Люська захохотала. Андрей воззрился на нее с некоторой опаской:
— Я сказал что-то забавное?
— Извини, — отсмеявшись, произнесла она. — Только не обижайся, пожалуйста, просто эта картинка совершенно не укладывается в моей голове — Алла печет пирожки и дает тебе сверток с собой на работу!
Андрей хмыкнул.
— Вообще-то ты права, Алла пирожков не печет… Она вообще не любит готовить. Но у нас же есть чудесная домработница Нюта с золотыми руками!
— Ах, так пирожки — ее золотых рук дело? — все еще улыбаясь, Люська откусила кусочек. — Ммм, и правда вкусно… Передавай Нюте мои комплименты!
— Ну вот, сейчас ты и в самом деле выглядишь гораздо лучше, — заметил он. — Даже щечки порозовели.
— Мне совсем хорошо, Андрей, — искренне проговорила она. — Словно камень с души упал, честное слово… Я верю, что после этой программы все пойдет по-новому.
— Даже не сомневаюсь.
Люська съела второй пирожок и почувствовала себя совершенно прекрасно. Андрей все это время молча смотрел на нее, а потом нерешительно спросил:
— Могу ли я рассчитывать на то, что… ты меня простила?
— Глупый… конечно, простила! — кивнула она. — Ты сегодня сделал все возможное, и даже больше. Я тебе очень благодарна…
— Ну вот, — Андрей с облегчением перевел дух. — Теперь и у меня камень упал с души. Люсик, ты не поверишь, как я переживал после нашей ссоры. Таким дерьмом себя чувствовал!
— Я тогда много лишнего наговорила сгоряча, — вынуждена была признать Люська. — Давай не будем о грустном. Все прошло.
— Друзья? — он улыбнулся ей и распахнул объятия.
— Друзья, — Люська доверчиво прижалась к нему и с радостью почувствовала, что впервые за несколько лет ее совершенно не волнует Андрей как мужчина. Да, ей были знакомы его руки, его запах, каждый изгиб его тела, но сердце больше не екало от этой близости. Ей было просто спокойно, как с братом. Похоже, Андрей чувствовал примерно то же самое.
В этот день у Люськи состоялась также одна весьма занятная встреча.
Уже направляясь домой, в лифте телецентра она увидела молодого человека, чье лицо показалось ей знакомым. Тот тоже явно узнал ее, но не мог сообразить, когда и где они могли пересекаться. Они кидали друг на друга любопытные взгляды, но первым завести разговор никто не решался, тем более, что в кабине лифта помимо них были еще люди. «Определенно знакомый тип…» — думала Люська. Она помнила и эти льняные кудри, и этот чистый взгляд пронзительно-голубых глаз… Догадка вертелась где-то на поверхности, но Люська никак не могла ухватить ее за хвост.
Створки лифта распахнулись, выпуская пассажиров на свободу. Люська сделала шаг вперед и в тот же миг услышала вслед:
— Девушка, подождите!
Обернувшись, она обнаружила, что тот самый знакомый незнакомец нерешительно переминается с ноги на ногу у нее за спиной.
— Простите, ради Бога, я сейчас скажу ужасную пошлость и банальщину, но… клянусь, это правда — по-моему, мы с вами где-то встречались! — выпалил он. И в тот же миг Люська узнала этот голос.
— Павлик!!! — радостно вскричала она. — Поэт, алкоголик и гомосексуалист!
— Ну вот так сразу и «гомосексуалист», — обиделся он, испуганно озираясь по сторонам — не слышал ли кто. И тут его тоже осенила внезапная догадка:
— А-а-а!!! Журналистка из «Поезда памяти» — как же тебя, постой… Люба?
— Люда, — смеясь, отозвалась она. Ей и самой было удивительно, что она так обрадовалась этой встрече — ведь, по сути, Павлик был для нее весьма мимолетным знакомством почти двухлетней давности…
Она тогда освещала в своей газете мероприятие под названием «Поезд памяти». Суть его состояла в том, что школьники, студенты столичных вузов и ветераны войны вместе отправлялись по городам-героям, встречались там с другими ветеранами, проникались патриотическим духом от их военных рассказов и воспоминаний, давали им понять, что «никто не забыт и ничто не забыто» — ну, в общем, все в таком духе. Именно в этой поездке Люська и встретила уникальную личность по имени Павлик.
Павлик… Если бы его не было, его стоило бы придумать. Таких чудаков Люська в своей жизни еще никогда не встречала. Он произвел неповторимый эффект уже самим своим появлением. Просто дверь в купе неожиданно открылась, и Люська увидела в проеме сильно нетрезвого молодого человека. «Типаж тот еще — явно творческая личность, — тут же отметила она, — внешность а-ля Есенин… или артист Сергей Безруков в роли Есенина!» Ей нравился Безруков, и она часто ходила на его спектакли. Незнакомец был одет в черно-желтые полосатые брюки, цветастый свитер и длинный голубой шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи. Ясные голубые глаза и златые кудри дополняли картину.
— Павлик! — представился он с легким поклоном и, подумав, дал необходимые к его образу пояснения.
— Поэт, алкоголик и гомосексуалист!
Насчет алкоголика Люська, пожалуй, согласилась бы — он был совершенно невменяем. Хотя ее потом уверяли, что Павлик и в трезвом виде такой же… Насчет поэта она не была уверена до конца, ибо ни одного своего стихотворения он им в итоге так и не прочел. Вполне вероятно, что Павлик не написал в жизни ни строчки, но пиарил он себя, во всяком случае, здорово — скоро весь поезд знал его и называл Поэтом. По поводу гомосексуалиста сведущие люди шепнули затем Люське на ушко, что это неправда, Павлик просто эпатирует публику по своему обыкновению — выпендривается, пытаясь сразу привлечь к себе внимание. «Да уж, — невесело подумала Люська, — ну и времечко настало: если ты не «голубой», то ты уже никому не интересен…»
…Однако немудрено, что она его не признала — от прежнего есенинского облика в Павлике остались лишь кудри да глаза, а сам он размордел, заматерел, отрастил небольшое брюшко и вообще — выглядел скорее солидным отцом многодетного семейства, чем тем гламурно-чудаковатым персонажем из поезда, который летал во сне с верхней полки, воображая себя Гагариным, и торговал на волгоградском рынке женскими трусиками…
— Ты что, тоже работаешь в «Останкино»? — радостно расспрашивал ее Павлик. — Вот дела… Ну скажи же, скажи — славная тогда выдалась поездочка, сколько приключений и романтики!
— Я не работаю тут, просто принимала участие в одном ток-шоу, — ответила Люська. — А ты по-прежнему репортер на Первом?
— Ну, что ты, — он подбоченился. — Я теперь директор музыкальных программ на молодежном канале.
— Ты и выглядишь как натуральный директор, — смеясь, подтвердила она.
Они еще некоторое время поболтали о том о сем. Павлик похвастался ей фотографией детишек-близнецов в телефоне — оказалось, год назад он благополучно женился на девушке, позабыв о своем эпатажном имидже «гомосексуалиста». Напоследок он оставил Люське визитку и взял с нее обещание «не пропадать». Расстались с улыбкой…
Уже в такси Люська сообразила, наконец, оживить свой телефон, который отключила еще перед началом ток-шоу. Дима, наверное, с ума сходит от беспокойства. Тут же посыпались многочисленные СМС-ки и начались звонки. Ага, а вот и сам Дима, легок на помине…
— Почему ты мне ничего не сказала? — радостно и взволнованно вопросил он вместо приветствия. — Я видел передачу по телевизору, мне позвонили друзья… Люсь, как вам удалось это все организовать? И ты, и Валера, и Лана, и Танечка, и Боря… — его голос прерывался от эмоций. — Это было… очень здорово! Как вы меня защищали перед всеми, и ты такая храбрая, роднулька моя… Но почему я об этом не знал?! — повторил он.
— Не хотела тебя заранее напрасно обнадеживать, — призналась Люська. — Ну, и потом… вдруг ты стал бы переживать из-за того, что я обратилась к Андрею… Ты и правда на меня не дуешься?
— С ума сошла? — возмутился он. — Дуться после всего, что ты для меня сделала? Да и Дроздову тоже спасибо, чего уж там… Люсь, вы все такие молодцы! Честно, не знаю, что я могу еще сказать, но ты так много для меня значишь, что я… — голос снова дрогнул.
— Не надо слов, — перебила его Люська, улыбаясь. — Я еду домой, жди меня минут через двадцать.
Следующий звонок был от мамы.
— Нет, я все понимаю, — сказала она сокрушенно, — но, доча, как ты могла опуститься до того, чтобы на всю страну произнести выражение «Идите на хрен»? Это же так некультурно…
Потом позвонил Миша — разумеется, с ворохом комплиментов в своем фирменном подтрунивающем стиле.
— Вот это женщина, вот это я понимаю! — восхищенно произнес он в трубку. — В эфире коня остановит, за Ангела в жопу пошлет…
— Заткнись, дурак! — расхохоталась Люська. — Я никого в жопу не посылала, прошу занести в протокол…
— Виноват-с! На хрен, конечно же… Изысканные леди всегда посылают только на хрен!
Когда такси зарулило во двор, Люська еще издали заметила возле Диминого подъезда группу девушек-фанаток. «Давненько они здесь не появлялись…» — подумала она. При виде Люськи, выходящей из машины, они кинулись к ней с такой прытью, словно от нее зависела их дальнейшая судьба.
— Здравствуйте, Людмила! — с ходу затараторила одна из них, самая бойкая. Люська вмиг ее признала — на встрече фан-клуба эта брюнеточка произвела на нее неизгладимое впечатление своим голым животом в январский мороз. Да и другие лица были ей знакомы.
— Мы только что видели вас, Таню и Лану в шоу Дроздова, — торопясь, говорила девушка. — В общем, мы хотим, чтобы вы передали Диме… Несмотря на то, что у него сейчас нет концертов, и сайт закрылся, и суд этот дурацкий… Пусть он в нас даже не сомневается! Фан-клуб по-прежнему существует, и мы всегда готовы поддержать Диму во всем! А это вот… — она неловко протянула Люське большой пакет. — Это ему подарки… От всех нас! От чистого сердца! И привет ему огромный…
— Спасибо вам, девочки, — растроганно произнесла Люська. — Ему будет очень приятно. Ваша преданность Диме нужна и важна, вы даже не представляете, насколько.
— Как он? — волнуясь, спросила другая девочка.
— Получше, — отозвалась Люська. — Но с такой-то поддержкой скоро будет совсем хорошо, я в этом даже не сомневаюсь!
Направившись к дому, она вдруг заметила еще одну женскую фигурку, на которую не обратила внимания ранее. В отличие от остальных фанаток, эта не держалась с ними в одной кучке, а особняком переминалась с ноги на ногу возле подъезда.
— Не могли бы вы открыть мне дверь? — мило и обезоруживающе улыбнулась она Люське. Голос у нее был приятный, грудной, мелодичный. — Здесь домофон, а у меня нет ключа…
Позже Люська не раз вспоминала эту минуту и поражалась самой себе — как так получилось, что она без видимых причин позволила зайти в подъезд неизвестно кому?! Ее словно загипнотизировали… Хотя, горько размышляла она впоследствии, вряд ли это что-нибудь изменило бы. Эта особа проникла бы в дом и без Люськиной помощи, рано или поздно…
Люська вызвала лифт. Девушка смиренно пристроилась рядом на площадке, явно намереваясь тоже зайти в кабинку. Вошли вместе…
— Какой вам нужен этаж? — поколебавшись, спросила Люська. Девушка снова послала ей дружелюбную улыбку:
— Тот же, что и вам!
Еще более растерявшись, но так и не найдя, что ответить, Люська надавила пальцем на кнопку требуемого этажа. Дверцы закрылись, и лифт поехал наверх.
Люська искоса посматривала на странную особу и силилась вспомнить, где могла ее раньше видеть. Какой-то, ей-богу, день встреч со старыми знакомыми! В конце концов она успокоила себя, что бояться в любом случае нечего. Девушка выглядела вполне невинно — тоненькая, хрупкая, с длинными светлыми локонами чуть ниже плеч…
Вышли из лифта вместе. Люська в замешательстве уставилась на свою спутницу — а сейчас-то ей куда?..
— Вы, вероятно, не поняли, — мягко сказала ей девушка. — Я тоже приехала к Диме.
Люська совсем смешалась.
— А он… в курсе вашего приезда? — спросила она. Та слегка покачала головой.
— Не думаю. Но он будет рад, уверяю вас.
«Пусть Дима сам с ней разбирается», — подумала Люська с досадой и, не сказав больше ни слова, нажала на кнопку звонка.
— Ну, наконец-то! — Дима распахнул дверь, уже готовясь заключить Люську в объятия, как вдруг натолкнулся взглядом на незнакомку за ее спиной. Он машинально отшатнулся от двери, будто его толкнули. Лицо его моментально залила меловая бледность.
— Неужели ты не рад меня видеть, Димочка? — произнесла девушка своим дивным голосом, делая крошечный шажок вперед. Люська наблюдала всю эту сцену в немом изумлении.
Дима сглотнул ком в горле и через силу выговорил:
— Леля?..
ЧАСТЬ 2
…В Москве соседи по подъезду часто не знакомы друг с другом, многие даже не здороваются. Я переехала в новую квартиру два года назад и до сих пор никого не знаю. Просто у нас очень высокий темп жизни. Нам некогда общаться даже с близкими людьми, а уж с соседями и подавно. На обитателя мегаполиса и так обрушивается слишком много информации. Мы не интересуемся жизнью соседей, чтобы оградить себя от лишних знаний. Именно поэтому Москва вечно спешит — а вот в Питере, к примеру, никто не бегает по эскалаторам метро. Провинциалы чаще всего едут в Москву за приобретением новых возможностей и благ. Но я бы хотела отметить, что многие москвичи, живя в столице, этих благ лишены, потому что слепы и глухи к возможностям своего города. Я ловлю себя на мысли, что хотела бы смотреть на этот город глазами заинтересованными, жадными до новых впечатлений, выставок, музеев. Но это, увы, случается редко…
Из разговора с приятельницей
Они проговорили всю ночь, до рассвета.
Такой откровенной беседы друг с другом у них еще никогда не было, а теперь словно прорвало плотину. Дима взахлеб рассказывал Люське о своей студенческой жизни и о Леле.
— Чего ты испугалась, глупышка? — спрашивал он нежно, обнимая ее, лежащую рядом. — Я же видел, какими затравленными глазами ты на нее смотрела… Тебе совершенно нечего опасаться. У нас с Лелей действительно был бурный роман… Пожалуй, даже слишком бурный. Но это все не относится к моей нынешней жизни. Сейчас для меня существуешь только ты… — и он гладил ее по распущенным волосам.
— Ты ее очень сильно любил? — спросила Люська, уютно устроившись подбородком в пространстве между Димиными плечом и шеей. Он задумался.
— Знаешь, наверное, это была даже не любовь, а страсть. Такая — когда башку сносит напрочь. Ну, сама посуди, юность, гормоны играют… Я же вообще, смешно признаться, в Москву приехал девственником.
— Ты?! — Люська недоверчиво фыркнула. — Вот уж никогда бы не подумала…
— Напрасно. Ты же знаешь мои грузинские корни. Отец с матерью всегда строго к этому относились, да и жили мы в небольшом поселке, все на виду — просто так с девчонкой не загуляешь… А в Москве, представляешь, какая лафа — девушки-сокурсницы сами на шею вешаются, и никакого контроля со стороны взрослых! Ну, а Леля… она всегда была такая яркая, эпатажная… Словом, очень выделялась из толпы. Очень необычно одевалась, вела себя почти вызывающе… А еще голос…
— Да, голос у нее чудесный, — вынуждена была признать Люська. — Я сразу на это обратила внимание…
— Ну так вот. Нас сразу же словно что-то бросило друг к другу… Короче, Леля стала моей первой девушкой. По-настоящему… ты понимаешь?
— Понимаю — она лишила тебя невинности! — хмыкнула Люська, изо всех сил делая вид, что ей это безразлично.
— Мы стали жить вместе в одной комнате в общаге… Конечно, правилами это было запрещено, но мы как-то ухитрялись скрываться и изворачиваться. Практически семейная жизнь началась. Ух, и скандалили же мы! Даже дрались, — он тихонько хохотнул.
— Дрались?! — не поверила Люська. — Ты что, можешь ударить девушку?
— Не то, чтобы «ударить»… Понимаешь, когда в порыве страсти или ярости мутузишь друг друга, это даже не рукоприкладство, а просто выпускание пара. Мы были немного сумасшедшими, этакая итальянская семейка… Одежду, вещи и мебель из окон выкидывали… А помирившись, бежали на улицу — поднимать…
— Да уж, бурные страсти… — Люська покачала головой. — Я вот даже не могу себе представить, чтобы мы с тобой когда-нибудь подрались.