Но на следующий день она не звонит. Я, как ни странно, даже рада. Посвящаю выходные женским приятностям — шоппингу, кино, книгам, снова восстанавливая спокойствие в душе. Которое даже два букета пошатнуть не могут.
Первый и не должен — отец присылает мне роскошные розы и два билета в театр, удивительно точно попадая в мой вкус.
Второй букет — нескромных размеров и без записки. Она и не нужна. Фиолетовые орхидеи, да еще и в таком количестве, может подарить только один человек. И я бы отправила их в мусорное ведро, но становится действительно жалко невероятной красоты в обрамлении зелени и прихотливо изогнутой черной вазы — цветы-то в чем виноваты?
А вот отсутствие цветов от Дениса не то что напрягает, но удивляет немного. Он не из тех, кто заваливает меня подарками, потому я жду хотя бы обязательных — на Новый Год, день рождения, Восьмое марта. Ведь для этого жеста в современном мире нужна всего лишь карточка и пара минут времени.
Но до моего парня это доходит, похоже, только по возвращению из командировки. Потому что когда я захожу вечером после работы домой, виновато разводит руками.
— Я забыл, представляешь? — кивает на заросли, для которых я освободила журнальный столик.
Забыл поздравить свою девушку или про праздник, про который забыть-то невозможно из-за массового ажиотажа? Даже не знаю, что лучше… Например, достать жестом фокусника какой-нибудь подарок?
Но и это мне не грозит. Денис подмигивает лишь:
— Я исправлюсь. В пятницу обязательно свожу в ресторан.
А я ловлю себя на несколько брезгливом недоумении. И продолжаю молчать.
— Как хорошо все-таки дома! — Денис целует меня, ерошит волосы. — Что у нас из еды сегодня?
— Овощное рагу. Могу эскалопы пожарить…
— Давай, — блаженно вытягивается на диване.
Я переодеваюсь и отправляюсь на кухню, параллельно закидывая в стирку его грязные вещи — джинсы, толстовки и свитер. А потом осматриваюсь:
— Денис, а где твои грязные рубашки?
— А я в химчистку сдал, вместе с костюмом.
— Да? Ну хорошо, — я несколько удивлена, но это и к лучшему. Глажка не входит в число моих любимых занятий, а рубашки Денис любит наглаженные почти до хруста.
Накрываю на стол и даже свечи расставляю — все-таки мы не виделись несколько дней, а мое откуда-то взявшееся дурное настроение стоит подавить еще в зародыше. И рассказываю про свои выходные, а потом начинаю расспрашивать про его дела.
— Ой, да вымотали нас там, — машет рукой Денис, — то одно им не так, то другой пункт не устраивает. С утра до ночи бились над этими пунктами, нас еще и задобрить пытались — по кабакам таскали, спаивали.
— Но вы отстояли свои позиции? — смеюсь.
— Нас голыми руками не возьмешь! — он изображает ножом и вилкой жестокую битву, а я чувствую, что меня отпускает.
Мой милый и надежный Денис. А мне не следует раздражаться из-за всякой ерунды — ну кто не без недостатков?
Мы укладываемся в кровать и самозабвенно тискаемся под одеялом, и я засыпаю действительно довольной.
И следующую неделю улыбка не сходит с моего лица.
— Красавица, — не менее доволен мой отец. Верная своей задумке, я снова звоню ему сама и предлагаю поужинать в четверг, так что мы встречаемся в ресторане. — Москва тебе идет и новое платье тоже.
Смеюсь и качаю головой:
— Это гены.
Но мое замечание неожиданно стирает довольство с его лица.
— Точно не мои, — вздыхает папа. — Ты вылитая мать, когда я с ней познакомился. Устоять не мог ведь — улыбчивая, яркая, звенящая такая была, все вокруг головы сворачивали… Лучше бы не я свернул, а кто другой.
— Пап…
— Да что там, думаешь я не знаю, как ты к этому относишься? Или сам по другому отношусь? Мудаком я был, Майя, надеюсь хотя бы не остался.
Он мнется.
Чувствую, хочет поговорить об этом, но от меня знака ждет. Я ведь сильно в душу родителям старалась не лезть — что они мне рассказывали, тем и довольствовалась. Может боялась узнать что-то совсем печальное, может не готова была, к правде-то…
— Почему вы… расстались? — спрашиваю.
— Испугался я, — вздыхает. — Я тогда только-только на ноги становился, то там, то сям крутился — легкие деньги появились, дружки, мотоциклы, девчонки… И Оля вдруг — такая светлая, влюбленная. Думал побудем с ней недолго и разбежимся, как и со всеми. Да какой там — сам отлепиться от нее не мог. Но потом представил, идиот малолетний, что все будет как у всех — свадьба, одна постоянная женщина, ипотека и работа на заводе каком-то — так сразу в штаны навалил. И Оля еще с беременностью своей неожиданной. Как сейчас помню — она такой счастливой была, когда говорила о ней…
— А ты предложил сделать аборт? — сглатываю и выдавливаю из себя то, что со слов мамы знаю.
— Да, — хрипит и смотрит в глаза заискивающе. — Я много в жизни ошибок сделал, но эта могла бы стать самой роковой. Если бы не Оля, и не её внутренняя сила… Она тогда просто развернулась и ушла. А я ведь еще и бегал потом, уговаривал одуматься. Доуговаривался блин. Уехала вообще из города — ты же знаешь, что мы в Питере тогда жили? И никаких почти следов не оставила. Ну я и решил, что все к лучшему. Сама разберется, раз приняла такое решение. Бизнесом всерьез занялся, времени думать и не было.
— Но ты же нас нашел?
— Нашел, — вздыхает. — Я ведь и не забыл ее, понимаешь? И когда понял, что сниться начала — с кулечком в руках, хотя ты уже в школу пошла — нанял парней, чтобы разыскали. Только Оля, понятное дело, разговаривать со мной не захотела. И с тобой знакомить отказалась. Я бы может и настоял, но я уже столько гадостей ей сделал, что не мог войной против Ольки-то… Решил — ну и черт с ним. Новую жизнь построю, раз уже повзрослел, семью захотел. Женился. Но за вами присматривал, мне даже фото твои присылали.
— А потом ты дал денег на операцию.
— Ну хоть что-то хорошее сделал в этой жизни, — кривится.
— Пап… а детей-то почему больше не завел?
— А это меня Бог наказал, — совершенно серьезно заявляет мой отец, которого я возле церкви и представить не могла. — Я в тридцать пять заболел. И как итог — бесплодие. С первой женой потому и развелись, а Ирина… у нее свой сын был. Ну я и подумал, будет кому все передать. Жаль, что пацан амебный оказался, ничего не хочет, кроме как своими мажорскими шмотками хвастаться, да у мамки под крылом отсиживаться.
— Ну может изменится что — ему ведь шестнадцать всего, — говорю неуверенно.
— Ну может.
Разговор оставляет горькое послевкусие и больше мы к нему не возвращаемся — хотя всю дорогу домой я не могу не думать о том, насколько хрупкое оно, человеческое счастье.
И как легко можно исковеркать неправильным решением человеческую жизнь…
— Ты чего так поздно? — хмурится Денис, когда я в квартире появляюсь.
— Прости, забыла предупредить, — отвечаю рассеяно, — с отцом ужинала. Но ты бы позвонил, если беспокоился.
Только последняя моя реплика без внимания остается.
Парень хмурится еще сильнее:
— С отцом? Одна? Без меня?
— Ну да… А что такое? Я поговорить с ним хотела.
— А я разве не хотел?
Смотрю на него в некотором недоумении. И пытаюсь отделать шуткой:
— Ну если тебе хотелось поболтать о моем голозадом детстве, которое он не застал…
— Даже если так, ты что, против? — бросает раздраженно Денис.
— Я не против, я только не понимаю, почему ты так агрессивно себя ведешь?
— Может потому, что ты меня ни во что не ставишь? — огрызается парень и хлопает дверь ванной.
Хм. А я думала ретроградный Меркурий закончился уже.
Что ж, скрестись в дверь и продолжать выспрашивать, что с ним такое, не стану. Я на сегодня уже исчерпала запас душевности, самой надо в себя прийти.
К завтрашнему дню оттает сам.
9
Денис не оттаял ни к следующему утру, ни через несколько дней, вызывая все большее недоумение. Он будто превратился в инфантильную девочку, с которой надо было трепетно и осторожно. И, желательно, по десять раз на дню выяснять, что с ним случилось и что я могу сделать, чтобы он больше не хмурился.
Фиговая тактика, вызывающая у меня только раздражение.
Парень ведь и понравился-то мне изначально потому, что выглядел человеком, который знает себе цену, знает чего хочет и умеет этого добиваться — не столько шагая по головам, сколько собственным упорством, продуманностью действий и трудолюбием.
Стержнем своим понравился.
А что сейчас происходит? ПМС?
У нас, конечно, как у любой пары бывают и ссоры, и недомолвки, но нынешний повод мне кажется совершенно надуманным.
— Денис, папа билеты в театр подарил на следующую пятницу, ты пойдешь со мной? Рада буду, — делаю очередную попытку перевести наши отношения хотя бы с уровня «я никогда тебе этого не прощу» на уровень «у нас сложности, но мы справимся».
— Работы много, — бурчит.
— Ну хорошо, — говорю примирительно. — Маришу позову тогда. А то я уж очень хотела попасть на эту постановку, а на нее и билетов не достать…
— Да? Ну ладно, сходим, — соглашается таки на мое предложение, будто уверенность в эксклюзивности этого мероприятия становится для него более весомым аргументом, чем возможность провести со мной время.
Возможно я предвзята… Да, определенно. Потому как наше общение налаживается, и к пятнице мы снова выглядим как воркующая парочка. И входим в небольшой холл театральный холл обнявшись.
Денис помогает мне снять пальто и восхищенно цокает языком — я успела заскочить домой переодеться и теперь ни капли не жалею об этой суете. Ярко-зеленое платье до колен из летящего шифона с красивым бантом на шее, высокий гладкий хвост и замшевые сапоги на каблуках выделяют меня среди дам в повседневных и даже вечерних нарядах темных цветов.
Мы проходим на свои места, расположенные очень удачно, и я чувствую себя почти счастливой — спектакль действительно захватывает. Даже Денис заинтересовывается происходящим на сцене, хотя он не большой любитель театра. И берет меня за руку, переплетя пальцы с моими, и улыбается, тихонько комментируя происходящее, а в антракте провожает к бару.
Я наслаждаюсь мелкими пузырьками в бокале и его вниманием, которого мне так не хватало последнее время, потому замечаю подошедшую к нам пару только когда они оказываются совсем близко.
— Илья Демидович! — вдруг восклицает Денис тоном на октаву выше привычного. — Какая неожиданность! Рад вас видеть.
Закрываю на пару секунд глаза, будто надеясь, что за это время что-нибудь, да рассосется, а потом поворачиваюсь и спокойно приветствую Каримову и его спутницу.
Мужчины начинают светскую беседу, обмениваясь общими фразами, а я, чтобы отвлечься от неуместного страха перед будущим, в котором всегда будет Каримов, куда бы я ни пошла, незаметно оглядываю девушку, которую мой бывший муж водит по театрам.
Уверенная в себе, стильная, красивая. Не эскортница, хотя я в этом не слишком разбираюсь.
Неужели и правда его девушка?
Что-то дергает внутри, вслед за мыслью, что мы с Каримовым в театре никогда не были, да и в кино не выбирались ни разу — у него не было времени на подобную «ерунду». И единственное, что его интересовало после тяжелого рабочего дня — это еда и постель, желательно вместе со мной.
Но я гоню её прочь.
И тут же понимаю, что, занятая разглядыванием и собственными мыслями, а также тем, чтобы держать на лице доброжелательную маску, совсем упускаю разговор мужчин. А зря.
— Интересная мысль, Денис, — голос Каримова звучит покровительственно. Мой парень будто и не замечает этого, а меня едва не передергивает. — Можно обсудить это за ужином после спектакля.
— Мы планировали другое…
— Мы с удовольствием!
Звучит от нас одновременно.
И оба удостаиваемся насмешливо вздернутой черной брови.
Черт.
Я могу сто раз отказаться от игр Ильи, в чем бы они не заключались, зато он не стесняется брать пленных…
— Отпустим молодежь — мы явно собирались в разные заведения, — неожиданно выступает спутница Каримова, которая представилась Валерией. И смотрит при этом на меня в упор. Я была бы рада такой неожиданной помощи, если бы не снисходительный тон и то, как она ведет коготками по напрягшейся руке мужчины, будто заявляя свои права и на рукав, и на главного альфа-самца в этой толпе. Вряд ли она старше меня более чем на три года или обладает какой-то особенно голубой кровью, чтобы указывать таким образом мне место… В том, что мне — я не сомневаюсь.
Но Каримов — это Каримов. Он одинаково сволочь со всеми, кто ему перечит, потому и на Валерию, и на ее руку бросает такой взгляд, что девушка бледнеет, а ее кисть безвольно опадает.
— Уверен, мы придем к компромиссу, — говорит он жестко, даже не сомневаясь в том, что все, по итогу, будут плясать под его дудку. — Куда бы ты хотела, Майя?
«Подальше отсюда», — читается, полагаю, в моем взгляде, потому что глаза Каримова опасно сужаются.
Чертов… бывший. С чего тебе захотелось притвориться друзьями, что с удовольствием проводят время парами?
Может еще и не поздно сделать конем и всё рассказать отцу и моему парню, намекнув, что у Каримова собственные интересы, но меня сильно тормозят две вещи.
Во-первых, я не уверена, что у него и правда есть какой-то интерес в отношении меня, и все происходящее не случайность, которой он просто забавляется. То, что ему нравятся человеческие шахматы мне известно давно. Во-вторых — и это даже хуже — я не уверена, что режиссированное им шоу не много сложнее, чем я могу представить. И мои попытки испортить с ним отношения только сыграют на руку. Вдруг он ждет, что я закачу скандал или что подобное, попытавшись вывести его на чистую воду — и развяжу ему тем самым руки для полномасштабных действий в области чего бы то ни было?
Несколько мгновений я пребываю в растерянности, но потом принимаю решение. Мудрое, как мне кажется, и дающее мне шанс переиграть мужчину при любом раскладе.
Я выбираю безразличие, как будто у нас и правда нет прошлого, а если оно и есть, то не является поводом для волнений. Ведь у меня новая жизнь, где он мне никто — всего лишь приятель отца, с которым я буду любезна и вежлива, как и с любым другим мужчиной «старшего поколения». Потому говорю с прохладной улыбкой, одновременно демонстрируя это самое равнодушие и увеличивая дистанцию между нами, давая понять, что его общество меня не слишком важно:
— Я не откажусь вкусно поесть. «Люди» меня вполне устроят, раз Денису интересно продолжить разговор.
Мне кажется, что я вижу искру неудовольствия во взгляде Каримова, но уверенности в этом нет.
Мы, наконец, расходимся.
Вот только «предвкушение» похода в ресторан омрачает удовольствие от второго действия. И еще больше вечер омрачает тот факт, что стол нам достается довольно маленький, и я невольно оказываюсь не только напротив Дениса, но и рядом с Каримовым.
И пусть сажусь аккуратно и держу колени вместе, а кисти рук — на столе, не могу не почувствовать мужскую ногу, то ли осознанно, то ли случайно задевшую мою.
Меня снова окутывает его запах, как будто это не мужской аромат, а туман, застилающий мне глаза…
* * *
… — Что ты будешь, золотая?
— Посоветуешь? Мне знакомы названия, но… Кажется, я ничего из этого не пробовала.
— Тогда закажу пока тебе то же, что и себе. Думаю, тебе понравится.
— Твои любимые блюда? — улыбнулась.
— О нет. Мое любимое блюдо передо мной…
* * *
Я в меню смотрю и не вижу ни единой буквы. Хорошо, что знаю его досконально и могу сделать заказ уверенно, ни единым жестом не показав, насколько мне сложно вообще здесь находиться.
Разговор между мной и Лерой быстро увядает: мы обмениваемся парой фраз на тему спектакля и внешности главной героини и дальше не пытаемся найти точек соприкосновения. Денис же не устает сыпать какими-то знакомствами и идеями, будто пришел на собрание инвесторов и активно продает им проект.
Не сказать, что он глупо как-то действовует, но я уже не раз убеждалась — не достаточно энтузиазма и правильных знакомств, ой не достаточно. Никто в современных условиях не станет брать тебя за руку и тащить за собой, попутно восхищаясь твоей гениальностью — люди готовы вкладываться только когда видят основательные расчеты и способность рисковать и своими деньгами, а не умение хватать то, что тебе подносят на блюдечке.