Глава двадцать четвёртая
Итак, наступил вечер, и мы тёплой, весёлой компанией распивали чаи, мирно обсуждая, какой же я молодец, и как ловко управился с лечением олигарха местного разлива. На столе присутствовали разные вкусности, в том числе…
Ай-ха-ха-ха… Простите, простите. Конечно же — это шутка. Ну, вы же должны понимать, что мирного чаепития вечером не будет. Потому что кое-кто (не будем показывать пальцем на этого замечательного меня) кое-кому (одной старой, прожжённой интриганке) обязательно всё припомнит. Это же надо так нагло и подло меня развести. Я бы ещё понял, если бы она просто попросила, как внука. Так ведь нет же, провернула хитрую комбинацию, ещё и цинично воспользовалась моими слабостями. Короче, хана бабке.
Собственно, после ухода Савина настроение у меня было бодрое и приподнятое. Настолько хорошее, что я даже задумался о том, что надо бы подстраховаться и запечатать клеща-семяеда. Оно, конечно, он уже в пробирке и закрыт, но мало ли. Вдруг склянку кто разобьёт? И насекомое загнётся. В этом случае проклятие, скорее всего, устремится к тому, кто его создал. А учитывая, сколько силушки в себя втянул семяед, молодой и красивой колдунье придёт конец. А нас, Тёмных, и так мало. Жалко дурёху. Уверен, что она из «диких» и просто не понимает, как пользоваться своей силой. Что значит, с чего я взял, что она молодая и красивая? А какая же ещё? Думаете, Савин полез бы на страшную? Да ни в жизни не поверю. А то, что молодая, так это и так понятно.
Клещ-семяед — одно из древних и простых проклятий, не требует особых навыков, хотя и довольно энергоёмок. И практически в любой родовой ведьмовской книге это заклятие в числе первых. Вот мы и имеем какую-то самоучку, с силой выше средней, красивую и молодую. Если логика меня не подводит. Ах да, ещё и Тёмную. Хм… А зачем её в Стражу-то сдавать, а? Перефразируя классиков советской мультипликации: «Такая телушка нужна самому». А что? Если она и вправду «дикая», то притянем к себе, и пусть нашей семье служит. Ну, а если из чужого Рода… Тут пусть бабка решает.
Значит, решено — запечатываю пробирку на «замок». Дело это не сложное: берём восковую свечу, одна штука, пробирку с клещом, тоже одна штука. Бормочу простенькое заклинание прочности, вливая энергию в капающий на пробку воск. Теперь аккуратненько, медицинской иглой, наносим на него три символа, которые и будут являться ключом для снятия заклятья. Текс, и что бы тут написать, чтоб не забыть? Какое-нибудь слово из трёх букв. Угу… Догадываетесь, какое буквосочетание я нацарапал? Оно заканчивается на «Й». И это не слово «май». Прикольно будет, если бабуля отдаст пробирку в Стражу… Интересно было бы посмотреть, как она им пароль будет передавать. Хи-хи-хи… Какой я коварный!
В любом случае, теперь эту скляночку можно об стенку швырять, не разобьётся, и симпатичная тёмная колдунья в безопасности. Нет, надо бабулю уговорить самим её найти, прижать-то есть чем. Заодно посмотреть, кто такая и чего стоит. Посмотрим, а может и ещё чего… Савин-то предпочитает элитных кобылок. Так что, м-м-м…
— Мявк, — это рыжий баламут намекает, что хватит сидеть с дурацкой улыбкой на лице и мечтать о бабах. Пора работать.
С Петровной мы разбежались буквально за несколько минут. У мальца ничего серьёзного не наблюдалось: так, небольшой заговор и медяшка, приклеенная лейкопластырем на пузико. Естественно, с обещанием амулет вернуть через пару дней. Вы же помните, что мне нельзя делать амулеты? Точнее сказать, делать-то мне их запретить никто не может. Я же должен тренироваться? А вот продавать… Угу. Ну а тут вроде бы прицепиться не к чему. Сделал давно, а кто докажет, что нет? Не продавал, а дал поносить.
И вообще я отличные амулеты делаю. А вампир тот сгорел именно потому, что всё было сделано на отлично. Меня же обвинили в нарушении технологии. Замшелые консерваторы. Ну не стал сверлить дырку в деревяшке, а вкрутил саморез. Может, знаете такой, с петелькой на конце, очень удобно верёвочку привязывать? Вот. И в результате того, что никаких лишних отверстий не было, да ещё и металл придал дополнительную энергоёмкость… Короче, у кровососа тоже защита была не детская, заклятье пару раз крутануло туда-сюда, вот и не выдержал его амулетец, да и сжёг хозяина. А вот будь сей девайс немного попроще, вырубился бы куда раньше и без таких последствий. Но естественно, кто же пацана с его оправданиями слушать-то будет? Ну да ничего, я им ещё всё припомню. Всем!
Вот стану совершеннолетним и так отомщу, что они ещё на коленях будут передо мной ползать, вымаливая амулетик другой. Сразу после Испытания запатентую свой способ изготовления и всё… они у меня в кармане. Хм. А нафига им мои амулеты? Что, спецов мало? Хи-хи-хи… У меня созрел коварный план. У-ух! М-м-м… Не надо было им наезжать на безобидного меня. Потому что я злопамятный. Ибо было сказано: «Если ударили тебя по правой щеке, обязательно сломай руку тебя ударившую и, на всякий случай, вторую, вдруг ты ошибся и не ту сломал».
— Тима, к тебе пришли, — обломал разработку коварных планов раздавшийся из селектора голос Томы.
Мдя… Сегодня прямо день такой, один великан за другим: то Серёжа, охранник Савина, то вот этот двухметровый мужик в тёмных очках. Мать моя ведьма, это только бабуля могла назвать его парнишкой. Чувствую, скоро комплекс у меня появится. Ну не привык я на людей снизу вверх смотреть. В общем, стоит передо мной натуральный былинный богатырь. К сожалению, не тот, что нам нужен, чтоб Барсика с Белочкой расколдовать. Но именно таких людей принято величать этим словом.
И тем трогательней рядом с ним смотрится невысокий мужчина, поддерживающий его под локоть. Отец. Это сразу понятно, так как, входя, он заботливо проворковал:
— Сынок, осторожней, косяк.
Мужик пригнул голову и буркнул:
— Спасибо, пап.
Сердце щемануло. Сынок. Неужели надо стать калекой, чтоб отец так называл своего сына? Или нет?
Приглашаю присесть. Отец подводит сына к стулу и, убедившись, что тот в порядке, устраивается сам у стеночки. А ведь он лишь чуток ниже меня, просто рядом с сыном рост скрадывается.
Знакомимся. Великана зовут Игорь, ему двадцать семь лет. Хм… Удивлён. А чего голова наполовину седая? Причина проста. Война. А он — старлей спецназа. Боюсь даже представить, что он видел в своей жизни. И тут я задал странный вопрос, обращаясь к отцу, сам не понимаю, как вырвалось. Ведь хотел узнать, почему Игорь в тёмных очках, ведь бабка сказала, что он не совсем ослеп.
— Скажите, Виктор Андреевич, а когда вы начали Игоря сыном называть?
— Э-э-э… Простите, — не понимает, — я никогда не сомневался, что он мой сын.
— Мне кажется, — улыбается Игорь, — что Тимофей имеет в виду совсем другое. Ведь так?
— Да, — и дрогнувшим голосом интересуюсь у парня: — Ты помнишь?
Кивает:
— Когда в больнице оказался. Веришь, нет, сколько воевал, а кроме пустячных царапин ничего. А тут контузия и кома. Выжил чудом. И знаешь, как прозрел батя… Пить бросил.
— Игорь! — мужичок вскакивает, но, повинуясь жесту сына, садится.
— Не шуми. Сколько ты матери нервов вытянул?
— Так я ж пальцем никогда…
— Это да, — Игорь кивает. Чуть помолчав, продолжает: — Знаешь, Тимофей, я даже рад, что так вышло. Батя человеком стал, а у меня ведь ещё две сестрёнки, — и жёстко отрезал: — Ты последний, к кому обращаемся, толку нет, а сестёр ещё выучить надо. Потому и в очках, — прикасается пальцами к оправе, — привыкаю.
— Значит, немного всё ещё видишь? — а у самого внутри всё крутит. Вот оно как. Неужели мне надо калекой стать, чтоб батя сыном назвал… Просто так, а не когда в глаз дать хочет.
— Да, — кивает.
— Я тебя вылечу.
— Ха, — усмехается, — не верю я во все это шаманство. Если бы не мать, не пошёл бы. У меня в башке осколок, и достать его нельзя. Так что без вариантов, братан.
— Я не шаман, — обижаюсь, — не знаешь, не говори. И если сказал — вылечу, значит вылечу. Кстати, бабка говорила, что ты с матерью должен был прийти.
Игорь вздыхает, а Виктор Андреевич торопливо бубнит:
— Устала она, вся на нервах. Пока вот бабушку вашу нашла, пока прорвалась на приём, у вас ведь тут очередь на год вперёд. А тут, как Мария Ивановна согласилась, так и слегла, сердце прихватило, скорую вызывали. Но уже всё хорошо: лежит, отдыхает, а нас вот силком отправила…
Вот оно как… Материнская любовь не знает преград. Моя мать тоже горы бы за меня свернула…
— Далеко живёте?
— Минут пятнадцать на машине, если без пробок, — удивлённо отвечает Виктор Андреевич.
— Значит так, дядя Витя, руки в ноги и везите сюда вашу жену.
— Зачем? — хлопает глазами.
— Не позже, чем через час, она должна быть здесь. Её я тоже вылечу. Ну!
Тот как-то задёргался, то к двери, то к сыну. Но тут вмешался Игорь:
— Батя, не тупи. Мухой давай, — и когда отец испарился, спросил меня: — Почему?
— Ты не поймёшь.
— А вдруг?
— Месть, — вздыхаю.
— Кому? Маме? — начинает приподниматься.
— Не-а, — смеюсь, — бабке моей.
Я же говорил, что я коварный? Вот я сейчас и подарю бедной женщине самое дорогое лекарство, какое найду. А что? Игорь деда бабке напомнил, а мать его — мне мать мою ведьму… Я покажу старой интриганке, как меня, неопытного и беззащитного, бросать в лапы злобного олигарха. И вообще. Осколок в голове. Нет, вы поняли? Она же меня просто обманула. Ещё и, вроде как, не хотела показывать мне этого клиента. Типа сама потом. А я, типа, сам вызвался. Нет, чтоб просто попросить. Вот ведь. Спросите, чего я взъелся? Да потому, что она изначально не смогла бы вынуть осколок, который доктора не могут достать, тем более из головы. Никак. Вот и развела глупого внука. Обидно? Обидно! Не за то, что развела, а за то, что просто не попросила. Как будто я бы отказался помочь. Так что по карману её, по карману.
— Так что не заморачивайся, давай лучше посмотрим, что там с твоим зрением.
Игорь кивает, и я прижимаю ладони к его вискам. Да что же это такое делается? За что? Что я ей плохого сделал? За что она так со мной? Что доказать хочет? Я был не прав в отношении своей бабки, она меня не развела, она меня подставила. Жестоко. Осколок в голове Игоря… Я не могу его достать. Нет, могу. Вот только что с ним после этого будет? Пятьдесят на пятьдесят: или умрёт, или дурачком станет. Вы скажете, что, возможно, я не прав и возвожу напраслину на бабку? Мол, откуда она могла знать? Так ведь бабуля-то ведунья, а не какая-нибудь знахарка вроде моей мамы. И не просто какая-то там… А архиведьма. Да, я могу то, что ей не по силам, так ведь я именно целитель. Но и мне не доступно то, что может она. Это как скальпель и ножницы — и то, и то имеет отношение к медицине, но функции разные. Да и опыта у неё не в пример больше, чем у меня. Так что, уверен, она сразу всё поняла.
— Игорь, извини, но я не смогу вынуть осколок из твоей головы.
— И что? — улыбается. — Это я давно знаю. Ты со зрением помочь можешь?
— Могу, — киваю, непонятно для кого. Он же наверняка меня не видит. Через тёмные очки-то.
— Так в чём проблема? — удивляется.
— У тебя осколок прямо в мозгу…
— Мне это известно, — и удивлённо: — Вопрос — откуда ты это знаешь?
— Увидел.
— Что значит увидел? — на лице мужчины недоумение.
— Просто поверь, — вздыхаю, — кто и что бы ни говорил, но я самый настоящий колдун-целитель. Просто молодой ещё.
— А был бы старый, смог бы достать? — ухмыляется.
— Нет, — мотаю головой. — Никто не сможет. Чудес не бывает. Вот будь он в сердце, вопросов нет. Вынул бы, и даже шрамов не осталось.
Вижу, что он мне просто не верит и считает треплом. Ну или фантазёром. Хотя старается не показать этого и не обижать меня. От этого ещё больше хочется помочь парню. Но как?
— Одного не понимаю, почему ты жив остался?
— Чудо, — добродушно улыбается и, сняв очки, берёт своей рукой мою. — Врачи сказали «Чудо». Так что чудеса бывают, парень. Да ты не расстраивайся, братишка, не можешь достать и бог с ним. Давно уже ни на что не надеюсь. Плевать, даже если ослепну, мать только жалко…
Да что ж он мне сердце-то рвёт?! А?! Вот зачем меня бабка с ним познакомила? А? Как будто знала, что я проникнусь к нему симпатией и захочу спасти. А может и знала… Мордой меня ткнуть, чтоб не зазнавался?
— Игорь, а ты знаешь, что можешь умереть в любой момент?
Кивает:
— В курсе, но могу и дожить до старости, — смеётся. — Так мне доктор сказал, который по кусочкам собрал. Либо помру, либо нет. Вот такой у него забавный юмор, — тяжко вздыхает: — Но скорее всего, недолго мне осталось. Цыганка тут с утра на пути попалась. Батя ключи от «жучки» нашей дома оставил, пошел обратно, а тут как раз она.
— И что? — не выдерживаю его молчания.
— Забавно, но ключи у него в кармане были…
— Я про цыганку.
— Да ерунда всё это.
— Что она тебе сказала? — выдыхаю сквозь зубы.
— Да, по сути, всё то же самое, что мне врачи в один голос твердили. Либо месяц проживу, либо век мой будет долог.
— Игорь, не все гадалки шарлатанки, так что постарайся вспомнить дословно.
— Да бред она несла.
— Игорь, — повышаю голос, — это важно.
Мужчина задумался, почесал в затылке и отбарабанил на одном дыхании, демонстрируя идеальную память:
— Руки твои, касатик, не по локоть в крови, а по плечи. Да только кровь та вся гнилая. И за то будет дан тебе шанс. Если выдержишь ты боль адскую, невозможную, да станешь псом лютым — переродишься ты в добра молодца. Если не умрёшь, конечно. А коли испугаешься, жизни месяц тебе отмерян, — и замолкает.
— Это всё?
— Нет, — качает головой, — дальше вообще бред несусветный.
— Игорь, мать моя ведьма, ты достал своей «многословностью».
— Хм… Странно ты о матери своей отзываешься, — неодобрительно щурится в мою сторону.
— Нормально. Ибо не только бабка у меня ведьма, но и мать, — усмехаюсь. — Ты давай дальше.
Вздыхает, но выдаёт остаток пророчества, которое меня весьма заинтересовало:
— Судьба твоя такая. Либо жизни пшик. Либо боль да служба долгая, вековая, да наследнику древней крови, что по венам древа жизни течёт. Выбирай, витязь, — усмехается: — Ну, бред же полный.
— Ик.
— Эй, Тимоха, ты чего?
— Ик… Мать моя… Ик…
— Мяу! — сиганув со шкафа, котяра приземлился мне на спину.
— Барсик, я не кашляю. Я икаю!
— Мяу, — вильнув хвостом, возвращается на своё место.
— Ну да, прошло, тебя бы так по хребтине шваркнуть, ты бы тоже икать перестал.
— Мяу, — типа и чем это я недоволен, помогло же.
— Забавный котик, — улыбается Игорь.
— А давай я его тебе на пару дней дам? Позабавляешься.
— Спасибо, я тебе на слово верю, — поднимает руки. — Слушай, реально, давай не будем заморачиваться, пусть месяц, но мой. Вот только за мать волнуюсь, не выдержит она, если что… — вздыхает и, подслеповато щурясь, смотрит с ожиданием на меня. Видимо помнит, что я грозился помочь ей.
— Не парься, вылечим мы твою маманю, — отмахиваюсь. — Ты мне вот что скажи… Было такое, что в бою время замирало? Или обоняние, как у собаки? Или в темноте видишь, как кошка? Или, может, у тебя слух крутой? А? Ну что-нибудь необычное?
— Да как сказать, — чешет затылок. — Со временем — это ты угадал, это всегда со мной. А вот всё остальное — это как слепнуть стал, прорезалось. Кроме зрения, естественно. Хотя в темноте я хорошо видел, получше остальных парней. Ну да ведь у тех, кто слепнет, всегда остальные чувства обостряются. Ну, так говорят.
Я в шоке. Ничего не понимаю. Почему бабка не сказала, что Игорь витязь? Старая интриганка. А может, значения не придала. Ведь если бы не гадалка…
Вскакиваю и начинаю в возбуждении носиться по кабинету, размахивая руками и бурча себе под нос:
— Зверя лютого… переродиться… витязь… Мать моя ведьма!
Бросаюсь к двери и, выглянув, командую Томе:
— Родители Игоря приедут, не впускай. Займи их чем-нибудь и сама не входи. «Полог тишины» повещаю.