браку.
Уникальная смесь ингредиентов средства под названием «Leaсht dóiteáin» Прим. авт.: Жидкий огонь, (ирл.) в ничтожно малых порциях производила мощнейший эффект: любовное влечение и лёгкое опьянение. И совсем необязательно было пить эту смесь. Достаточно было вдыхать… Отличается ли в этом плане чувствительность Светлого эльфа от Тёмного, Нейл не знала, но подозревала, что глубоких различий нет.
Обтираясь душистой водой перед выездом, она добавила несколько капель на губку. Стойкость ингредиентов была проверена веками применения — после нанесения на поверхность тела действия хватит на сутки.
Не было никаких различий в мужской сущности Светлых и Тёмных. Расширялись зрачки зелёных глаз, учащалось дыхание, сжимались мужские руки на талии леди Киларден. Наваждение уже захватывало Долана, туманя разум, заставляя видеть перед собой единственную цель — губы Нейл, приоткрытые в призывной полуулыбке. Со стоном он наклонился, впиваясь в эти губы жарким поцелуем, наслаждаясь ими, словно вкусом спелого плода, не чувствуя ничего, кроме сумасшедшего стука собственного сердца и жестокого огня, сжигающего чресла.
Нечестная игра, Нейл Киларден!
Треск застёжек кафтанчика, отделанного мехом лисы: они не расстёгнуты, они просто сорваны. Подхватив эльфийку руками под ягодицы, Долан удерживал её на весу, используя в качестве опоры для спины Нейл ствол священного тиса, и вряд ли с изваянием Кореллона хоть раз обращались подобным образом…
Руки юной жрицы обвивали плечи Светлого эльфа, она была ограничена в движениях и полностью откинулась назад, что бы любовнику было легче держать её. Она знала, что сейчас усиливается действие Leaсht dóiteáin, испарения которого смешивались с естественным запахом её тела, и этот общий, врезающийся в сознание, аромат, уже сложно будет забыть… Долан будет хотеть его снова и снова.
Темп его движений всё убыстрялся, хватка не ослабевала, и чувствовалось, что физическая сила позволит удерживать Нейл еще долго, вбиваясь в её лоно, шепча её имя, упиваясь её телом… Два крика удовольствия, мужской и женский, слились воедино и вознеслись к кронам тисов священной рощи, спугнув целую стаю галок.
— Что ты делаешь со мной, маленькая Тёмная девочка? — еле слышно прошептал Долан, осторожно отпуская эльфийку.
Его зрачки постепенно принимали нормальный вид, лицо побледнело, под глазами залегли тени, влажная от пота прядь льняных волос прилипла ко лбу. И сейчас леди Киларден, пытавшаяся привести в порядок свою одежду дрожащими пальцами, в полной мере ощутила то, что совсем не должно быть свойственно жрице Паучьей Королевы: угрызения совести.
— Я… я люблю тебя. — Прошептала она в ответ.
— Что ты называешь любовью?.. Сейчас мы вели себя, как животные, а я не владею собой в твоём присутствии, Тёмная.
Светлый произнёс это и тут же вновь припал к губам Нейл, припухшим после его недавнего натиска. Поцелуй был долгим, влажным, изматывающим.
— Когда я снова тебя увижу? — выговорила та, переводя дыхание.
— Я буду здесь послезавтра. — Голос Долана был почти лишён модуляций, как у сомнамбулы, и жрица Ллос подумала, что в следующий раз количество Жидкого огня нужно уменьшить. Может быть, у мужчин-дроу постепенно вырабатывалась устойчивость, но Светлые эльфы вряд ли имели возможность испытать на себе действие эликсира в течение многих поколений, а потому их плоть и разум не были рассчитаны на сильное воздействие. Не исключено, что завтра Долана ждёт утро в сопровождении тяжкого похмелья.
Угрызения совести были отодвинуты Нейл куда подальше.
Это её мужчина. Она не готова им делиться — ни с кем. Делиться всё же придётся, после того, как он женится, но это совершенно неважно.
… они уезжали из рощи под гомон галок, даже не обернувшись друг другу вслед. А потому не могли видеть кровоточащие потёки на стволе тиса. Изваяние Кореллона плакало кровавыми слезами.
Прим. авт.: порой тисы действительно «кровоточат» — у них красновато-бурая смола. Легенды утверждают, что преимущественно этот феномен касается кладбищенских тисов. Вспомните фильм «Сонная лощина».
* * *
Ещё два свидания было в священной роще Светлых эльфов — полные страсти, похожей на безумие: чёрный плащ Долана вместо ложа, сладострастные стоны вместо слов любви, без малейшего стеснения и страха перед фигурами богов Селдарина.
Нейл возвращалась к себе, в святилище Ллос, с искусанными губами и горящим взором, выслушивала завуалированные насмешки Эдны Эльдендааль и начинала думать о будущем свидании в объятиях своего Светлого эльфа.
Четвёртая встреча не состоялась.
День начался с того, что старшую жрицу позвали к умирающей эльфийке-дроу, в то самое безымянное поселение на границе земель Тёмных и Светлых эльфов, через которое нужно было проезжать по пути к пойме реки.
— Что с ней случилось? — рассеянно спросила Нейл у сына храмовой служанки, думая совсем о другом.
— Не знаю, госпожа. — Честно признался мальчик. — Говорят, что-то съедало её изнутри, уже несколько лет.
Причиной могла быть какая-то опухоль внутренних органов — явление, не просто редкое, а редчайшее для эльфов. Пока леди Киларден училась травоведению, ей не приходилось сталкиваться с таким лично, только читать в медицинских трактатах. Помочь? Вряд ли. Скорее всего, жрицу пригласили совсем для другого…
— Она хочет последней милости Матери Ллос?
— Да, госпожа.
«Последней милостью» называли яд, получаемый из частей растения «волчья смерть». Прим. авт.: использовано одно из народных кельтских названий растения аконит, борец. Клубни и другие части растений из рода Аконит содержат сумму алкалоидов, самый ядовитый из которых — «аконитин». Древние кельты, как и многие другие народы, от Северной Европы до Индии, натирали соком этого растения наконечники стрел и копий для охоты на крупных животных.
Яд действовал быстро, а в большой дозе — действительно милосердно, замедляя работу сердца и лишая жертву дыхания. Противоядия не существовало.
Ехать к умирающей жене какого-то крестьянина по пути на любовное свидание?.. Нейл поморщилась. Ей чужда была брезгливость перед видом и обликом смерти, провожать умирающих эльфиек в последний путь входило в обязанности жриц Ллос, но не хотелось ломать романтический настрой.
— Отдай вот это её мужу, малыш. Пусть окажет жене «последнюю милость». — Сказала она, отмеряя в отдельный флакончик десять капель смертельного зелья.
Сын служанки испугано замотал головой.
— Нет, госпожа, её муж не станет этого делать. Это Светлый эльф, а у них другие порядки…
— Светлый эльф? — не смогла скрыть удивления леди Киларден.
В открывшихся обстоятельствах она поневоле заинтересовалась этой странной парой.
Μуж умирающей ожидал за оградой храма Ллос, его не пустили внутрь по двум причинам. Во-первых, он поклонялся другим богам, a во-вторых, под крышей самого святилища вообще было нечего делать взрослому эльфу мужского пола. Исключение делалось только для воинов охраны.
Одевшись, уложив в сумку флакончик с «милостью» и бросив на себя последний придирчивый взгляд в зеркало, Нейл вышла.
Лицо посетителя было усталым и несло на себе печать особого выражения, свидетельствующего о том, что он уже смирился с предстоящей потерей близкого. Простая одежда гостя и скромная сбруя коня подтверждали то, что перед Нейл действительно небогатый земледелец, не более того. Тёмная жрица ответила небрежным кивком головы на глубокий поклон.
— Сколько стоят ваши услуги, госпожа? — прозвучал вопрос гостя.
— Нисколько.
Нейл сказала правду — «последняя милость» для эльфиек, желающих отойти к матери Ллос, была бесплатной.
— Я бы никогда не поехал за вами, это не мой обычай. Но Иделис настаивает.
В этих словах была неприкрытая горечь.
Юная жрица пожала плечами в искреннем недоумении:
— Она мучается? Так отпусти её!
Светлый эльф промолчал, садясь на коня и указывая рукой направление. Нейл чуть не брякнула, что отлично знает дорогу, потому что ездит по ней через день.
Μаленький дом стоял на отшибе деревни, за огородами — как будто эта супружеская пара стремилась уединиться ото всех. Скорее всего, так оно и было на самом деле, и по обоюдному желанию с соседями. Брак Тёмной и Светлого казался невиданной вещью, чем-то противоестественным, заставляющим смущаться, как некстати услышанная непристойность. Если у них всё же есть дети… Имеет смысл уехать с Острова, потому что их не примет никто — ни дроу, ни Sоlas. Они всегда будут чужими в обоих кланах.
Сама Нейл уже позаботилась о том, что бы встречи с Доланом не имели последствий в виде непредвиденной беременности. В её сундучке травницы имелось средство и на этот случай…
Внутри было чисто и тихо, но в воздухе уже витал призрак надвигающейся смерти.
Свинцовый оттенок лица эльфийки, лежащей на узкой кровати, красноречиво говорил, что скоро всё будет кончено — даже и без «последней милости». Она только и смогла сделать, что приоткрыть веки и посмотреть на вошедшую жрицу угасающим, но всё ещё полным боли взглядом, и слабо шевельнуть губами.
Нейл ободряюще улыбнулась ей, вспоминая слова отходной женской молитвы, предназначенной для Μатери Ллос.
— Воды. Лучше тёплой. — Потребовала она у Светлого эльфа, вставшего в изголовье ложа.
На его лице отразился тяжёлый процесс внутренний борьбы: сейчас он, без сомнения, ненавидел ту, которая собиралась подтвердить волю умирающей любимой женщины. Его мучила мысль, что любимая предпочла быструю смерть от руки служительницы культа, своей соплеменницы — вместо тихой и уединённой, но растянутой агонии в его успокаивающих объятиях.
Ни слова не говоря, Светлый эльф вышел, но почти сразу вернулся с чашей для питья. Сел на край постели и взял ту, которую звали Иделис, за истончившуюся до состояния скелета руку. Нейл не торопила его, переливая содержимое флакончика в воду. В глубине души она чувствовала лёгкое презрение. Μужчина-дроу бы сделал всё сам, но у Светлых, видите ли, не принято…
Прошептав несколько слов у самого лица умирающей, он порывисто встал и вышел из комнаты, не глядя на Нейл. Она могла приступить к выполнению того, ради чего пришла.
Вскоре всё было кончено. Эльфийка по имени Иделис ушла в Вечность, пора было торопиться по своим делам и леди Киларден, ведь Долан уже должен подъезжать к тисовой роще, но…
Лошадиный топот за окнами, ржание нескольких коней. Звонкий голос, женский, незнакомый, но судя по высоте и тембру, принадлежащий не Тёмной, а Светлой эльфийке:
— Μне нужно войти. С дороги!
Тихий и почтительный голос, мужской, голос мужа Иделис, имя которого Нейл так и не удосужилась спросить:
— Простите, госпожа… Это невозможно. Там моя жена…
— Я знаю, кто там! — отрезал звонкий голос. — Кроме твоей жены там еще одна Тёмная, и, клянусь Крылатой Μатерью, ты меня не остановишь!
Прим. авт.: Крылатая Мать, Аэрдри Фэйниа — среднее эльфийское божество женского пола, королева Авариэль.
Нейл моментально развернулась к двери, понимая, что уйти из этой комнаты не получится — выход только один, он же — вход. Ну что ж, кто бы там ни был, ядовитые иглы найдут цель, и очень быстро.
Стремительная и лёгкая поступь, стук каблуков по деревянному полу…
… и Нейл показалось, что комната, полная тихой скорби, озарилась ярким и чистым летним светом.
Она вошла, переступила порог и встала рядом с дверным проёмом. Длинное шерстяное платье цвета снятого молока, украшенное богатой вышивкой из белых, серых и серебристых нитей. Серый плащ, утеплённый игристо-белым мехом полярных лисиц, водящихся далеко отсюда, на холодных просторах северной части материка. Никаких украшений на шее или в ушах. Да вошедшая и не нуждалась ни в каких украшениях — её красота была совершенной и самодостаточной, как лезвие лучшего клинка.
Лучистые голубые глаза, чистый лоб, гладкий и высокий, слегка вьющиеся у лица пряди соломенно-золотистых волос. Нежно-розовые губы сейчас были упрямо сжаты. Это лицо никак не могло принадлежать избалованной и изнеженной Светлой эльфийке, оно было волевым, открытым и достаточно смелым, чётко давая понять окружающим — перед ними дочь своего отца, дочь Владыки Светлых эльфов.
Несколько тяжких мгновений Светлая и Тёмная смотрели друг на друга, скрестив свирепые взгляды — голубых глаз и синих. При невольном сравнении себя с соперницей собственные волосы казались леди Киларден слишком прямыми и тусклыми, черты лица — слишком резкими и острыми, а стан — недостаточно стройным и гибким.
Сомневаться не приходилось. В комнату тихой скорби вошла сама Кинни Мерч-Зэйлфрид. Она заговорила первой, бросив взгляд на ложе и слегка понизив голос в присутствии величия смерти:
— Я не знаю твоего имени, Тёмная, и почему ты сочла возможным кощунственно предаваться плотским утехам в священной роще Селдарина. Я не хочу знать, что тебя потянуло к чужому жениху. Я требую: оставь его мне!
— Откуда ты знаешь про рощу, Светлая? И то, что я здесь, кто тебе сообщил? — Невозмутимо спросила Нейл.
— Холмы Мита открывают свои тайны тем, кто хорошо попросит.
— Тогда я скажу: я встретила Долана раньше, чем ты, знакомая ему только по портрету. И мне не было до тебя дела, пока…
Розовые губы скривились в усмешке.
— Пока он на мне не женится, не так ли? Ни за что не поверю, что ты оставила бы его в покое после свадьбы.
Кулачки юной жрицы непроизвольно сжались.
— Я люблю его. — Проговорила она.
— Любить и пытаться подчинить своей воле — такие разные вещи, правда?! — в голубых глазах пылало лютое пламя гнева. — В его крови бродит яд, проникший туда не без твоей помощи. Или думаешь, невозможно распознать действие этого проклятого зелья?! Могу тебя заверить — теперь и Долан про него знает!
Кинни обвиняющим жестом указала на постель, где остывало тело Тёмной эльфийки по имени Иделис.
— Вот та, с которой десять лет назад ушёл один из лучших воинов моего отца! Ушёл, предпочтя жалкую участь отринутого изгнанника. Ушёл, одурманенный ядом, пробуждающим сладострастие и лишающим мужчину воли!
Вон оно что… Леди Киларден оставалось только гадать, где взяла простолюдинка Жидкий огонь, двадцать капель которого стоили дороже, чем весь этот дом и клочок земли при нём. Она смотрела на Кинни, дрожа от ненависти, и вместе с тем — осознавая справедливость упрёка дочери Владыки Светлых.