— Никуда — согласилась я. Я уже знала, благодаря Салине, что рынок сельскохозяйственной продукции поделен жестко, чуть ли не указом его величества. Втиснуться туда с яйцами просто нереально. — А вот мяса и пуха-пера можно много продать. А лучше не просто мясо и перо продавать, а мясо коптить, а из пуха-пера перины, подушки и одеяла шить.
— Да кому… — возразила вторая моя помощница, но господин Гририх перебил, начавшийся спор.
— Про цыплят будем думать потом, когда они вылупятся. А сейчас надо решить с коровами. Что делаем? Закупаем еще коров или делим прибыль сейчас?
За увеличение коровьего стада проголосовали единогласно. И за новых колхозников тоже.
Я шла домой одна. Даже не стала дожидаться Салину, которая о чем-то шепталась с госпожой Гририх. Мне было немного обидно. Да что там… мне было страшно обидно, от такого пренебрежения к моим овощам и к моим инкубаторам. И думалось, что как-то быстро все забыли, именно я придумала, как варить сыр… и, вообще. Десять коров было куплено на мои деньги. На те, что дал мне его сиятельство.
— Малла, — Салина догнала меня очень быстро и схватила за руку, — что с тобой?
— Ничего, — буркнула я, вырываясь, — могла бы поддержать меня. Ты все же моя подруга.
— Обиделась? — удивилась соседка, — но, Малла, я же права. Как мы можем сейчас закупать бочонки, если еще неизвестно, что там у тебя растет? Нужны ли твои овощи купцам или нет? Но в остальном мы же тебя поддерживаем. Поле тебе выделили, и с яйцами этими носимся, ночами не спим. Хотя где это видано, чтобы цыплят без курицы высиживать. Кроме Глаи в это никто не верит. Прости, если я тебя обидела.
— Мои овощи намного вкуснее вашей гадкой цветочной каши, — вспылила я, — и цыплят у нас только так и выводят. Моя бабушка их по сто штук покупала, мы их растили, а осенью всех на мясо. И потом всю зиму ели. И подушки у нас нормальные были, и матрасы, и одеяла, и, вообще, — я уже не сдерживалась, — у вас здесь все убогое! Ненавижу вас всех! И Гвенар ваш ненавижу! Я домой хочу!
Я уже орала. Как никогда в жизни я хотела домой. К маме и папе, к Орландо, к своей любимой и такой легкой работе… да я даже по даче вдруг заскучала, по неспешному копошению на грядках, скорее для удовольствия, а не для того, чтобы выжить.
— Малла, — Салина стиснула меня так, что я не могла дышать, — Малла, прости. Прости. Ты так быстро ко всем привыкла… ну, нам так казалось, что мы совсем забыли, как тебе трудно. Малла, прости…
— Ничего ты не знаешь, — вырвалась я и проорала со слезами — вы все про меня ничего не знаете. И, вообще, как быстро все забыли, что за все, что сейчас есть вы меня должны благодарить! Меня! А ты меня даже не поддержала! Вы даже не хотите понять, насколько больше я видела и знаю! И как я могу помочь всем жить лучше. Вы даже не представляете, как я жила до того. Как попала сюда! И как здесь все убого!
Я упала прямо на траву возле чьего-то забора и разрыдалась, и никак не могла успокоиться. Салина пыталась меня утешить, но становилось только хуже. К нам подходили другие, собралась уже целая толпа, но мне было все равно. Я не могла остановиться.
— Тише, деточка, тише, — сквозь толпу протиснулась старая, почти как бабка Ланка, вдова, — тише, не нужно так плакать.
Она гладила меня по голове и причитала тихим голосом полным сочувствия и участия. От ее причитаний, мне становилось легче. Боль в душе теряла свою остроту, а слезы высыхали сами собой.
— Тише, деточка, — шептала она, а потом сунула мне в руки глиняную кружку, — на-ка, выпей, и тебя отпустит. Давай…
Я все еще всхлипывая послушно взяла кружку и глотнула. Горечь отвара обожгла язык, но тут же пропала, оставляя после себя сладкое послевкусие.
— Пей, деточка, пей. Что же ты так-то? Нельзя же себя до такого доводить, — незнакомка присела рядом, и продолжала гладить меня по спине, — нельзя тебе нервничать. Тебе сейчас покой нужен, деточка.
— Что? — переспросила я, — что вы сказали?
— Тише, успокойся, — бабка сжала мне руку, — знаю я про планы твои. Слышала. И огород твой смотрела. Хорошие у тебя травки, полезные. Много нового и интересного я там увидела, много такого, чего не должно быть в нашем мире. И что ты не из Хадоа знаю… не спрашивай откуда, все равно не скажу. И про тебя никому ничего не скажу. Только ты и сама молчи. Незачем пока людям знать… незачем…
Резко оборвав причитания непонятной и явно неоконченной фразой, она вырвала из моих рук пустую кружку, и неожиданно бодро вскочив, снова протиснулась сквозь толпу и мгновенно исчезла, словно и не было ее. А рядом со мной на корточки присела Салина:
— Малла, ты как? Тебе лучше?
— Салина, кто это?
— Это аррова ведьма… Она тебе что-то сказала? Не слушай ее, Малла. Заговорит она тебя, запутает. Сама в себе сомневаться начнешь, Забудь все, что она говорила. Нельзя словам ведьмы верить. Поняла?
— Поняла, — ответила я, думая о том, как смогла эта женщина догадаться о том, что я не из Хадоа… И зачем она просила молчать? Как будто бы не знает, что я при всем желании ничего сказать не смогу? Или она о чем-то другом? Вопросы сыпались в мою голову как горошины в корзину. Стукались об стенки и бегали, катались по кругу, без ответа.
— Малла, — Салина встряхнула меня за плечи, — Малла, посмотрит на меня, слышишь?
Я подняла взгляд на подругу, она испуганно всмотрелась в мое лицо, в глаза:
— Малла, перестань думать о том, что она сказала. Малла, это аррова ведьма. Ей нельзя верить. Ее нельзя слушать, а то пропадешь! Забудь все, что она говорила, они всегда запутывают людей. Нельзя их слушать, а то с ума сойдешь. Будешь метаться и мучится. Слышишь?
— Д-да, — я встряхнула головой, вытряхивая горошины из корзинки на землю. Вот уж правда, аррова ведьма. Я встала, оглянулась. Бабы все так же окружали нас плотным кружком, зубоскаля и переговариваясь полушепотом.
— Все, бабоньки, — через силу улыбнулась я, — расходитесь. Зрелищ не будет, я с ума сходить не собираюсь! Кошмар меня подери!
— Малла, — моя верная подруга стояла рядом, — прости меня. Я была не права. Просто все так… быстро… прости, а?
— Хорошо, — на душе было легко и спокойно. Интересной водичкой напоила меня бабка. И как она так вовремя здесь появилась? Да еще с кружкой отвара? И как она узнала, что я не из Хадоа?.. Кошмар меня подери! Я снова тряхнула головой. Вот аррова ведьма!
— Тебе надо поспать. Наваждение обычно спадает после сна. Пойдем ко мне, я тебе чай заварю. Успокоительный. Уснешь и забудешь слова ведьмы…
— Пойдем, — я зевнула. Кажется, чай Салины не понадобится, меня клонило в сон со страшной силой.
До своей кровати я добралась с закрытыми глазами и чуть ли не на четвереньках. И мгновенно заснула, едва коснувшись головой подушки. И снилась мне аррова ведьма. Она что-то шептала надо мной, ворожила и от ее рук тянулись толстые солнечные нити, окутывающие меня в сверкающий кокон. А потом появилась вторая. Уставшая, вся в пыли, словно она только что проехала много километров. И они уже вдвоем кружили вокруг меня, заматывая меня в ворох золотистых нитей так тщательно, словно хотели от кого-то спрятать. И невнятно что-то шептали, отчего я проваливалась в глубокий и черный омут сна.
Утром я необычайно свежая и отдохнувшая. Вчерашние обиды казались мелкими и незначительными. Конечно, мне не верят, они же просто еще не знают, какие у меня овощи растут на грядках. Да если вспомнить себя там, дома, то и салаты я ела неохотно, и редиска мне не особо нравилась. Если только в окрошке… окрошке… квас… Кошмар меня подери! Как же много можно сделать в этом мире!
Здесь был напиток вроде кваса из забродивших трав. И Салина им меня угощала, но мне не понравилось. Не вкусно. Сладости не хватает… вообще, отсутствие здесь сахара напрягало даже меня, хотя я никогда не любила сладкое, предпочитая бутерброд с колбасой. Интересно, а колбасу здесь делают? Это же тоже ого-го какой объем продаж можно поднять. И еще делать колбасу можно из курицы…
И, вообще, я по своему миру помню, что курица — самое дешевое мясо. Здесь кур на мясо не растили, слишком расточительно. Поэтому в суп курица попадала только незадолго до естественной смерти. И есть это мясо было невозможно. Так что ниша окорочков была абсолютно свободна. Жаль морозильников нет. Но если мы построим огромную коптильню и будем кур и колбасу сразу же коптить, то их можно будет по всему Гвенару продавать. Доставка здесь благодаря порталам быстрая.
Да, пока мои мечты поддерживает только Глая, но ведь и Салина с Рыской много лет тайком от всех остальных варили сыр. Варили и верили, что у них все получится. А нам с Глаей нужно всего лишь потерпеть еще неделю, пока не вылупятся цыплята.
Тогда нам поверят и остальные. А сейчас хорошо, что они помогают нам, пусть даже и сомневаясь в результате. Так что зря я вчера на Саилну обиделась. Она, конечно, не права, но и я тоже не бедная овечка. Надо было просто сказать, что подождите неделю, а потом решение принимать будете.
— Малла, — Салина махала мне со своего крыльца. Вот ведь… легка на помине, — ты как себя чувствуешь? Все хорошо? Ты так быстро уснула вчера… не иначе ведьме тебе подмешала то-то…
И тут я вспомнила. Как-то совсем вылетело у меня из головы кто и как вчера меня успокоил. И свой странный сон вспомнила.
— Все хорошо, Салина, — помахала я подруге в ответ, — может быть и подмешала, спала я как младенец!
Про ведьм, укутывающих меня в кокон из солнечных нитей, я решила умолчать. Зачем говорить, если я сама не уверена было это на самом деле, или все же это был сон. Необычайно яркий, правдоподобный, но все же сон.
— Это хорошо, — зевнула подруга, прикрывая рот ладошкой, — я за тебя эту ночь у Глаи отдежурила. Так что следующая — твоя.
Через три недели после начала инкубации из двух десятков яиц у нас вылупилось одиннадцать цыплят. Это был прорыв. Инкубатор перестал быть сказкой, а стал еще одной золотой жилой.
На очередном собрании колхозники единогласно приняли решение, что цыплятам быть. Да, с ними будет гораздо сложнее, чем с коровами, ведь сразу купить пару сотен хороших кур нереально, и родительское стадо придется формировать самим, но зато через год-два мы весь Гвенар завалим дешевой курятиной.
С этого дня у нас в колхозе не стало яиц. Каждые три дня мы собирали все снесенные яйца в ящик и отправляли в инкубатор — дом Глаи. Слово инкубатор мне так и не далось, поэтому с моей легкой руки прижилось название избушка на курьих ножках.
А потому что не надо, лопаясь от счастья, говорить, что у тебя дом теперь как большая курица, которая сидит на гнезде. Так что Глая сама виновата. И, вообще, пусть спасибо скажет, что я ее бабой Ягой не стала называть. Хотя так и просилось на язык это имя. Но тогда бы пришлось сказки рассказывать. А я кроме колобка вот так сходу ничего вспомнить не могла.
Людей катастрофически не хватало. Трех новеньких мы отправили к животноводам. Все же коровье стадо у нас увеличилось почти в три раза.
Но сейчас, чтобы караулить температуру в избушке на курьих ножках, одна моя помощница и двое из подчиненных Рыски ушли к Глае, она у нас стала главной в птицеводстве. И если мы могли справится меньшим количеством рук, то у Глаи при высиживании цыплят нужен был круглосуточный и ежеминутный контроль. Хорошо, что ее крошечного Дара хватало, чтобы создать лучшие условия для наших будущих цыплят.
Нану отрядили в помощь мне, а бабка Ланка пошла к Рыске. Но это не помогло. Работы стало невпроворот. Мы упахивались так, что валились с ног от усталости. Нам срочно нужны были люди. Но вдовушки, видя, как мы работаем, но все еще ничего не зарабатываем для себя не торопились вступать в колхоз. Даже несмотря на огромное даже для целой деревни стадо из тридцати пяти коров.
Коровник мы решили строить сразу на сто голов. Потому что твердые сыры на сычужном ферменте у нас получились отличные. И их мы только-только начали продавать по полтора грота за голову, которая весила два мешочка, то есть около двух килограмм. Но для этих сыров нужна была сыроварня с котлами. Готовить дома в горшках, как Яблочный его было неудобно. Сайке помогаи все животноводы, но этого было мало.
Предугадать наши доходы больше чем на месяц не брался никто. Но было ясно, что маленькими они не будут. Но за июнь, то есть Четвертый месяц, мы планировали продать сыров не меньше чем на шесть сотен грот. Здесь месяца, как и дни недели по номерам назывались. Только год начинался первого марта, а не первого января.
А еще через три недели у нас начнут вылупляться цыплята. Каждые три дня. В немыслимых для этого мира количествах. И их нужно будет держать пару дней в помещении, а потом выпускать на улицу в какой-нибудь загончик. В этом мире не было хищников, поэтому можно было не бояться, что цыплят кто-то перетаскает. Но чтобы они не разбежались, нужна хоть какая-нибудь загородка.
Кроме того, через недельку, с середины четвертого месяца нужно было думать о сборе урожая в моем огороде. Салаты уже отошли, но они не вызвали особо ажиотажа, потому что несмотря на необычный вкус, были вполне привычной едой. И сейчас грядки кустились переросшим салатом на семена.
Но уже наливалась под землей репа, хрустели огромные, но рыхлые кочаны июньской капусты, уже были готовы завалить нас плодами ранние сорта кабачков. Урожай у меня получился небывалый. Скорее всего это тоже проявление Дара, потому что я не помню, чтобы июньская капуста была такой неподъемной даже на вид. Кабачки, вообще пугали своими размерами. Пока только листьев и цветов. Но я немного опасалась за то, что получится.
Все растения под покровом моего Дара росли необычно крепкими, сильными и огромными. И мне было страшновато от того, что ждет нас в ближайшем будущем, когда все начнет созревать.
Здесь в Гвенаре кроме сушки других способов консервации не существовало. Нечего им по-другому консервировать. Потому цветы их равно на один раз готовятся, потом они превращаются в кисель. Мы с Салиной однажды кашу оставили на утро… ну, я настояла, очень уж жалко выкидывать было. Так на утро такая гадость получилась. Все свиньям скормили.
Так что я немного волновалась. Все же мариновать капусту придется без привычных специй, с цветами. Но я уже подобрала замену и перцу, и лавровому листу, закупила соль и пару горшков, чтобы было куда положить опытные образцы.
В этом году капусты немного, но если пойдет, то на следующий год можно будет мариновать в бочонках на пять горшков… ну, то есть литров на пятьдесят.
Весь день я работала, ночами думала о будущих заготовках, и для личной жизни совсем не было место в моей голове.
И вот в одно прекрасное утро я шла по дорожке в своем огороде и услышала кряхтение. Подумала было, что это бабка Ланка притащилась ко мне и сорняки полет. Мы ее уже не один раз ловили на таком. Очень уж деятельная бабуська, в каждой бочке затычка, несмотря на старость. Она еще взяла на себя миссию доносить до всех остальных вдовушек какие у нас успехи в хозяйстве. Что-то вроде агитбригады. Ходила вечером по домам и рассказывала, как хорошо в нашем колхозе жить.
Так вот… шла я себе по дорожке, слышу кряхтит кто-то. Ну, думаю, бабка, сейчас я тебя поймаю и господину Гририху сдам. Это же она мимо трудодней работает. А мы решили, что так у нас не принято будет, чтобы обид потом не было.
Крадусь я на цыпочках к капусте, с этой грядки звуки доносились, а там нет никого. А кряхтит, оказывается, капуста. Обалдеть можно. Я и не знала, что она так умеет.
Мне страшно даже стало… вдруг это другой мир повлиял, и теперь с этой капустой что-то не то?
— Салина, — крикнула я подругу, — иди сюда. Быстрее! Слышишь?
— Что слышу? — Салина присела на корточки рядом со мной…
— Кряхтит кто-то, — прошептала я.
— Кто? — тоже шепотом спросила подруга и схватила меня за руку, — пойдем еще баб позовем… а то вдруг чужой…
— Нет, не надо никого звать, — занервничала я. Еще не хватало, чтобы потом надо мной все соседки поетшались, — это капуста кряхтит. Вот прямо из нее, изнутри звук идет.