Убедившись, что Ярослав слышит и понимает его, он спросил: — Идти сможешь?
— Попробую.
Ярославу удалось встать и сделать несколько неуверенных шагов.
— Нефёд, Огурец! Помогите ему! — распорядился мужчина.
Нефёд, имевший выраженное сходство с гориллой, подошел к нему и подставил плечо. Микитка поддержал с другой стороны, и так, с их помощью, он последовал за тем, кто, по-видимому, и был загадочным хозяином.
Они оказались в просторной горнице, с огромным деревянным столом, на котором были выставлены кружки, кувшин и несколько блюд.
— Присядь, волхв, — указал на скамью хозяин. — А вы, ребята, ступайте. После позову.
— Голоден? — спросил он, обращаясь к Ярославу. — Откушай, окажи честь, чем Бог послал.
С этими словами он взял кувшин и наполнил две кружки, подвинув одну Ярославу.
Присел напротив и окинул его цепким пристальным взглядом.
Ярослав пригубил из кружки — вроде пиво, только кисловатое.
— Благодарю.
— Извини, волхв, за увечье, у Нефёда не лапы, а клещи. Сколько раз говорил ему, дубине, чтобы силу соразмерял… А с тобой и вовсе нехорошо получилось — я ведь тебе помочь только хотел, да и сейчас того желаю.
— Кто вы? — проговорил Ярослав. Он разглядывал лицо незнакомца и все больше укреплялся в подозрении, что оно ему хорошо знакомо. Где он его видел в своем времени?
Его собеседник, казалось, несколько опешил, однако тут же усмехнулся.
— Добро! Видать, и впрямь нездешний ты, коли не знаешь. Перед тобой — князь Шуйский. Слыхал про такого?
— Слыхал, — ответил Ярослав, ничуть не кривя душой.
— Это хорошо! — ухмыльнулся князь. — И что же про меня сказывают?
Ярослав снова отхлебнул их кружки, чтобы выиграть время для ответа.
Что он о нем помнит? Практически, ничего! То есть, даже не практически, а совсем ничего.
Вроде, был такой, и всё. Стоп! Что-то такое про Шуйского он слышал, когда был на экскурсии с Аленой в Оружейной палате. Жаль только слушал вполуха… Точно! Царем он был! Кажется, последним, перед Романовыми…
Ярослав поднял глаза на князя.
— Сказывают, могуч ты, князь, и силой, и умом.
Не ахти какая характеристика, конечно, но для затравки — пойдет.
— Про то я и сам знаю, — отмахнулся Шуйский. — Ты мне поведай, что про меня говорят во временах грядущих! Какая судьба меня ждет?
Вон что. Каким-то образом, хитрый лис пронюхал про его откровения и, в отличие от Годунова, поверил им. Что это означает? С одной стороны, это хорошо, так как князь может оказаться полезным, если суметь завоевать его расположение. С другой… Кто его знает, как он намерен с ним поступить?
— Велика судьба твоя, князь, осторожно сказал он вслух. Подумав, добавил: — Быть тебе царем русским!
По алчно вспыхнувшим глазам князя он понял, что тот хотел услышать именно такой вариант.
— Как же сбудется сие? — дрогнувшим голосом спросил Шуйский. — И скоро ли?
Ишь, шустрый. Ярослав не мог понять, какие чувства вызывает у него князь. Была в нем и подкупающая открытость, и, вместе с тем, скрытая угроза.
— Про то в деталях не ведаю, — он старался отвечать в тон. — Подробно, то есть. Но это произойдет непременно. «Должно произойти», — подумал он про себя.
Лицо Шуйского разочарованно вытянулось.
— Не много ж толку с таких пророчеств, — бросил он. — А Муха сказывал, ты многое знать должен!
Ярослав пожал плечами. Муха, значит. Дьяк, оказывается, был не так прост. То-то он выгородил его тогда перед Годуновым…
Шуйский, очевидно, расценил его молчание, как нежелание говорить и заметно заволновался.
— Доверься мне, волхв! — зашептал он, наклонившись к Ярославу. — Если поможешь мне — большим человеком сделаю! Десницей моей будешь, на золоте есть и пить, боярство пожалую! Не пожалеешь! А без меня — пропадешь! Где бы ты сейчас был? На дыбе! А, может, и в колесе, или на колу… Кто тебя от пыток лютых избавил? А у Семёна нрав переменчивый — сегодня помиловал, а завтра и осерчать может. Оком повести не успеешь, как обратно в темнице окажешься, только заступиться некому уже будет…
Ярослав мысленно усмехнулся. Гладко стелет, однако. И про камушки подложить тоже не забыл — намек был вполне прозрачным.
— Чего же ты хочешь знать, князь? — спросил он вслух.
Шуйский облизнул губы.
— Всё! — выпалил он. — Сколько Борис царствовать будет? Что Самозванца ждет? Кто на трон кроме меня воссесть пожелает и в том препоны чинить будет? Про Мстиславского, Шереметьевых, Трубецких, Романовых поведай мне!
— Романовы, — начал Ярослав, ухватившись за знакомую фамилию, и осёкся.
Вряд ли Шуйскому понравится услышать, что они будут царствовать триста с лишним лет…
— Что? — Шуйский подался вперед, жадно ловя каждое слово.
— Ну, в общем, править они будут, — вздохнул Ярослав.
— Значит, недаром Федор Никитич с Сапегой да прочей шляхтой дружбу водил, — проговорил Шуйский, помрачнев. — Когда же случится сие?
— Да не помню я! — рассердился Ярослав. — Вот ты, князь, знаешь, к примеру, когда Рюрик умер? Или там, скажем, Вещий Олег в каком году родился?
Шуйский нахмурился.
— Для того летописцы есть! — сказал он. — А ты — волхв, тебе сие ведомо должно быть.
— Да не волхв я!
Шуйский сощурился. — Думал я, что договорились мы с тобою, а ты вон как…
Разговор прервал стук в дверь.
— Ну? — раздраженно крикнул Шуйский. — Чего надобно?
В приоткрытой щели показалась голова Микитки.
— Гости до тебя, князь, — встревоженно сказал он.
— Кто такие?
— Не ведаю. По виду — иноки. Просили поклон тебе передать от старца Филарета, говорят, что дело спешное.
По лицу князя промелькнула тень. Он закусил губу, побарабанил пальцами по столу.
— Принесла нелегкая, — выругался он тихо. — Ладно! Зови!
— А ты, волхв, — бросил он косой взгляд на Ярослава, — посиди-ка, подумай. Хорошенько подумай! В светелку тайную его! — распорядился он.
***
Царская опочивальня впечатляла своими размерами. Под огромным, богато украшенным балдахином, грузное тело Годунова казалось маленьким и жалким.
Лишенный богатых одежд, царь выглядел обычным пациентом неврологического отделения.
Он по-прежнему не приходил в себя, плавающий взгляд не реагировал на попытки привлечь внимание, левая рука и нога свисали безвольными плетьми.
Ирина озабоченно кусала губы. Клиника инсульта была налицо, но оказать какую-либо помощь царю имеющимися средствами было невозможно.
У изголовья бледной тенью замер Федор, вполголоса успокаивающий бьющуюся в рыданиях царицу.
Рядом, молитвенно сложив руки, шептал что-то себе под нос Мстиславский.
Басманов с мрачным выражением лица застыл у дверей, зачем-то обнажив саблю.
Симеон. Ей нужен Симеон!
Но начальник сыска куда-то исчез.
Снаружи поднялся шум, кто-то громко отдавал приказы, послышался топот ног, крики.
В комнату ввалился Симеон Годунов, пунцовый и взмыленный.
— Измена! — прохрипел он.
— Что стряслось? — царевич шагнул к нему.
— Дохтур, государь! Христофер!
— Что?
— Найден с перерезанным горлом!
Симеон отер пот со лба рукавом.
— Чуяло мое сердце, что он тут замешан! Не иначе, он отраву царю подсыпал, а теперь, вишь, кому-то потребно было, чтобы я с ним покалякать не успел.
— Измена… — прошептал Федор. Он нервно сглотнул и оглянулся на мать.
Как ни странно, это известие, казалось, привело ее в чувство.
— Что же делать, Семен? — спросила она.
Тот покачал головой. — Сейчас чего хочешь ожидать можно… Коли уж заговор был, чтоб Бориса извести, то и люди наверняка у них готовы, чтобы под шумок и дворец захватить. Прикажу усилить охрану, да пошлю к патриарху человека — пусть отправит сюда попа, а сам готовится народ к присяге царевичу Федору приводить. А ты что скажешь, Федор Иваныч?
Мстиславский степенно разгладил бороду и кивнул.
— Мыслю, дело говоришь.
— Да послушайте! — не выдержала Ирина. — Царь ваш еще жив, не забыли?
Мстиславский сочувственно поглядел на неё.
— Отцу твоему уже ничем не поможешь, царевна. Тут поп нужен, отходную читать. До утра он едва ли протянет.
— Ну, это мы еще посмотрим! — Ирина сама удивилась той ярости, которая прозвучала в ее голосе. Каким-то парадоксальным образом, этот человек, лежащий на кровати без сознания, был ей сейчас почти настолько же дорог, как родной отец.
— Симеон! — обратилась она к Годунову. — Те лекари, что со мной в плену у разбойников были — у тебя?
— Да до них ли сейчас, царевна, — отмахнулся тот и вдруг осекся. — Лекари!
— Они должны быть здесь! Сейчас же! — с нажимом сказала Ирина. — Это важно! И наши, то есть, их вещи!
Годунов нахмурился. — То опасные люди, царевна… Тебя с помощью ворожбы и магии едва с ума не свели, а ты хочешь, чтобы они царя лечили?
— Вы же все равно его хоронить собрались, — ядовито напомнила Ирина. — Хуже уже они точно не сделают!
Но Годунов продолжал колебаться.
— Федор! — Ирина развернулась к «брату». — Ты царевич, или где?!
— Что? — не понял Федор.
— То! Если ты хочешь видеть отца на престоле, живым и здоровым — немедленно прикажи доставить сюда пленников, о которых я говорю!
— Но дядя говорит…
— Тебе нужен живой отец?! — заорала Ирина так, что Мстиславский испуганно шарахнулся в сторону. — Можешь считать меня помешанной, но я точно знаю, что они могут его спасти!
— Ну, хорошо… Дядя… Может, правда, попробуем? — неуверенно предложил Федор.
— Не попробуем, а идём за ними! — отрубила Ирина, повернувшись к Годунову. — Или я отправлюсь одна!
***
— Что-то больно шумно, Давид Аркадьевич, — заметил Евстафьев.
Он прильнул к решетке, вглядываясь в темноту коридора. Оттуда, из глубины, доносились возбужденные голоса, крики. Раздался скрип двери, прогремел топот кованых сапог, заплясали отблески факелов на стенах.
Коган подошел ближе.
К камере направлялась целая процессия, во главе с Годуновым и высокой статной женщиной в раззолоченных одеждах.
— Зря ты, царевна, сюда пошла, невместно тебе сие, — донеслось до него пыхтение Годунова.
Царевна?
— Я сама разберусь, что мне вместно, а что нет, — отрезала женщина. — Где они?
Услышав её голос, Коган ахнул.
— Батюшки, никак, Ирина! — опередил его Михалыч.
— Тс! — одернул его Коган. — Она — Ксения!
Когда Ирина приблизилась к ним, он невольно залюбовался ею. Нужно было отдать должное — царские одеяние подходили ей идеально, словно она была рождена для них.
Поймав на себе его взгляд, Ирина незаметно подмигнула.
— Открыть немедля! — не терпящим возражений тоном распорядилась она.
Рослый стражник кинул вопросительный взгляд на Годунова, получил от него короткий утвердительный кивок, и завозился над замком.
— Выходи, лекарь, — мрачно буркнул Годунов. — Есть для тебя работа во дворце. И уж придется тебе зело постараться, иначе то, что здесь видел покажется дитячьими забавами.
Не очень понимая, что происходит, Коган кивнул.
— А ты куда? — стражник пихнул в грудь Евстафьева, последовавшего было за Коганом.
— Он — тоже! — заявила Ирина и стражник тут же посторонился.
— Этот-то зачем? — раздраженно спросил Годунов. — Али теперь и конюхи царей лечить горазды?
— Он нужен, — отрубила Ирина. — Помогать будет. А где Ярослав?
— Так выпустили его, — сказал Евстафьев. — Он же вроде как человек божий…
— Кто выпустил?! — рявкнул Годунов. — По чьему приказу?!
Стоявший рядом старик-писарь вжался в стенку под его разъяренным взглядом.
— М-муха, — выдавил он. — Сказал-де, ты, боярин распорядился.
— Муха?! — Годунов побагровел. — Где он? Сей же час сыскать и привести!
— Нет его, боярин, — вмешался один из стражников. — Сразу после того, как блаженного выпустил, ушел куда-то и пропал. До сих пор не появлялся.
— Добро, — зловеще проговорил Годунов. — Стало быть, решил переметнуться на другой двор! Ну да, ведомо мне, с чьей руки кормится этот аспид лукавый…
— Ничего не понимаю, — перебила его Ирина. — Где Ярослав?
— Не ведаем, царевна, — развел руками писарь. — Вывели его на площадь, он и сгинул.
— Разберемся опосля, — буркнул Годунов. — Найду я Ярослава сего, царевна. Этих двоих забирать будешь, али, пока не найдем, здесь пусть сидят?
— Нет! — Ирина покачала головой. — Время не ждет. Где их вещи?
Сумки нашлись там же, где и были — в пыточной. Коган взял оранжевый медицинский ящик, а Евстафьев нацепил на плечо ремень дефибриллятора, другой рукой подхватив реанимационную укладку.
В полной боевой выкладке с медицинским оборудованием из двадцать первого века, в равных тулупах и синих форменных штанах они смотрелись сюрреалистично, однако, их вид подействовал на Ирину успокаивающе. Они снова были на вызове, они работали.
И она тоже автоматически включалась в этот процесс.
— Идемте! — повернулась она к Симеону.
Глава 19
Ярослав ожидал, что его снова отведут в комнату со складом, но, вместо этого, всё тот же гориллоподобный Нефёд, нетерпеливо подталкивая в спину, погнал его куда-то вверх по лестнице, провел через просторную комнату, служившую, по-видимому, спальней, и откинув гобелен на стене, втолкнул в маленькое помещение без окон.
Лязгнула задвижка. Ярослав остался один. Единственным источником света служил огонек лампады, висевший перед маленькой иконой в углу.
Ярослав потёр ушибленный затылок. Голова все еще болела, но уже не так сильно.
Где это его заперли? Чем-то комната напоминала молельню в квартире Беззубцевой, только здесь не было ни аналоя, ни иконостаса — вообще ничего. Просто три квадратных метра пола, стены и запертая дверь. Для чего, интересно, она вообще понадобилась Шуйскому?
На всякий случай, он обошел комнату по периметру, простукал стены. Везде одинаковый глухой звук. Можно, конечно, попробовать вышибить дверь, но шум наверняка привлечет внимание. Да и куда бежать, кого искать? Здесь, по крайней мере, было тепло и сухо, да и с Шуйским, по-видимому, можно было договориться. Вот только что ему рассказывать? Князь явно ожидал, что Ярослав введет его в краткий курс истории семнадцатого века, и не желал слышать никаких отговорок. Может, ему фокусы какие-нибудь показать? Кажется, где-то в карманах у него завалялась зажигалка… Да нет, чушь какая-то. Нужно искать старуху и крест! Но отпускать его Шуйский, похоже, не собирается…
Меряя шагами тесную комнатушку, Ярослав заметил, что в одном месте пол проседает под ногой.
Опустившись, он принялся ощупывать деревянный настил и вскоре обнаружил что одна из половиц шатается. Повозившись, он нашел выступающий край и, ломая ногти, сумел подцепить её и вытащить.
Под половицей оказалось углубление, на дне которого виднелась дырка размером с рублевую монету.
Прильнув к ней, Ярослав увидел внизу ту самую горницу, в которой они несколько минут назад разговаривали с Шуйским. Идеальный наблюдательный пункт! Для чего, интересно, он мог понадобиться хозяину?
Князь и сейчас был там, но не один.
Напротив Шуйского сидел высокий монах, при виде которого у Ярослава взволнованно забилось сердце. Вытянутое худое лицо, гладкий, как коленка, череп, бритые впалые щеки. Черная ряса и медальон на груди с изображением черного солнца со змеящимися лучами.
Двое других его спутников стояли чуть поодаль, их лица скрывали капюшоны.
— … не лучшее время! — донеслись до него слова Шуйского.
— Скоро всё изменится, князь, — голос монаха был тих. — Годунов совсем плох. Молодой царевич подает надежды, но не ему суждено править Русью.
— Кому же, как не наследнику? — осторожно протянул Шуйский.
— Ты сам знаешь, — вкрадчиво произнес монах. — Истинный правитель уже близко. Очень близко. И сейчас каждому нужно сделать выбор, на чьей стороне быть. Государь милостив и щедр к тем, кто готов ему служить.
— Слухи ходят, — осторожно сказал Шуйский, — что сомнительно родство его покойному царю. Поговаривают, был на подворье у Романовых некий Гришка Отрепьев, что в бега подался и расстригой стал.