На втором круге я поддала, хотя ноги уже теряли чувствительность. Вскоре разрыв между нами сократился вдвое. Я стала нагонять ее! Вот уже последняя стометровка и надо бы поднажать. Но… сил уже не осталось.
Ноги перестали слушаться, работали только бедра и сила воли, на которой меня еще несло вперед. Вероника ускорилась и рванула так быстро, что оставила всякие надежды догнать ее. В итоге я прибежала секунд на десять позже. Для восьми сотен метров дистанции — это огромный разрыв. А для бегуна моего уровня серьезное поражение.
На финише я чуть не рухнула, едва удержавшись. Сердце долбило так, что готово было выпрыгнуть через горло. Что творилось с легкими… будто я трубой открытой дышу и не могу надышаться. Все внутри горело.
Вероника же была бодрой и веселой. Пробежав трусцой еще метров пятьдесят, она спокойно вернулась и откозыряла своим болельщикам.
— Ты к нам, видимо, из школы инвалидов пришла, — бросила едва слышно, проходя мимо меня. — Сопли подотри, выскочка.
В футбол я уже играть не могла. Физрук понимающе отпустил к освобожденным. Однако смотрел с укором, что поддалась на провокацию. Присела подальше от всех. Вкус поражения оказался горьковат.
С середины последнего урока меня пригласила к себе психолог. Вышло некрасиво, когда она заглянула в класс и вытащила меня с занятий на глазах у всех.
Кабинет психолога виделся мне сейчас мрачной, душной пещерой без окон и дверей. А она — одноглазым циклопом, который хочет меня сожрать. Но перед этим выесть мозг своими беседами.
— Мне видится, что тебе стоит перевестись в другой класс, — заявила Елена Викторовна.
— Будет только хуже, — ответила ей, душой не кривя.
— Хорошо, быть может ты и права. Можно спросить тебя о личном?
Кивнула.
— Олеся, я думаю, ты не хотела брать деньги, — выдала психолог. — Может тебя кто
— то вынудил? Это останется между нами, обещаю. Просто я верю в твою честность. Но мне надо знать, что ты не собиралась этого делать.
— Я не брала деньги. Вернее, не знала, что в книге они есть, — ответила. — Если Ирина Григорьевна нашла книгу без них, значит, их взял кто — то. Дальше думайте сами.
Женщина поерзала на кресле, привыкшая к моей краткости, она явно не ожидала такого конструктивного ответа от проблемной девочки.
— Зачем тебе понадобилась книга? Ты чуть весь стол не разобрала по досочкам, чтобы ее достать, — усмехнулась Елена Викторовна. — Я тогда и не поняла, что ты там под столом забыла.
— Вы все равно не поверите.
— Мы можем поговорить о чем угодно, даже об этом, — засияли глаза у женщины.
Понятно ведь, на что она намекает!
— Я не том, о чем вы подумали, — обломала ее.
— А о чем я подумала? — Решила подловить меня психолог.
Я пожала плечами. Женщина хихикнула и вдруг посерьезнела.
— Мне бы тоже было интересно, что за эротику предпочитает наш физрук, — прошептала заговорчески.
Я схватилась за голову. Мысленно.
— Дело не в этом, — выдохнула. Не могла же я повесить на себя ярлык озабоченной?!
Лучше уж озадаченной.
— Тогда в чем?
— Я хотела кое — что проверить.
— Что именно?
— Вы все равно не поверите.
— Поверю, — встрепенулась психолог. — Обещаю.
— Это будет выше ваших сил, подумаете, что я сумасшедшая. Сдадите в психушку.
Женщина рассмеялась.
— Ты в курсе, что все психологи психи? — Выдала она. — Ты меня ничем не удивишь. Сама могу рассказать, что уши завянут.
— Ну, расскажите, — подловила ее.
— Ладно, слушай, — не стала идти на попятную Елена Викторовна и поведала историю из детства, как она подсматривала за мальчишкой в раздевалке. И глупо, и забавно. В тринадцать лет она впервые увидела штуку, с помощью которой делают детей.
Вторая история была уже серьезнее. Психолог рассказала, как у мальчики отбирали деньги ребята со двора и заставляли воровать у одноклассников. Все эти истории были, будто из какой — нибудь сельской школы сороковых годов. Понятно, что женщина выводила меня на откровения, думая, что кто — то давит на меня извне, двигая на те или иные проступки.
— Теперь твоя очередь, — произнесла, предвкушая.
— Вы верите в магию? — Брякнула я, коль пошла такая «пьянка».
— Нет, но в высшие силы верю.
— Ну хотя бы, — улыбнулась уголком рта. — Есть один эксперимент, обещайте, что отнесетесь серьезно.
— Конечно.
Я взяла листочек с ее стола из стопки. Обычно психолог раздает их психам с просьбой нарисовать несуществующее животное. Сложив его уголком, протянула Елене Викторовне.
— Напишите что — нибудь, чтобы я не видела. Желательно побольше текста.
— Ладно, — психолог приняла листочек, но была явно разочарована. Что — то написала и посмотрела вопросительно.
— Теперь сложите и спрячьте в стол. В ближайшее время я скажу вам, что вы написали.
— Интересный фокус, — прокомментировала с сарказмом женщина. — А кабинет закрывать, когда буду уходить?
— Так, — сплеснула руками я. — Если думаете, что попытаюсь подсмотреть. Положите себе в сумочку и оставьте дома.
Сумочку ее я увидела и запомнила. Синяя, аккуратная, под цвет юбки.
— Хорошо, — кивнула психолог. — Тогда и ты так сделай.
— Написать, чтобы вы не видели? — Удивилась я.
— Да. Или ты не веришь, что я тоже могу угадать, что ты напишешь?
Тяжело выдохнув, я взяла листок, сложила уголком, заслонив частью поле для письма, и написала то, что накипело: «Вероника мерзкая овца». Сложив листок, я посмотрела на Елену Викторовну с некоторым удовлетворением.
— Судя по всему, ты написала три слова, — попыталась раскусить психолог.
— У вас будет одна попытка, — я закатила глаза. — Как и у меня. Могу я идти, уже звонок прозвенел?
— Да, конечно.
Я поднялась и направилась к выходу, убрав записку в карман джинсов.
— Олеся? — Окликнула меня психолог. — Ты мне нравишься, и я не верю, что ты могла бы сделать что — то плохое.
— Я и не делала, — брякнула, открывая дверь на выход.
— Прости, я не хотела обидеть.
Ничего не ответив, я вышла. Мне хотелось скорее попасть домой и, сославшись на болезнь, прогулять еще недельку. Когда вышла из школы, поняла, что доказывать тому же психологу ничего не хочу. Мне просто хотелось уйти из этого мира в свои голубые сны. Ведь тот мир реален, черт бы всех побрал! Эта мысль только теперь остро вошла в мою голову. Реален без всяких сомнений!! И знание об этом стало придавать мне сил жить и здесь, в этом гнетущем, жестоком мирке.
На выходе из школьного двора меня ждали. Толпа девочек из класса преградила дорогу. Я сразу и заметила ловушки, ибо ковыляла, глядя себе под ноги.
— Вали из нашего класса, уродка, — вышла вперед всех Вероника, нахмурив нос. Сейчас она казалась мне скукожившимся монстриком, злой ведьмой или дьяволом, вселившимся в тело девушки.
— Пусть из школы лучше валит, воровка, — раздался голос Светы.
Куча диких взглядов стала пугать. Здесь были почти все девочки из 11 «в».
— Пусть лучше из страны валит, бешеная, — бросил еще кто — то.
— Пропустите, — фыркнула я и попыталась пройти, протискиваясь через одноклассниц.
— Хватайте! — Крикнула вдруг Вероника.
Куча цепких рук вцепилась в меня! Я попыталась вырваться, но их было слишком много. Отчаянное бессилие постепенно накрывало. Если бы не утренний бег, смогла бы еще дать сдачи! Но меня обхватили со всех сторон!
— Снимай скорее! — Крикнула Даша и раздвинула мне волосы!
Когда поняла в чем дело, завизжала так громко, как могла. Но было уже поздно, Вероника с циничным видом направила на меня свой смартфон. И не только она!!
Наверняка успев свершить задуманное, с диким хохотом все бросились врассыпную. А я просто рухнула на коленки и бессильно зарыдала от обиды. Теперь фотки с моим уродством разлетятся по всей школе.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. В ЦЕНТРЕ СОБЫТИЙ!
Как ни пыталась погрузиться в управляемые сны в день возвращения из школы, ничего не вышло. Спала мертвым сном, пока мама не разбудила, сетуя, что я опаздываю в школу. Сославшись на головную боль, никуда не пошла.
До самого вечера сидела, как на иголках, страшась даже заглянуть в соцсети. Уверена, что фотографии и видео ролики с моей физиономией разлетелись по сети на ура.
Впервые за всю свою жизнь я искренне пожелала, чтобы кому — то действительно стало плохо. Мне хотелось придушить Веронику. В мыслях я вершила свои коварные планы, как подкараулю, как изобью или спалю волосы, и будь что будет. Бессильная ярость. Ведь я ничего такого делать не буду. Да даже потому, что не могу подвергать свою маму таким стрессам. К списку моих заслуг прибавиться еще и «уголовница».
Горькая мысль приходила порой, поддавливая на слезы. Обижают потому, что меня некому защитить. Они знают, что я без папы.
Погружение случилось следующим утром. С трудом и на грани провала. Буквально со скрипом сумела выстроить кабинет психолога, втянувшись в шаткие грезы. Несмотря на то, что была там не часто, именно приемная психолога врезалась в мою память так ярко. Быть может все дело в случившемся стрессе. Ушла бы от Елены Викторовны минут на десять раньше, все могло бы повернуться иначе.
Не было в планах, но вспомнился наш разговор. Создав письменный стол, я представила на нем и сумку, что стала быстро приобретать объемную форму. Тут же полезла вовнутрь и достала листочек, сложенный в четыре раза.
Развернув его, естественно ничего не обнаружила. Но на стене у женщины было зеркало, я помнила об этом и развернулась к нему. Зеркало будто уже висело, еще до того, как решила его здесь создать. Пустая, ничего не отражающая поверхность вскоре нехотя проявила меня, растрепанную и в ночной сорочке.
Захотелось видеть себя в более опрятном виде. И я представила стиль Елены Викторовны: блузка, рубашка, аккуратная стрижка и легкий макияж. Из зеркала на меня смотрела уже психолог собственной персоной. И это меня нисколько не смутило. Я сразу же поднесла записку в развернутом виде. Строки стали появляться!
«Внутренний мир человека складывается под влиянием внешнего, с чем не согласились бы мудрые глисты»
И подпись с датой. Забавно, но мне сейчас вовсе не до смеха.
Впервые подумала о том, что все это довольно странно, ибо текст не наоборот, а так, как и надо: слева — направо!
Из зеркала стал доноситься голос! Меня кто — то звал. Тревожно, настойчиво. Я даже учащенное биение сердца ощутила. Отнюдь не своего… Зеркало вдруг помутнело, замыливая прежний образ. С центра пошли разводы, словно на водной глади. Не успела и глазом моргнуть, зеркало растянулось до размера двери. И через него уже отчетливо был слышен голос Глории. Я шагнула.
***
Открыла глаза. И стала проявляться четкая картинка женщины, разгоняя дымку и растворяя бельмо. Из окна экипажа прямо ей в лицо бил голубоватый вечерний свет. Вот, блин. За две недели отвыкла уже от подобного.
— Какого лысого орка?! — Вскрикнула следователь, отпрыгивая и ударяясь о противоположную стенку экипажа.
— Здравствуйте, — выпалила я, несколько дезориентировано. — Э… долго я была в отключке?
Меня тут же одарили ошалелым взглядом накрашенных черными тенями глазищ.
— Ты кто вообще такая?! — Глория вжалась в угол кареты.
Экипаж никуда не ехал, покоился. И это настораживало, как и то, что женщина так реагирует.
— Эй? Олеся я, что с тобой? — Собравшись с мыслями, ответила.
— Олеся? — Глория стала щуриться, будто пытается рассмотреть букашку. — Вот ведьма — то, а.
Выдохнув с облегчением, она уселась нормально.
— Опять ты за свое, — укорила я. Хоть и состроила недовольство, видеть эту женщину была до безумия рада.
— Это я за свое?! — Взвинтилась Глория, придя в себя. — Ни одна магичка так образы не перекидывает, как ты. Что это за издевательства такие, Олеся? Меня — то пожалей, мне нервничать нельзя.
Эм… Через мгновение до меня дошло. Я сидела в одежде психолога! Вернее в такой же, какая была у Елены Викторовны в день нашей последней беседы! Белая блузка, синий пиджачок, узкая юбочка и… туфли! Вскинув руки, убедилась, что и прическа другая.
— Ты меня узнаешь? — Спохватилась я.
— С трудом, — бросила Глория с нотками обиды. — Забавляешься так?
Фух… я не Елена Викторовна, уже хорошо.
— Нет, это случайно вышло, — ответила виновато. — Прости, если напугала.
— Не то слово! — Возмутилась женщина. — Минута обморока и бац — вспышка. А передо мной сидит уже цаца в непонятной одежде. Это зов предков какой? Или амулет с перекидкой? Аль тебя кто со стороны обратил. Не герцогиня ли постаралась, карга старая?
— Плохо выгляжу? — Спросила с разочарованием.
— Да непонятно, — пожала плечами Глория и хлопнула по стенке кареты. Та тут же тронулась дальше. — Ладно, в дом полиции бы успеть до Виктора. Как бы не спугнул нашего свидетеля.
Напряжение между нами спало. Глория продолжала рассматривать, но уже с явным интересом, без тени недовольства.
В дом полиции примчались глубокой ночью. Монументальное трехэтажное здание, подсвеченное со всех сторон уличными фонарями, в центре Ривинеля меня впечатлило. И не потому, что оно выделялось среди других. Оно было довольно современное на вид, чем — то смахивающее на здания спецслужб на Лубянке. С ровной красноватой облицовкой и сдержанным декором.
Перед ним раскинулся дворик с кучей выстроенных в ряд полицейских карет. Судя по однообразному темному окрасу, это были именно служебные экипажи. Была и парочка не служебных, стоящих отдельно у самых ворот на въезд. Они — то и преградили нам путь дальше.
— Понаставили тут! — Рявкнула Глория, выпрыгивая из кареты.
— А вы чьих будете?! — Раздался голос у воротины, где объявился толстенький полицейский.
— Чьих?! — Возмутилась женщина и, поправив пояс со шпагой, продолжила горделиво: — Я уполномоченная ее величеством сыщик баронесса Глория Дульсинская из славного рода королевских воевод! А ты бездарь, новенький?
— Попрошу без оскорблений! — Возмутился усатенький мужчина. — Один уже такой ворвался. Вас тут, как мух на говно потянуло.
— Кто там еще?!
— Виктор какой-то, тоже ваш уполномоченный!
— Вот собака такая! — Прошипела Глория и поспешила ко входу.
Я неловко сошла со ступеньки, чуть ногу не подвернула на каблуке. Получив от полицейского недобро — подозрительный взгляд, посеменила за сыщиком. По дороге выловила еще несколько удивленных гримас со стороны полицейских, шествующих из здания. Такой неловкости, пребывая в деловой одежде, я еще не испытывала.
Несмотря на глубокую ночь в полицейском участке работа кипела. А точнее — внутри хаос и балаган. Холл перерастает в огромное помещение, где беспорядочно расставлена мебель, будто здесь собрались делать ремонт, но ничего еще не вынесли. Люди сидят на чем попало и занимаются непонятно чем. Гам стоит, как на вокзале. Да и ощущение это подкрепляется потолками как раз в три этажа. Люстр свисающих беспорядочно просто немерено, все на разных уровнях, где — то горит свет, где — то нет. Но в целом его хватает.
Встала на входе и рот разинула. Глории и след простыл, затерялась в бурной деятельности полицейского участка. Во всем этом балагане все же различила звук печатной механической машинки. О, неужели прогресс все же до этого дошел? Кажется, печатают очень медленно. И она в единственном экземпляре. Неужели осваивают экспериментальный образец? Было бы интересно взглянуть!
— Вы к кому, барышня? — Раздалось с ближайшего стола.
— Эм… — посмотрела на мужчину. Он на меня уже более внимательно.
— Иностранка? Если с жалобами, то с торца вход, где пристройка.
— Графиня Виноградова! — Окликнула Глория с другого конца зала. — Будь так любезна, тащи свою иностранную задницу сюда, и быстрее!
Я помчалась на зов, лавируя между столами, не редко запинаясь о мусорные корзины и стопки дел. Раздала извинения, но ничего так и не подняла.
Следователь встретила у входа в отдельный кабинет. Здесь, похоже, восседало начальство.
Войдя, я тут же приметила знакомое лицо с выпученными черными глазами и шляпой с высоким цилиндром. Сэр Виктор сидел в сторонке от основной толпы полицейских и задумчиво поглаживал усы, что были как у Мюнхгаузена.