— Ага, очень круто. Насосала победу, чемпионка сопливая, — выплёвывает длинноногая рыжая мегера, очень взрослая и опасная. В одном нижнем белье и чулках она приближается ко мне, покачивая роскошными бёдрами.
— Девочки, вы чего, перестаньте, — испуганно лепечет Ирочка.
Я стараюсь подавить страх, испытываю стыд и отвращение от пошлых намёков рыжей, но никак не могу проглотить оскорбление и выдаю ответку:
— А ты что же, насосала только на бронзу? Это потому, что много метёшь языком не по назначению, теряешь навыки. Потренируйся со своим партнёром, кобыла престарелая.
Кобыла подлетает ко мне и, резко схватив за волосы, больно тянет хвост на себя, шипя грязные ругательства. Мне больно, но я стараюсь не поддаться панике — зажимаю в кулаке правой руки большой палец, определяю мишень и резко атакую рыжую суку в ярко накрашенный прищуренный глаз. А-аа, как же руку больно! Раздаётся рёв раненого бизона из горла рыжей и визг отпиноченного поросёнка от Ирочки. Мои волосы теперь свободны, но кисть руки горит от боли. Рыжая, сидя на корточках, рычит и прикрывает глаз обеими руками. Дверь в раздевалку распахивается и врывается толпа. Откуда, блин, столько?
Спустя полтора часа я всё ещё в раздевалке и всё ещё в алых лоскутках, именуемых платьем. Группа поддержки, надо сказать, у меня получилась мощная. А в качестве тяжёлой артиллерии в мою защиту выступил почётный французский гость, мсье Андре, дав звёздный шанс своей переводчице. Конфликт, в результате, замяли, а пострадавшей рыжей кобыле пригрозили дисквалификацией. Только моя мамочка молчала. Она крепко прижимала меня к себе и выглядела испуганной, несчастной и потерянной.
С трудом вручив маму заботам мужчин — Шерхана, Серёжи и француза, я позволила себе расслабиться, оставшись в раздевалке со своими близкими подругами. Они долго и горячо мусолят возмутительный инцидент. Дашка смачно матерится, Янка показывает, как бить аккуратно, но сильно, а Танька молча закатывает глаза и ухмыляется. Я наконец-то снимаю платье и быстро натягиваю серую толстовку. Чёрные джинсы и короткие сапожки завершают скромный ансамбль.
Снимая тяжёлый макияж с глаз, я задумалась о маме. Она совсем неконфликтная и так испугалась за меня. Хорошо всё-таки, что Шерхан приехал с нами. Он оперативно организовал трёхдневную поездку в Москву для моих и Витькиных самых достойных одноклассников — в качестве группы поддержки. Ну, а сопровождать болельщиков вызвался сам Шерхан. И теперь я за маму могу быть спокойна — Шерхан ей волноваться точно не позволит.
— Ди, ты что уснула, ты вообще меня слышишь? — заорала Дашка, и я вздрогнула, а девчонки заржали.
— Наша шамаханская прынцесса размечталась. Призовые подсчитываешь, Динка? — Танька, прищурившись, улыбалась.
Сейчас меня тяготила дружба с ней. Танюха мне отчаянно завидовала и не упускала случая, как бы невзначай, вставить острую шпильку по поводу моей круглой попы и неаристократической смуглости. Я игнорировала по большей части, а мои девчонки не прощали критики в мой адрес. К тому же, мы стали замечать активный интерес Таньки к моему партнёру. И если я относилась к этому факту снисходительно, то Дашка с Янкой считали это подлым предательством и лишь благодаря мне не перегрызли ей нежную глотку.
Сам же Витёк считал себя моим парнем и кроме меня никого не замечал. Признаться, меня такой расклад вполне устраивал, тем более, что пацаны в моём классе не доросли до меня ни мозгом, ни ростом — ну, абсолютные дети.
— Слышь, Ди, я спрашиваю, нам никак на ваш банкет не прорваться? — не унималась Дашка.
Она явно готовилась выйти в свет — завила свои густые, белокурые волосы в красивые локоны и распустила по плечам. После её вечных хвостиков и косичек выглядело непривычно и симпатично, но даже розовая помада на красивых губах не добавила Дашке возраста. А острые коленки, торчащие из-под платья, делали её хрупкую фигурку трогательной и беззащитной. Как всё же обманчива внешность.
Янка же, по своему обыкновению, выглядела бесполой и расхлябанной — прямо бандитка.
Ну, и кто их на банкет позовёт? Вот ведь засада!
— Девчонки, насколько я знаю, это закрытое мероприятие. Я, конечно, спрошу ещё раз, но ничего не могу обещать, — стараюсь я оправдаться.
— Да не парься, Динка, срали мы на этот банкет, да, девки? — попыталась спасти положение Янка.
— Вот только за всех говорить не надо, — Дашка нахохлилась, сверля подругу злобным взглядом, и та миролюбиво притихла.
Танька же снова закатила глаза, демонстративно выражая своё «фи» невежественным матрёшкам. Что-то сильно бесит она меня, пора её вычёркивать из списка друзей.
— Диана, такси уже ждёт давно, — вторгся в женское царство Шерхан, а следом за ним вошла моя мама.
— Денис Палыч, как бы нам на банкет попасть? Мы же группа поддержки чемпионов! — завела Дашка свою пластинку.
— Уймись, Полухина, а то я тебе такой банкет устрою! — пытается казаться свирепым Шерхан. — Зайцева, Токарева, на выход. Полухина, и тебя тоже касается, только вас все ждём. Бегом вниз, в автобус!
Девчонки резво рванули из раздевалки, послав мне воздушные поцелуйчики и состроив директору страшные рожицы. Проводив их хмурым взглядом, Шерхан посмотрел на мою маму, и взгляд его сразу потеплел.
— Елена Ивановна, мы возвращаемся домой завтра утром. Если не удастся увидеться до отъезда, я позвоню Вам. Удачи, девочки! Ах, да… — спохватился Шерхан и полез в свой портфель, — это вот за победу от… администрации школы, — почему-то засмущался наш строгий директор, протягивая мне небольшую коробочку, на которой изображён…
Вау! Йо-ху! Мобильник! Плоский, серебристый, МОЙ!
— Сим-карта внутри, — поспешил сообщить Шерхан.
— Денис Павлович… — укоризненно качает головой мама, а я бросаюсь ему на шею и звонко целую в колючую щёку.
— Спасибо, Денис Палыч, огромное спасибо! — я почти визжу от радости.
Шерхан смущён, но доволен. И ясно, что администрация школы не при делах, но не пофиг ли мне. Шерхан неловко мнётся, целует мамины пальчики и поспешно отчаливает.
А ведь если бы он был рядом, не оставил нас тогда — всё могло быть по-другому…
Часть 1.4
Вот это день у меня — мечты сбываются!
Из окна такси бросаю прощальный взгляд на Дворец спорта — здание не особо впечатляет, но у меня же Олимп впереди, и дворцы, и палаты…
— Мамуль, сегодня у меня самый счастливый день! — в такси я не отрываюсь от новенького мобильника, изучая меню.
— Уверена, маленькая моя, что таких счастливых дней у тебя впереди великое множество.
Мне не нравится мамин голос, и я отрываю взгляд от телефона. Мамочка вымученно улыбается, а я замечаю на её бледном лице гримасу… боли? Её правая рука за пазухой — ох…
— Мам! — у меня начинается паника. — Мам, сердце?
— Нет, детка, голова сильно болит, и устала я очень.
Но я ей совсем не верю, да и говорит она с трудом.
— Мам, где твои таблетки? — лезу к ней в сумочку.
— От головной боли ничего нет, доченька, сейчас купим в аптеке, — и пытается меня отвлечь: — Знаешь, Вишенка, сегодня на банкете тебя ждёт сюрприз. — Но мамин голос звучит так, что даже водитель такси реагирует и поворачивает голову. Я нахожу блистер от нитроглицерина в маминой сумочке, но он пустой.
— Нам в аптеку! — ору я водителю.
— Вам в «скорую», — водитель резко тормозит у обочины, достаёт рацию и передаёт сообщение для «Скорой помощи».
Мамочка больше не пытается меня отвлечь и успокоить — она беспомощно скрючивается на заднем сиденье. Я быстро выскакиваю из такси на проезжую часть улицы, едва не попав под колёса другой машины. Бегу на тротуар и, схватив какую-то тётку за рукав, истерично ору:
— Нитроглицерин!
Тётка шарахается в сторону, а я истошно верещу:
— Люди-и-и, дайте нитроглицерин! Пожалуйста, хоть у кого-нибудь есть? Ну помогите! Где здесь аптека? Помогите же!
Вокруг собирается толпа, всем любопытно, но никто не торопится помочь, а я падаю на колени и скулю:
— Пожалуйста, там моя мама… Ей нитроглицерин… нужен срочно. Помогите!
Замечаю, как ко мне спешит пожилая женщина, на ходу копаясь в своей сумке, и протягивает мне такие нужные таблетки. Резко выхватив у неё блистер, я срываюсь с места и мчусь к такси. Дверь с маминой стороны открыта и над мамой склонился водитель.
— Я нашла, нашла! — отталкиваю водителя.
Мамочка полулежит в позе сломанной куклы. Она не шевелится, глаза закрыты, рот слегка приоткрыт и лицо… лицо такое расслабленное, как будто у неё ничего не болит.
— Боюсь, что поздно, — бубнит водитель и, наверное, я должна что-то понять, но я упрямо твержу:
— Ничего не поздно, таблетка ей поможет, — и просовываю в приоткрытый рот капсулу. Не получается.
Визжит сирена «Скорой помощи» — очень быстро приехали, слава Богу.
Врачи действуют оперативно. Мама у них в машине уже давно — значит, спасут. Господи, пожалуйста, пусть её спасут, пусть она выживет. Я буду самой послушной, стану лучшей ученицей в школе, во всей стране, я перепрыгну чёртов Олимп, я всё сделаю — только пусть моя мама живёт.
— Это… у меня коньяк есть, может, глоточек? Ты дрожишь вся, — таксист заглядывает мне в глаза.
— Мне двенадцать лет, — зачем-то говорю ему я, не отрывая взгляд от «скорой».
Я не буду отводить взгляд, ни за что не отведу — тогда всё будет хорошо, так я загадала. Всё обязательно должно быть хорошо, ведь сегодня у нас с мамочкой самый счастливый день.
Спустя целую вечность распахивается задняя дверь «скорой» и выходит врач. Я молчу и продолжаю сканировать уже распахнутую дверь. Я не смотрю на врача и внутрь машины тоже не смотрю. Я вижу только дверь, смотрю только на неё, чтобы всё было хорошо.
— Вы её родственница? — это голос врача.
— Она моя мама, — шепчу отрешённо.
— Поверьте, мы сделали всё, что могли, но было уже слишком поздно.
Да что такое он говорит, почему не делает свою работу?
— Нет, не всё, ничего не поздно. Что-то же есть ещё, вы можете это сделать, вы должны её спасти. Может, вы забыли просто, ну вспомните, вспомните, пожалуйста-а-а! — кажется, я кричу, но не отрываю взгляд от двери, просто не могу — ведь я загадала.
Кто-то кладёт мне руку на плечо, я дергаюсь в попытке её сбросить, но не выпускаю дверь из вида, я вижу только её. Слышу вдали сирену — ещё одна «скорая»? Значит, есть надежда.
Внезапно чьи-то сильные руки резко разворачивают меня и… дверь ускользает.
— Не-э-эт! Ма-ма-а-а! — я визжу и царапаюсь, пытаясь вырваться из крепких тисков-объятий. Кричу, но не слышу своего голоса. Вообще ничего больше не слышу. Я ещё пытаюсь отыскать такую необходимую дверь, но вижу только небо — оно головокружительно вращается и падает на меня. Мой мир стремительно проваливается в густой бездонный мрак.
ЧАСТЬ 2,
Глава 1
2018
2018 год
— Мисс, с Вами всё в порядке? — голос таксиста вырвал меня из тяжёлых воспоминаний. — Приехали, мисс.
Водитель слегка раздражён, видимо, не в первый раз пытается привлечь моё внимание.
— Благодарю Вас, — я протягиваю купюру, глядя на мужчину в упор, и водитель широко улыбается, разглядывая под козырьком бейсболки моё лицо, — сдачи не надо, — и его улыбка становится ещё шире.
— Сейчас я достану Ваш багаж, юная леди, и, прошу Вас, возьмите визитку. Буду очень рад оказаться Вам полезным в следующий раз.
Я скупо улыбнулась, принимая карточку, и покинула тёплый салон автомобиля.
В сумерках аэропорт Хитроу сверкал нарядными огнями и выглядел, как гигантский улей. Я люблю аэропорты, их суетливую атмосферу и предвкушение полёта. Это как движение вверх. Мне необходимо постоянно двигаться, менять обстановку и окружение, покорять непокорное и прогибать несгибаемое. Так я устроена или, точнее, так я устроилась.
Кто-то сказал, что человек создан для счастья, как птица для полёта. Сейчас я немного грустная птица в предвкушении счастья в полёте. А уже завтра я начну ковать свою новую жизнь, и все инструменты при мне.
Сигнал входящего сообщения отвлекает меня от задумчивого созерцания аэропорта на фоне закатного неба. Извлекаю из компактного рюкзачка свой мобильник, читаю сообщение: «Люблю тебя, Мышка моя». В груди разливается тепло и щемящая тоска. Уже не хочу улетать. Птица во мне разворачивает крылья и стремится к гнезду. Глубоко вздыхаю, надо взять себя в руки, я всегда это делаю. Торопливо набираю в ответ: «Ты моё всё. Люблю тебя очень». Отправляю и тут же получаю смайлик-поцелуйчик. Как смогу я строить жизнь в другой стране, оставив здесь своё сердце. А было ли по-другому? Было, когда-то очень давно — в той, другой, моей идеальной жизни, где моё сердце было всегда со мной.
Спрятав мобильник, натягиваю бейсболку на лоб, подхватываю багаж и расправляю поникшие крылья. Пара чемоданов для начала новой жизни — в самый раз. Регистрируюсь на рейс и, избавившись от багажа, направляюсь в дьюти-фри. Маленькая коробочка шоколадных конфет повышает настроение и азарт к покупкам. И я увлекаюсь шопингом. Надо бы ещё докупить подарки, но только будет ли кому их дарить?
Ждут ли меня дома? Давно уже нет.
Будут ли мне там рады? Я не знаю.
Спустя час я медленно бреду вдоль панорамных окон, навьюченная фирменными пакетами. Объявили посадку на мой рейс.
Смотрю в иллюминатор на потемневшее, чужое небо — Лондон, гудбай, пора домой.
Глава 2
2003
2003 год
— Вишенка моя, ты так похудела, у тебя нездоровый вид.
— А я и не здорова, мам, ведь ты меня бросила.
— Ну что ты, маленькая, я всегда рядом с тобой, и мне очень больно видеть тебя такой. Тебе надо быть сильной, моя девочка.
— Для чего, мама, зачем мне теперь быть сильной? У меня ничего не осталось больше.
— Ты ошибаешься, детка, с тобой твоя память, твои знания, твоё доброе сердечко. Ты просто потерялась, доченька. Пожалуйста, будь сильной, не заставляй меня страдать.
— А почему ты заставляешь меня страдать, мама?
— Мне очень жаль, родная. Но я всегда буду с тобой, моя девочка, ведь ты моя гордость, моя радость и моё продолжение. Тебе будет трудно, доченька, но я верю, что ты справишься, я верю в тебя.
Ласковые мамочкины руки обнимают меня, и по моим щекам льются горячие слёзы, растапливая ледяной заслон, отгородивший меня от жизни и заморозивший душу.
— Дианочка, дорогая, что случилось? Может, вызвать врача? — бабка Эльвира, скорее недовольная, чем обеспокоенная, нависает надо мной в свете настольной лампы.
— Сколько времени? — настороженно спрашиваю.
О том, какой сегодня день, и тем более месяц, спросить не решаюсь, иначе врачи не заставят себя долго ждать. А бабка, небось, вся на стрёме — готова уже их вызвать. Когда я мечтала о дворцах и палатах, то жаль не уточнила, что палата в психушке — не то, к чему я настойчиво стремлюсь.
— Сейчас без пяти семь. Ты плакала во сне, и я забеспокоилась. У тебя что-нибудь болит?
— Мне приснилась мама, — отвечаю честно, ведь это же не повод напялить на меня смирительную рубашку.
— Ох, моя дорогая, я так тебя понимаю. А только подумай, каково мне, ведь я потеряла дочь и теперь на мне столько забот и столько горя. Даже не знаю, как я это вынесу, — горестно всхлипнула бабка, скривившись, но слёз не получилось.
Равнодушным взглядом смотрю в упор на старую лицемерку, и бабка отводит глаза. Ну да, у неё действительно большое горе, вот только не от потери дочки, а от приобретения внучки. Ей бы посочувствовать. А мне так хочется выплюнуть в лицо лживой суке, что это они убили мою мамочку — бабка и её старшая доченька, две мерзкие гадюки. Они отвернулись от мамы, прокляли её и вычеркнули из своей сытой жизни.
Когда у мамы случился бурный роман с моим отцом, она после выполненной дипмиссии не вернулась домой из Франции. В то время мой папенька, молодой, амбициозный бизнесмен обрёл немало правильных связей, чтобы суметь уладить ситуацию на своей территории, в Париже. А ещё папочка имел море обаяния, в котором и потопил волю и благоразумие юной переводчицы.