— Знаешь, так пялиться на людей неприлично, — сказал он, даже не повернув голову в её сторону.
— Да я так, просто задумалась, — ответила Вайесс, смахнув очередной кусок застывшей грязи с жилета, — ты был бы неплохой моделью, если бы не…
— …не пошёл в Волонтёры? — закончил он за неё, по-дружески улыбнувшись, — Может быть. А может, и нет. В любом случае, выбор я сделал.
— Тебе хотелось защищать людей? — Вайесс придвинулась поближе, надеясь продолжить разговор и хоть немного скрасить ожидание, казавшееся её мучительно долгим. — Выбор между чем и чем?
— Полегче с расспросами, — улыбнулся он, наконец повернувшись в её сторону, — Между приключениями и… слово забыл… обыденностью, что ли. Да, наверное обыденностью, когда тусуешь за стенами и только и можешь, что сидеть в уютной комнате и выражать своё мнений по любому вопросу. Даже те, что тебя не касаются вообще, ты обязательно обсудишь за кружкой нормального пива в баре с друзьями. А эти друзья будут сидеть и кивать, мол, этот парень знает, что говорит, — он сделал жест рукой, как будто отмахиваясь, показав, что именно он думает о подобных людях и высказываниях.
— А смерти двадцати четырёх человек лучше? — это было сказано как будто невзначай, Вайесс не вложила в эти слова упрёка, Мэл тоже его не заметил.
— Не знаю. Вряд ли кто-то мне скажет, что лучше, а что хуже. Я только знаю, что мне нравится Пустошь.
— Серьёзно? — она подняла бровь, но Мэл вряд ли заметил это движение в темноте.
— Ну, не сама Пустошь, а то, что она для меня значит — путешествия, риск, уверенность в собственных силах и… неуверенность в завтрашнем дне. Это для меня самое интересное в жизни. — Вайесс нахмурилась. Чем больше он говорил, тем меньше она видела смысла в его словах.
— Ты готов, — она немного помедлила, прежде чем говорить дальше, делая недвусмысленную паузу, — рисковать жизнями других ради своего… удовольствия?
— Во-первых, — он резко прервал её, — я не говорил об удовольствии, не придумывай то, чего не было. Во-вторых, я рискую только своей жизнью, а остальные рискуют своими. Я за них не отвечаю. Нет, скорее отвечаю, если я командир, но уж точно не за их, как ты сказала, «удовольствие». — Вайесс окончательно запуталась. — Они сами сюда пришли, сами захотели, так?
— Так. Но я всё равно ничего не понимаю. — бросила она, подняв глаза кверху.
— Каждый из них предпочёл обыденности Пустошь. Каждый из этих людей, в том числе и ты, — он легко ткнул её кулаком в плечо, но этот знак доверия Вайесс не очень оценила, — пришли сюда за чем-то. Это же круто — быть с такими людьми, я не прав?
— Прав, наверное… — Вайесс замялась, размышляя, потом попробовала подытожить, — То есть все пришли сюда за чем-то, что для тебя — приключение?
— Грубо говоря, — он сделал упор на этой фразе, подчёркивая её так сильно, как только мог, — Да, так и есть. Но если… — он не успел договорить.
Где-то впереди, туда, куда они разом повернулись, услышав шорох, виднелось движение. Что-то массивное, большое, чернее теней окружавших его, двигалось в обход опушки, и, как показалось девушке, пристально за ними наблюдало. Мысли вылетели из её головы, сердце забилось быстрее. Неужели это то, что убило Хелбера? Оно что, преследовало их всё это время? Пока паника набирала силу, странная тень продолжала двигаться вокруг, меряя шагами кромку и не показываясь в свете.
— Ты тоже видишь? — бросил Мэл так тихо, чтобы звуки еле долетели до её ушей. Вайесс повернулась и увидела, в каком ужасе застыли его раскрывшиеся зрачки.
— Да, там, — бросила она, стараясь придать голосу уверенности, но получалось это плохо. Тёмная громада, наверняка убившая их друга, внушало нескрываемый страх. Вайесс стёрла рукавом начавший заливать глаза холодный пот, не сводя глаз с существа.
Пройдя почти четверть круга, оно вдруг остановилось, развернулось, ломая кусты и ветки по краям и осторожно, медленно, вымеряя каждый шаг, вышло наружу. Оно действительно было огромным — метра три-четыре, а то и выше, и казалось тем более страшным, что отряд ни разу пока не встречал животных в лесу. Небо почти избавилось от облаков, и светившая ещё ярче луна помогла лучше разглядеть существо. Тело его, будучи не то чёрным, не то коричневым, походило на коровье, но более сильное, худое и мускулистое, приспособленное для жизни в чащобах за Чертой. Продолговатую шею и голову, смахивавшую на лошадиную, украшали широкие ветвистые рога с острыми концами, так и норовившими зацепиться за подвернувшиеся ветки. Вайесс услышала, как рядом с облегчением выдохнул Мэл и тоже позволила себе немного успокоиться.
— Это же лось, — уже погромче сказал он. Вайесс не смотрела в его сторону, но по ноткам в голосе уловила улыбку. — Я видел таких на картинках, и Навин рассказывал тоже. Они не опасны, это я тебе точно говорю. — он помедлил и добавил, замечая беспокойство в напряжённой стойке девушки, всё ещё не опускавшей тавор, — Травоядные они.
Мэл опустил оружие и медленно направился к животному, чтобы пресечь все её опасения. Как ей казалось, это было опрометчиво, но осуждать его она не решалась — он точно знал, о чём говорил. Он уже отошёл на метров десять, и оттуда слышалось его «Иди сюда» и «Не бойся, всё хорошо». Она так и не поняла, кому эти фразы предназначались, но животное мягко и послушно направилось к нему, отреагировав на звук. Теперь он говорил «Да, молодец, иди скорее» и что-то ещё. Ноги Вайесс инстинктивно понесли её вперёд к нему, сначала медленно, потом быстрее, она сейчас еле сдерживалась, чтобы не перейти на бег. Ей хотелось схватить парня за руку, оттащить назад, к лагерю, прижать к палатке, приставив локоть к горлу, накричать, ударить прямо в сплетение, так, чтобы перехватило дыхание и чтобы он больше никогда и не заикнулся о риске или о чём-то подобном, чтобы это перебило, запечатало все дурные мысли в его голове. Ей бессознательно хотелось его… спасти. От чего, пока не понимала. Но пока дотянуться до него не получалось, а две фигуры всё сближались и сближались, уже оказавшись чуть ли не в нескольких метрах друг от друга. Мэл выставил руку вперёд и отвернулся, опустив винтовку, ожидая, что наткнётся на шерсть подставившего морду лося, скорее всего, вычитал где-то, что это жест доверия.
— Назад, придурок! — крикнула она, надрывая глотку. Она, уже совсем не осознавая, что творит, побежала по направлению к ним, споткнулась, упала, но не обратила на это внимания, тут же поднявшись и продолжив движение. Она кидала в его адрес и другие оскорбления, но сама их не особо слышала, из горла всё рвался и рвался поток проклятий, а глаза уже застилала пелена страха и ярости.
Мэл, тоже почуяв неладное, отпрянул было в сторону, мгновенно поняв, насколько серьёзную ошибку совершил, но было уже слишком поздно. Прежде чем он успел отойти или вскинуть оружие, прежде чем Вайесс подбежала к нему, прежде чем Макри первая успела выбежать наружу из своей палатки на шум, на первый взгляд грузное и неповоротливое животное напрягло все мышцы тела, готовясь к рывку, оголило казавшиеся ещё ярче в свете луны грязно-жёлтые зубы и прыгнуло в сторону Мэла, разом одолев несколько метров и растопырив когти на передних конечностях. Пронесшись как тень мимо застывшей от ужаса девушки, существо, направившись к нему, одним движением вонзило зубы в бесполезный уже жилет и Мэл, перекушенный пополам, повалился на землю, всё ещё направив в небо остекленевшие мёртвые глаза. Остановившись, оно схватило его за плечо и, вскинув, поволокло за собой, утаскивая тело дальше в чащу, оставляя сияющий кровавый след, ярко выделяющийся на фоне жёлтой травы. Вайесс вскинула оружие и выстрелила несколько раз, пустив четыре очереди в «лося». Её тянуло вперёд желание отомстить — животному, пустоши, всему миру, за то, что он отнимает у неё всё, к чему она только начала привыкать, что она только начала любить. Она шла вперёд ровно, выпуская очередь за очередью, пока пули со стуком входили в мягкую, но прочную шерсть существа, заставляя его вопить от боли, и в конце концов израненный хищник отпустил тело и ринулся в лес, сметая всё на своём пути от захватившей его агонии. В проснувшемся лагере ещё долго слышались его предсмертные крики, постепенно удаляющиеся от места ночёвки и скоро стихшие в далёкой лесной чаще.
***
Отряд шёл медленно, не смотря по сторонам и не разговаривая между собой. Смерть ещё двух «счастливчиков» окончательно добили и демотивировали его, и теперь даже Навин только молчал, изредка доставая и бросая в рот какие-то красные ягоды, подобранные им по пути. Первая смерть — Мэла от лап страшного хищного существа — случилась только вчера, а казалось, прошла целая вечность. Через час после или где-то так ухудшилось состояние Келли — теперь у него проявлялась следующая стадия «водной» болезни: на руках и ногах стали появляться ожоги, ещё через полчаса они распространились по всему телу и превратились в краснеющие рубцы, сочившиеся кровью. Корас предположил, что болезнь попала к нему, когда он дотронулся до мёртвого без перчатки, сжимая его руку. Из парня выходили все жизненные соки, Пустошь вытягивала их и оставляла себе, как зловещее напоминание об опасности. Наутро он умер, несмотря на отчаянные потуги Макри, теперь смотревшей на всё это совсем другим взглядом, как будто страх смерти для неё закончился на потере Бена. Вайесс всё больше думала не о том, как и куда захоронить тела, а о том, насколько сильно изменилась её подруга. Их оставили на небольшом возвышении опушки, даже не наложив камней и не обернув тела — на это не было ни сил, ни времени, ни материалов.
— Мёртвые — мёртвым, живые — живым, — сказал Корас, когда Навин упрашивал его похоронить их по достоинству. Полярник был непоколебим.
Как только солнце поднялось высоко в небе, они уже успели пройти остаток густой чащи и небольшое болото. Сложностей пока больше не возникло, за исключением одного случая с Навином. Вайесс слышала, что когда Макри попробовала поговорить с ним о смерти товарищей, он искренне отпирался и сказал, что не помнит ни смерти Мэла, ни Келли. Это было странно, но девушка приняла это за психологическую защиту и решила больше не говорить на эту тему, пока тот не придёт в норму. К полудню они достигли точки на карте, отмеченной Корасом, который уже мог немного передвигаться без носилок. В этом месте их придётся оставить, поэтому отряд надеялся только на то, что Корас достаточно поправился. Как только они вышли из леса, перед глазами показалось ущелье, утопающее в тумане по обеим сторонам и тянущееся бог знает как далеко в обе стороны. Несмотря на то, что оно было не очень глубоким, падение отсюда бы точно оказалось смертельным — снизу изредка вырывались столпы кислоты, растекавшейся по и так запёкшемуся дну, испещрённому глубокими расщелинами. Невдалеке справа находился верёвочный мост из стальных прутьев, закреплённый на четырёх крепких железных балках, но казавшийся от этого не менее опасным. Кислота не разъела сталь только потому, что не доставала до него — мост был сооружён на безопасном участке, где почти не происходило извержений. Корас указал направление быстрым движением руки и они устало двинулись в сторону единственного прохода на ту сторону, еле удерживая за спиной тяжёлые рюкзаки. Вайесс ступила на мост первой и её мышцы застонали от огромного напряжения, внезапно свалившегося на её тело. Она удерживала равновесие только с силой цепляясь за канаты, служившие поручнями и медленно, шаг за шагом пробиралась вперёд на ту сторону. Переход занял без малого минуты две, но они показались её часами напряжённой работы суставов, теперь просто отказавших двигаться. Она с выдохом плюхнулась на землю, как только сделала последний шаг с проклятого моста, и растянулась, закинув руки за голову и наслаждаясь тем, как успокаивается её дыхание.
— Мэл бы точно пошёл первым, — сказала она себе и улыбнулась возникшему не то близко, не то далеко странно расплывчатому воспоминанию. — Он бы хотел, чтобы мы улыбались, да, точно хотел бы. — ей странно было слышать эти слова от себя, тем более что плакать, уткнувшись в тёплый плед где-нибудь дома, в Арденне, ей сейчас хотелось гораздо больше.
Навин шёл последним, шатаясь больше остальных. Поначалу это казалось даже забавным, как будто он пытался развеселить остальных, но уже через секунду улыбки сменились настороженными выражениями лиц, на которых читались такие знакомые беспокойство и страх. Взгляд его внезапно потух, он потерял ориентацию в пространстве и начал раскачиваться, теряя равновесие. Корас среагировал первым, но его не восстановившееся тело не успевало за ним, и Полярник упал на землю, молча скривившись от пронзившей тело боли. Следующей рванула с места Макри, наплевав на всю усталость, отчётливо слыша громкий, заглушающий всё остальное голос в голове: «Спасти, спасти хотя бы одного, хоть одного!», но ей не хватило времени. Парень начал ощупывать горло, словно не понимал, для чего оно ему, с ужасом попытался вдохнуть, но из горла вылетел только сдавленный хрип. Он пытался ещё и ещё, всё больше раскачивая хрупкий мост и не давая никому на него ступить, чтобы помочь, но сделать вдох никак не получалось. Навин покачнулся ещё раз, сжимая руками горло со всей силы, окончательно теряя равновесие и, перегнувшись через верёвку, полетел вниз с молчаливым криком навстречу кислотной реке и своей неминуемой гибели. Краем глаза Вайесс заметила, что выпав из расстёгнутого кармана, несколько секунд вместе с ним падали кроваво-красные ягоды, скоро исчезнувшие в кипящем, жёлтом, ненасытном аду.
Несколько минут они просто стояли, бессмысленно вглядываясь в зияющую пустоту, вдруг обволокшую мост. Каждый из них силился понять, принять мысль у себя в голове, что на их глазах погиб ещё один человек — живой человек, буквально пару минут назад шедший по лесу и думающий, разговаривающий, мечтающий… Раньше на это как будто не хватало времени, а сейчас разум, понемногу берущий своё, навёрстывал упущенное за долгие и мучительные дни, руша окончательно и так испорченную психику. Вайесс чувствовала, как будто внутри неё рвутся, рассыпаясь, тысячи нервов, тысячи ниточек, соединяющих её сознание с телом. Их становилось всё меньше и меньше, пока не осталось так мало, что натяжение стало совсем невыносимым. Она схватилась за ткань на груди, дёрнула изо всех сил, стараясь хоть как-то подавить боль, не существующую в физическом мире. Она видела безумные метающиеся глаза Макри, перебегавшие с моста на руки, которыми она со всей силы впилась в землю, царапаясь и загоняя камни под ногти, силясь хоть как-то удержать трясущееся и дрожащее тело. Она слышала, как вдруг истошно закричал Корас, схватившись руками за голову и пытаясь подползти к обрыву. Колени стирались в кровь, которая понемногу пропитывала ткань, но он вряд ли замечал какую-то другую боль кроме той, что поселилась сейчас в сердце каждого из них. Пот катился градом, застилая уставшие веки и круглые, как блюдца, глаза. Кто-то отчётливо, громко твердил: «Он мёртв, они мертвы, вы все…». И тут кошмар прекратился. Резко, так же как и начался: исчезла никак не унимающаяся дрожь, опустились перенасыщенные кислородом лёгкие, пропал голос, идущий из самых дальних глубин лесов за Чертой — организм приспособился.
— Эти люди, — думала Вайесс, — все эти люди погибли не за высшую цель, и уж вряд ли за тех, кто остался жизнь. Они жили для себя и погибли просто так, по чьему-то просчёту, ошибке, по чьему-то неправильному приказу. То, что я искала, вообще всё, что я искала, получается — ошибка? Ошибка — уставать от тягот, ошибка — отдать другим право принимать решения за себя? Ведь есть так много талантливых, решительных, успешных, удачливых… — она вздохнула и ускорила шаг, — Я что, когда-то надеялась на большее? Нет, я не просила подачек, я не просила помощи, я не просила чуда, я ведь довольствовалась малым. И теперь мне посылают это — ужас, кошмар наяву, агонию, Пустошь?..
Она всё перебирала и перебирала в голове варианты, перепрыгивая с одной мысли на другую. Её мозг не выдерживал, восприятие притупилось, начала подёргиваться щека. Где-то впереди ковылял Корас, которого поддерживала Макри, но она не смотрела вперёд — только вверх или вниз, только на серое небо или серую землю. Она думала о детстве, о детстве, которого у неё не было, которое у неё отняли талантливые и успешные. А она сражалась — с миром, с каждым из людей вокруг, с несправедливостью, брала на себя всё, что могла взять, и это изо всех силёнок маленькой, но бравой девчонки. Куда делась эта бравость, живость, напор? Умерли вместе с голодающими детьми из приюта, с бездомными собаками, со смертельно больными, со старой жизнью. И новая жизнь отнимала не меньше. Людей — уж точно. Такая большая разница между тридцатью и тремя…