Разум Ника затуманился жаждой крови.
Он перешёл от чего-то абстрактного к чему-то примитивному… болезненному, немедленному, шокирующе примитивному… больному, животному желанию, которое он даже не пытался сдержать.
Теперь он охотился.
Его член ещё больше затвердел от этой мысли.
Удерживая видящего, он снова стал покусывать его, оставляя следы на груди, плечах, руках, животе, скользя вниз, чтобы пометить ноги, ступни, а затем поднимаясь обратно вверх, чтобы ещё немного пометить грудь, ребра, руки.
— Бл*дь, — закричал Джем, наполовину сопротивляясь ему, но Ник уже полностью придавил его под собой. — Бл*дь… gaos… Ник…
Ник навалился всем своим весом, прижимая его к кровати.
Как только Джем затих, как только Ник почувствовал, что он подчиняется, Ник опять начал покусывать его, задевая зубами, царапая кожу. Он издал непроизвольный стон, который перешёл в рычание, когда видящий закричал, снова пытаясь освободиться.
— Ты хочешь, чтобы я остановился? — сказал Ник, сделав паузу.
На этот раз его голос прозвучал бархатисто, низко, как у животного, ласково.
— Нет, — Джем выдохнул это слово без колебаний, качая головой. — Боги… нет. Позволь мне прикоснуться к тебе. Дай мне, бл*дь, прикоснуться к тебе…
Ник не обратил на это внимания.
Он поцеловал его и легонько укусил, даже когда снова принялся трахать.
Он ещё не вполне его чувствовал…
Он не мог полностью почувствовать его…
Застонав, он резко вдолбился в него, снова покусывая и посасывая язык Даледжема. Видящий потянулся за его ртом и раздражённо вскрикнул, когда Ник отстранился.
Даледжем уже вспотел.
Глаза видящего остекленели, наполовину ослепнув от желания и неудовлетворения.
Ник смотрел на него в таком состоянии, со следами от зубов, и чувствовал, как его член становится ещё твёрже, растёт внутри него. Он оставил на нём ещё больше следов, наблюдая за реакцией видящего, чувствуя, как Джем теряет контроль, отмечая, как эти зелёные глаза закрываются, а затем закатываются.
Ник знал, что он вот-вот кончит, но и этого пока делать не собирался.
Он совершенно точно, бл*дь, не собирался позволять Джему кончить.
Возможно, он не позволит видящему кончить ещё несколько часов.
При этой мысли он снова застонал.
Его самообладание ускользнуло от него в те же самые секунды.
Он опустил свой рот…
Он едва поцеловал его кожу…
…и вонзил свои клыки в горло видящего.
На этот раз он не укусил его вполсилы. Это не был нежный укус, или лизание, или проба на вкус, или даже более жёсткая отметина, которые он допускал в прелюдии. Он укусил долго и сильно, позволяя своим клыкам скользить по мышцам и плоти, сжимая его с собственническим чувством, которое заставляло его член болеть, которое почти заставило его кончить прямо здесь.
Он сделал свой первый большой глоток, и всё его тело сделалось жидким, растворяясь в видящем. Он впрыскивал яд, пока пил, уже наполовину обезумев от желания, когда он позволил себе почувствовать его.
— Gaos, — Джем выдохнул это слово, извиваясь и пытаясь высвободить руки. — Gaos…
Ник услышал, как видящий произнёс ещё несколько слов.
Он слышал, как видящий разговаривает с ним.
Он снова осознал, что уже некоторое время слышал, как Джем разговаривает с ним.
Он кусал и царапал его своими клыками, слушая его реакцию.
Тем не менее, какая-то часть его была потеряна, уже наполовину войдя в транс.
Он так затерялся в этом… Боже, его пугало то, как сильно он уже затерялся.
Джем был прав.
Сейчас всё было по-другому.
С ним всё было по-другому… у них всё было по-другому.
Это совсем не так, как с Солоником, с Дорианом, с его первыми любовниками-вампирами в Париже. Это совсем не похоже на то, что было с Бриком.
…с Мириам.
Эта мысль заставила его вздрогнуть, запнуться.
Но сейчас всё было совсем не так.
Всё совсем не так.
Он чувствовал разницу, даже если не мог понять её смысла.
Он чувствовал, как эта разница ужасает его.
В то же время какая-то его часть слишком хорошо понимала эту разницу.
Он чувствовал ту часть себя, которая точно знала, что это значит, и чего он хочет. Эта часть его души знала об этом уже несколько месяцев, а может быть, и дольше… может быть, ещё до всего этого, может быть, ещё тогда, когда он был человеком. Эта его часть уже принадлежала видящему. Видящий уже принадлежал ему.
Он вспомнил Джема в пещере… на том острове.
Он так боялся, что видящий может умереть. Он боялся, что эти доисторические культисты убьют его, забьют до смерти, думая, что он демон. Ник пытался защитить его. Он делал всё, что мог, чтобы защитить его, даже не зная почему.
Он говорил себе, что это чувство вины.
Это было не чувство вины.
Джем извивался под ним, задыхаясь.
— Боги… Ник. Ник. Я… Боги. Остановись. Остановись на минутку. Пожалуйста. Пожалуйста.
Ник разжал клыки и поднял голову.
Он поцеловал покрыл поцелуями лицо видящего, слушая, как тот тяжело дышит, как бьётся его сердце под рёбрами. Он поцеловал видящего в губы, и видящий растаял рядом с ним, пытаться быть ближе к нему; его тело и кровь тянулись к нему, борясь с ним ещё ближе, умоляя его…
«Боги. Почему ты так целуешься… почему именно так. Клянусь богами, эти отношения, они могут убить меня… они могут реально убить меня. В этот раз это может по-настоящему убить меня. Gaos, если ты бросишь меня… если ты бросишь меня, Ник…»
Ник слушал видящего, пока Джем продолжал говорить с ним.
Он прислушивался к своим мыслям, к шёпоту слов, пробивающемуся сквозь кровь.
Он задавался вопросом, знает ли вообще Джем, что он говорит с ним, чувствует ли видящий связь между ними, или она всё ещё слишком чужда ему, слишком отличается от связей с его собственным видом. Эта мысль вызвала у Ника жгучую ярость собственника, смешанную с его охотничьими инстинктами, его желанием.
Все три чувства врезались в него с такой силой, что он невольно застонал.
Эта часть его хотела не просто взять его… а взять его.
Эта часть хотела владеть Джемом, оставить на нём свой след навсегда.
Эта часть не собиралась делиться им.
Он не собирался делить его ни с кем.
Он не собирался делить его с другими грёбаными видящими.
Он изо всех сил старался не думать об этом, потому что это пугало его. Он изо всех сил старался не думать ни о чём из того, что говорил ему Джем, потому что это тоже пугало его. Он трахал его, и через некоторое время он снова стал пить, сдерживая свой оргазм той малой силой воли, которая у него осталась.
Когда Джем заизвивался, он крепче сжал его, приказывая оставаться на месте.
Он крепко прижал его к себе, впрыскивая ещё больше яда.
Он пил всё больше и больше, даже когда начал ощущать присутствие Джема — присутствие видящего становилось всё более и более осязаемым, настолько интенсивным и осязаемым, что ему пришлось бороться, чтобы не вколоть ему яд снова… и снова, и снова. Ник почувствовал присутствие Джема, и всё его тело стало жидким, хотя его присутствие всё глубже проникало в кровь.
Он шептал ему там, заявляя на него права.
«Ты мой, — сказал ему Ник. — Чёрт возьми… ты мой. Ты никуда не уйдёшь. Ты не бросишь меня, бл*дь. И ты больше не будешь мне так угрожать. Этот мудак и его жена не владеют тобой. Я владею тобой. Я, чёрт побери. Ты принадлежишь мне…»
— Gaos, — Джем слабо простонал это слово, вцепившись ему в волосы. — Gaos…
Ник почти не слышал его.
Закрывая свой разум, закрывая глаза… он наконец отпустил.
Он отпустил всё это.
Глава 23
Чёрные волны
Подняв голову, я первым делом увидела копну чёрных волос.
Она на мгновение размылась, тень окрасила заднюю часть тёмно-бежевым и жёлтым оттенками, смешанными с синим, золотым и розовым.
Тёплый ветерок обдувал мою кожу.
Он пах цветами… солью.
Наступал рассвет.
Я поморгала до тех пор, пока мои глаза полностью не сфокусировались, вглядывалась в этот растущий свет, понимая, что слышу шум океанских волн.
Я слышала птиц над головой и на пляже.
Я находилась на улице.
Я была не в больнице, как мне помнилось.
Я находилась снаружи, на открытом воздухе.
По какой-то причине это осознание принесло ошеломляющее чувство облегчения.
Мои руки и пальцы уже тянулись к нему, зная, что это он принёс меня сюда, зная, что это он свернулся рядом со мной на втором тёмно-синем шезлонге, который он, должно быть, подтащил по песку так, чтобы тот прислонялся к моему шезлонгу.
Это его тепло я ощущала, его дыхание, его медленно бьющееся сердце. Я знала, что он, должно быть, принёс меня сюда только для того, чтобы заснуть рядом со мной, положив голову мне на колени рядом с одной из своих смуглых рук, которая тоже обвилась вокруг меня.
Я заметила, что он каждой своей частью тела умудрялся не наклоняться, не сжимать, не сгибать и даже не задевать ту часть меня, которая была перевязана, заклеена, зашита или пострадала каким-либо другим образом.
Странно, но я чувствовала себя почти до абсурда лучше.
Даже мои перебинтованные рёбра, которые болели больше, чем любая другая часть меня — за исключением, может быть, зашитого пореза на верхней части груди, который неприятно горел на солёном воздухе — чувствовали себя намного лучше, чем я помнила до того, как заснуть.
Я на мгновение задумалась, уж не вколол ли мне кто-нибудь полный шприц обезболивающего.
Я смутно помнила, как уходила с ним из больницы.
Я помнила это… почти.
Я была практически не в себе.
Тем не менее, какая-то часть меня находила слегка странным, и в сухом, неуловимом смысле почти забавным тот факт, что пребывание здесь меня совсем не беспокоило. Я совершенно расслабленно лежала на шезлонге — вокруг ни охраны, ни оружия в пределах видимости — даже после того, что случилось со мной, когда я в последний раз была на пляже.
Была ли я глупа?
С другой стороны, Блэк со мной.
Я всегда чувствовала себя в безопасности, когда Блэк был со мной.
Я больше удивлялась, что Блэк позволил себе задремать, учитывая все обстоятельства.
С другой стороны, зная его, он имел по меньшей мере двенадцать видящих, наблюдающих за нами из Барьера и готовых разбудить его при малейшем намёке на то, что к нам может приближаться какая-то неизвестная опасность.
Эта мысль позволила мне снова расслабиться.
Блэк также наверняка вооружён.
Вероятно, у него имелся по крайней мере один пистолет, лежащий в сумке под шезлонгом.
Скорее всего, у него было три или четыре пистолета… плюс ещё гранаты.
Что бы он ни сделал, чтобы обеспечить наш маленький сон здесь, на частном пляже перед курортом «Блю Сейл», я ощущала иррациональное чувство безопасности. Может быть, дело просто в знании, что он здесь, со мной, и что он бы позаботился обо всех рисках, так что мне не пришлось бы и просить.
Может быть, дело в том необъяснимом чувстве безопасности, которое возникало у меня всякий раз, когда он был рядом, даже когда это не имело никакого смысла.
То есть, нельзя сказать, что у Блэка был иммунитет к опасностям на протяжении тех лет, что я его знаю.
Он попадал в тюрьму… множество раз… подвергался пыткам, нападению, избиению, в него стреляли, ранили ножом, насиловали, шантажировали, надевали ошейник.
Я вздрогнула, крепче стискивая его волосы пальцами.
Я почувствовала, что какая-то параноидальная часть меня пытается отговорить себя от этого чувства безопасности. Эта часть побуждала меня побеспокоиться о нём, если я не могла беспокоиться о себе. Она заставляла меня помнить, что если я была мишенью, то Блэк оказывался на линии огня, раз он со мной.
Однако я не могла долго поддерживать эту паранойю.
Здесь было слишком хорошо.
Я откинулась на спинку шезлонга, светом рассматривая свои раны, пока лежала там, глядя на быстро светлеющее небо, на бамбуковые факелы, тихо горящие над нами, на тёмно-красный зонтик, защищающий нас от солнца, которое ещё не полностью взошло. Я слушала, как щебечут и суетятся птицы на самом большом из ближайших баньяновых деревьев с широко расползшимися щупальцевидными корнями.
Я закрыла глаза и вдыхала солёный воздух с ароматом цветов и запахом песка, слушая, как волны разбиваются о почти нетронутый пляж, до сих пор лишённый людей.
Я могла бы остаться здесь…
Ну, надолго.
Я снова погрузилась в комфорт понимания, что он здесь, со мной. Я подумала о том, что какая-то часть меня знала об его присутствии ещё до того, как я вспомнила, кто я, и тем более, где я находилась, или что случилось со мной накануне.
Теперь мне хотелось его разбудить.
Несмотря на все эти бинты, порезы и сломанные ребра, я хотела, чтобы он проснулся.
Прошло так много времени с тех пор, как мы были вместе, чёрт подери.
Мой свет начинал болеть от одной лишь мысли об этом.
У меня болели пальцы, язык, руки, кожа.
Мои пальцы ещё глубже зарылись в его волосы…
На этот раз он вздрогнул.
Я тут же почувствовала себя виноватой, поняв, что разбудила его.
Я хотела, чтобы он проснулся, и вот теперь я разбудила его.
Мне следовало бы помнить, как чутко он спал.
— Всё в порядке, док, — опустив голову, он забормотал, уткнувшись лицом в свою руку. — Я планирую проспать здесь весь день. Возможно, тебе придётся просто скатить меня на песок, когда ты захочешь встать. Оставь меня крабам, песчаным жукам и чайкам. Только помажь меня солнцезащитным кремом или поставь надо мной зонтик… иначе я буду хныкать.
Я усмехнулась, проводя пальцами по его волосам.
Выдохнув в меня, он крепче обхватил руками мою спину и бок, всё ещё стараясь держать руку ниже моих повреждённых рёбер и выше пореза на бедре.
— …Я ожидаю, что ты защитишь меня, док, — пробормотал он, выдыхая. — Если кто-то придёт и захочет показать нам мёртвые тела, ты должна будешь отгонять их палкой. Или, может быть, мечом, если я смогу заставить Ковбоя отправить нам его авиапочтой…
Я снова усмехнулась и покачала головой.
— Значит, мы всё равно наслаждаемся гавайским пляжем? — протянула я, продолжая поглаживать и расчёсывать пальцами его волосы, отмечая, что они уже покрылись песком. — Чёрт возьми, какой же ты упрямый.
— Упрямый? — пробормотал он себе в руку.
— Ага, — сказала я. — Я-то думала, что к этому моменту уже буду в самолёте до Таиланда. Вместо этого ты принёс меня сюда, на пляж… даже после вчерашнего. Мы всё ещё на том же курорте. Не притворяйся, что ты просто «усилил охрану», хотя я на сто процентов уверена, что ты это сделал. Так ты, чёрт возьми, настаиваешь на своём отпуске. Даже когда люди ежедневно пытаются нас убить.
— Назови хоть одно место, где этого не случается, док, — пробормотал он, всё ещё не поднимая головы. — Сделай это… и я дам тебе миллион долларов.
— Твой миллион долларов и так наполовину принадлежит мне, — напомнила я ему. — Калифорнийские законы. С тем свидетельством о заключении брака ты отписал мне половину своего состояния.
— Только на бумаге, док, — сказал он, по-прежнему не поднимая головы. — Только на бумаге.
Я нахмурилась, разрываясь между весельем и недоумением.
Только на бумаге?
И что это должно значить?
— Тебе стоило заключить брачный контракт, — пожурила я его. — Как нормальному богатому человеку. Как бы то ни было, я возьму плату в виде массажа спины. И в других разнообразных… услугах. Но отдавать свои миллионы на данный момент уже излишне, Квентин.
— Миллиарды, — пробормотал он. — По крайней мере, так мне говорят мои бухгалтеры.
— Ну да, конечно. А давно ты спрашивал? Половина населения видящих этого мира живёт на твоей территории. Не говоря уже о том, кто из них состоит у тебя в штате… и ест в твоей бесплатной столовой для видящих в «Гнезде Раптора».