Личная драма последних лет царствования Людовика XIV состояла в том, что он пережил всех своих сыновей, внуков и большинство правнуков. К 1715 году единственным наследником престола по прямой линии оставался пятилетний герцог Анжуйский [22], младший правнук «короля-солнца». Не будучи уверен в его будущем, желая упрочить трон, за год до смерти Людовик XIV узаконил двух своих сыновей от связи с маркизой де Монтеспан — 44-летнего Луи-Огюста, графа Мэнского, и 36-летнего Луи-Александра, графа Тулузского. Вчерашние бастарды получили права наследования престола в случае пресечения прямой линии королевского дома. Они были также введены в Регентский совет, который возглавил герцог Филипп Орлеанский, племянник Людовика XIV.
Вольтер однажды заметил: «Надо признать, что у Людовика всегда была возвышенная душа, которая его подвигала на великие дела». Если с эпитетом «Великий» применительно к Людовику XIV согласны далеко не все историки, то семьдесят лет его царствования они единодушно называют веком Людовика XIV или даже Великим веком. «Королю-солнцу» не удалось утвердить политическую гегемонию Франции в Европе, но ему удалось большее — распространить на весь континент исключительное влияние французской культуры, переживавшей при нем невиданный подъем, который достигнет апогея в век Просвещения. На двести лет вперед французский язык, литература и искусство, французские нравы и моды станут образцом, которому будут подражать в Старом и Новом Свете.
Регент Филипп Орлеанский
По установившейся с середины XIV века традиции герцогство Орлеанское передавалось во владение младшим из королевских сыновей, получавших и соответствующий титул. В XVI веке этот титул до вступления на престол последовательно носили Генрих II, Карл IX и Генрих III. В 1626 году король Людовик XIII подарил Орлеанское герцогство своему брату Гастону, который серьезно скомпрометировал себя участием в многочисленных заговорах и мятежах против старшего брата и его первого министра кардинала Ришелье. Когда в 1660 году Гастон умер, не оставив мужского потомства, Людовик XIV передал титул герцога Орлеанского своему младшему брату Филиппу, ставшему родоначальником младшей ветви династии Бурбонов — Орлеанского дома.
Одержимый непомерным честолюбием, Филипп Орлеанский, носивший титулы «Единственный брат короля» и «Месье», тщетно домогался испанской короны после смерти в 1700 году бездетного Карла II. Однако Людовик XIV этому решительно воспротивился и посадил на мадридский престол своего внука Филиппа Анжуйского.
9 июня 1701 года 58-летний Филипп Орлеанский скоропостижно скончался от апоплексического удара, которому предшествовала ссора с королем. После этого титул перешел к его сыну Филиппу II Орлеанскому, которому будет суждено семь с половиной лет управлять Францией.
Будущий регент Франции родился 2 августа 1674 года в королевском замке Сен-Клу, ставшем с 1658 года резиденцией его отца. При рождении племянник короля получил почетное именование «Внук Франции» и титул герцога Шартрского. Матерью малыша была 22-летняя Елизавета-Шарлотта Баварская, принцесса Пфальцская — вторая супруга Филиппа Орлеанского. Его первой женой была Генриетта Английская. Она родила мужу четверых детей, двое из которых, в том числе единственный сын, умерли в младенчестве.
Месье был известен своими гомосексуальными предпочтениями, но не забывал и о своем долге перед Орлеанским домом. Во втором браке у него родились трое детей. Старший сын умер в возрасте трех лет, и единственным наследником по мужской линии стал Филипп, герцог Шартрский. В 1676 году в семье Месье родилась дочь — Елизавета-Шарлотта Орлеанская, которая в 1698 году станет супругой Леопольда I, владетельного герцога Лотарингского и Барского.
Сочтя, что он сполна исполнил долг перед семьей, Месье целиком погрузился в страстный роман с шевалье де Лорреном, переложив на жену ответственность за воспитание наследника, который стал смыслом жизни для бедной Лизелотт, как называли в узком кругу герцогиню Орлеанскую. Она окружила сына трогательной заботой, посвящая ему все свое время.
В шесть лет Филипп перешел из рук окружавших его бонн и гувернанток в попечение гувернеров. За пять лет у него сменились три воспитателя с герцогскими титулами — де Навай, д’Эстрад и де Ла Вьевиль, которые, словно сговорившись, умирали один за другим. Непосредственно же воспитанием мальчика занимались два человека — почтенный ученый муж де Сен-Лоран и тридцатилетний сын аптекаря Гийом Дюбуа, сумевший получить хорошее образование. В будущем он достигнет вершин власти — станет кардиналом и даже первым министром.
Характер юного герцога формировался под влиянием как врожденных особенностей, так и прочно усвоенных уроков наставников. С детства ему были свойственны храбрость, трудолюбие, доброжелательность, великодушие, терпимость и терпеливость. От природы он был наделен редкой памятью, которую в дальнейшем постоянно укреплял и расширял. Никто лучше него при версальском дворе не разбирался в сложных генеалогических переплетениях знатных фамилий, что вызывало уважение у самого «короля-солнца».
В вопросах веры Филипп придерживался широких взглядов и никогда не был замечен в ханжестве. По-видимому, здесь сыграли свою роль присущие ему рационализм и скептицизм, считавшиеся природными качествами истинных французов. Из изучаемых предметов герцог Шартрский отдавал предпочтение точным и естественным наукам — математике и химии, но одновременно он любил историю, особенно военную, а также философию, географию и рисование. Еще в юности герцог в совершенстве овладел мастерством художника-гравера. Позднее, уже став регентом, он самостоятельно подготовит иллюстрации к переизданию греческого романа античных времен «Дафнис и Хлоя». Кстати, моделью Хлои станет герцогиня Беррийская, его старшая дочь, позировавшая отцу-художнику полностью обнаженной.
Другим его увлечением была музыка. Он даже пытался ее сочинять: в соавторстве с композитором Шарлем-Юбером Жерве были написаны две оперы на античные сюжеты.
Удивительно, но при этом Филипп был совершенно равнодушен к танцам, которым обучался по принуждению, что отличало его от большинства сверстников из среды «золотой» версальской молодежи. Несмотря на все старания отца и дяди-короля, обожавших охоту, юный Филипп Шартрский по каким-то причинам не полюбил и это всегда считавшееся истинно королевским занятие.
В четырнадцать лет, видимо, по воле одного из родителей, Филипп получил практические уроки сексуального образования. Его наставницей в этом деликатном деле стала пятидесятилетняя (!) графиня из окружения герцогини Орлеанской.
К концу 1680-х годов пятнадцатилетний Филипп Шартрский считался шестым по очередности кандидатом на наследование французского престола. Запас прочности старшей линии Бурбонов казался более чем внушительным. Тем не менее Людовик XIV, не желая усиливать младшую Орлеанскую ветвь династии, озаботился устройством подходящего брака для своего племянника. Обстановка войны, в которой Франция в то время оказалась перед лицом чуть ли не всей Европы, затрудняла поиски достойной невесты среди царствующих европейских домов. Для «короля-солнца» данное обстоятельство послужило удобным предлогом, чтобы предложить в невесты герцогу Шартрскому свою дочь от внебрачной связи с замужней маркизой де Монтеспан. К тому времени он уже узаконил пятнадцатилетнюю мадемуазель де Блуа, которая стала именоваться Франсуаз-Мари де Бурбон.
Когда король посвятил в этот план герцога Орлеанского и его супругу, те испытали глубокий шок, сочтя подобный брак не только скандальным, но и унизительным для сына и всего Орлеанского дома. Но Людовик XIV был непреклонен в своем решении. Он пригласил к себе семнадцатилетнего племянника и сообщил опешившему «жениху», что в знак особого к нему расположения он отдает ему в жены свою дочь Франсуаз-Мари. Смущенный юноша невнятно пробормотал что-то вроде благодарности, и вопрос был решен. Когда Филипп явился к матери и сообщил о согласии, данном им королю, герцогиня Орлеанская отвесила любимому сыну пощечину. Так, во всяком случае, утверждал знаменитый мемуарист Луи де Сен-Симон, друг Филиппа.
Воля короля была исполнена 18 февраля 1692 года, когда состоялось бракосочетание молодых. Но, разумеется, заключенный таким образом брак имел мало шансов на счастливое будущее, хотя в нем и родились восемь детей — семь девочек и один мальчик, продолжатель Орлеанской ветви династии Бурбонов. Выполняя свой не столько супружеский, сколько династический долг, Филипп так и не проникся чувствами к супруге, которую в кругу друзей называл не иначе, как «мадам Люцифер». Он открыто вел рассеянный, как тогда говорили, образ жизни и имел множество внебрачных детей, из которых троих признал официально.
Неожиданной женитьбе герцога Шартрского предшествовало начало его военной карьеры в рядах действующей во Фландрии королевской армии. Очень скоро Филипп проявил себя как храбрый, способный и энергичный офицер. Его доброжелательность снискала ему уважение товарищей и любовь солдат. Вырвавшись из душной придворной среды, юный герцог впервые окунулся в настоящую жизнь, свободную от дворцовых условностей и строгого этикета, где в откровенных разговорах можно было услышать резкие высказывания не только по адресу королевских министров, но и всемогущей фаворитки мадам де Ментенон.
Свое первое боевое крещение Филипп Орлеанский получил в августе 1692 года под Стейнкерком, где командовал отрядом. По окончании кровопролитной схватки он приказал солдатам подобрать всех раненых — своих и противника, оказать им первую медицинскую помощь и поместить в лазарет. Все сопутствующие расходы на лечение раненых герцог взял на себя, что было тогда не принято. Его поведение было отмечено маршалом Люксембургским. В письме королю он писал: «У его высочества герцога Шартрского доброе сердце». А мать Филиппа, герцогиня Орлеанская, с удовлетворением сообщала сыну из Парижа: «Здесь все — от короля до базарных торговок — говорят о Вас».
В кампании 1693 года герцог Шартрский подтвердил свою храбрость и качества умелого командира в сражениях под Монсом и Неервиндене, где французы разбили англо-голландскую армию Вильгельма Оранского. Тогда же он впервые позволил себе выступить с критикой общего плана военных действий, который показался ему недостаточно продуманным. Сформулированные им предложения были поддержаны королем и успешно реализованы в деле. Придворные льстецы наперебой хвалили молодого герцога Шартрского, и это вызывало зависть у других принцев крови, ничем себя не проявивших.
После заключения Рисвикского мирного договора 23-летний герцог Шартрский надеялся на получение какого-либо командного поста в армии или губернаторства в одной из провинций. Однако совершенно неожиданно он оказался не у дел. По каким-то причинам король охладел к племяннику. Возможно, ему донесли о недовольстве принца незаслуженным, на его взгляд, возвышением бастардов, сыновей маркизы де Монтеспан, — герцога Мэнского и графа Тулузского. Нельзя исключать и неосторожных критических высказываний Филиппа Шартрского в отношении политики «короля-солнца». Так или иначе, но на несколько лет он оказался в опале, что обострило отношения его отца, герцога Орлеанского, со старшим братом-королем.
Людовик XIV востребовал Филиппа лишь в 1701 году. Неожиданное снятие опалы было связано с двумя событиями — внезапной смертью герцога Орлеанского и началом войны за Испанское наследство, когда Франция оказалась перед лицом чуть ли не всей враждебной Европы.
После смерти отца Филипп Шартрский унаследовал его титул и стал именоваться герцогом Орлеанским. Король заверил его, что отныне будет относиться к нему как к сыну. Одновременно он предложил ему вернуться в армию, которой предстояли большие дела. Филипп II Орлеанский принял назначение и попросил короля разрешить ему взять с собой в качестве секретаря Гийома Дюбуа, своего бывшего наставника. Однако Людовик XIV неожиданно отказал в этой просьбе. Он не любил Дюбуа, считая этого парвеню чересчур амбициозным. К тому же король подозревал Дюбуа в политической нелояльности по отношению к себе и своей политике. Такой человек мог, по мнению короля, влиять на его племянника в неправильном направлении.
В армии герцог Орлеанский долгое время оставался в тени. Проявить себя он смог лишь в сентябре 1706 году, в сражении под Турином, где французы потерпели поражение от австрийцев во главе с принцем Евгением Савойским и вынуждены были в беспорядке отступить. И только Филиппу Орлеанскому удалось организованно вывести свою колонну, не потеряв ни знамен, ни вооружения.
В марте 1707 года король доверил герцогу Орлеанскому командование армией, действовавшей в Испании на стороне Филиппа V, своего внука. Герцогу удалось взять Сарагосу (Арагон) и Лериду (Каталония), а год спустя, после продолжительной осады, добиться капитуляции Тортосы. Эти победы стали единственными в то время успехами Франции в войне за Испанское наследство. На других фронтах — в Италии, Нидерландах и Рейнской области — французские войска терпели поражения. Вернувшийся во Францию Филипп Орлеанский был тепло принят королем.
Возвышение герцога вызвало всплеск зависти у его недоброжелателей в ближайшем окружении короля. Сначала поползли слухи о претензиях Филиппа на испанский престол, но Людовик XIV не поверил в их достоверность, тем более что герцог вернулся в Париж, а не остался в Испании, где имел в своем распоряжении боеспособную армию.
Когда в 1711 году без видимых причин в возрасте пятидесяти лет умер Великий Дофин, а год спустя и внук, герцог Бургундский, враги Филиппа Орлеанского стали намекать на то, будто эти две смерти не случайны — дескать, они могли быть делом рук герцога, имевшего у себя в Пале-Рояле личную химическую лабораторию. О давнем увлечении Филиппа химией и алхимией было широко известно при дворе.
На этот раз Людовик XIV был склонен поверить злонамеренным слухам, но проведенное тайное расследование не установило причастности герцога к смерти сына и внука. Тем не менее «король-солнце», сознавая, что его жизнь не бесконечна, посчитал нужным гарантировать права малолетнего дофина герцога Анжуйского, своего правнука. К этому его подтолкнула неожиданная смерть герцога Беррийского, последнего из внуков, который неудачно упал с лошади и 4 мая 1714 года умер от полученных травм. Король поспешил учредить Регентский совет. Введенные в его состав узаконенные бастарды герцог Мэнский и граф Тулузский, получившие право на престол в случае пресечения прямой мужской линии Бурбонов, должны были уравновесить влияние герцога Орлеанского, назначенного в качестве старшего члена поредевшей королевской семьи главой Регентского совета.
В душе Людовик XIV предпочел бы видеть регентом своего внука, короля Испании Филиппа V, но условия Утрехтского и Раштадтского мирных договоров, положивших конец войне за Испанское наследство, исключали такую возможность. Никто в Европе не остался бы равнодушным к любой попытке в той или иной форме объединить короны Франции и Испании, и «король-солнце» не стал рисковать.
Дальнейший ход событий показал, что Людовик XIV не напрасно спешил с устройством столь важного для династии и Франции дела. 9 августа 1715 года в результате падения с лошади король получил травму левой ноги, следствием чего стало стремительное развитие гангрены. Понимая свою обреченность, он торопился сделать последние распоряжения. В эти дни угасавший «король-солнце» несколько раз вызывал к себе герцога Орлеанского. Их последняя встреча произошла 25 августа, в день св. Людовика, небесного покровителя короля.
«Вы не найдете в моем завещании ничего, что могло бы вызвать ваше неудовольствие, — сказал умиравший Людовик. — Поручаю вам дофина, служите ему так же верно, как вы служили мне. Помогите ему сохранить королевство…
Я знаю ваше доброе сердце, вашу мудрость, ваше мужество и широту вашего ума. Я нисколько не сомневаюсь в вашей способности дать дофину должное воспитание и образование, как и в том, что вы сделаете все для облегчения участи народов моего королевства… Очень скоро вы увидите одного короля в могиле, а другого — в детской кроватке. Не забывайте о первом и охраняйте интересы второго», — завершил свое напутствие Людовик XIV. «Сир, — ответил взволнованный Филипп, — умоляю Ваше Величество верить, что я предельно скрупулезно исполню все, что вы мне поручили».